Народ толпился.

На Белку в колесе зевал он и дивился.

Вблизи с берёзы ей дивился тоже Дрозд: Так бегала она, что лапки лишь мелькали И раздувался пышный хвост.

«Землячка старая, – спросил тут Дрозд, – нельзя ли, Сказать, чтo? делаешь ты здесь?» — «Ох, милый друг! тружусь день весь: Я по делам гонцом у барина большого; Ну, некогда ни пить, ни есть,

Ни даже духу перевесть». —

И Белка в колесе бежать пустилась снова.

«Да, – улетая, Дрозд сказал, – то ясно мне, Что ты бежишь, а всё на том же ты окне».

Посмотришь на дельца иного:

Хлопочет, мечется, ему дивятся все: Он, кажется, из кожи рвётся,

Да только всё вперёд не подаётся, Как Белка в колесе. [159]

1832

III. Мыши

«Сестрица! знаешь ли, беда! —

На корабле Мышь Мыши говорила, — Ведь оказалась течь: внизу у нас вода Чуть не хватила

До самого мне рыла.

(А правда, так она лишь лапки замочила.) И чтo? диковинки – наш капитан Или с похмелья, или пьян.

Матросы все – один ленивее другого; Ну, словом, нет порядку никакого.

Сейчас кричала я во весь народ, Что ко дну наш корабль идёт:

Куда! – Никто и ухом не ведёт, Как будто б ложные я распускала вести; А ясно – только в трюм лишь стоит заглянуть, Что кораблю часа не дотянуть.

Сестрица! неужли нам гибнуть с ними вместе!

Пойдём же, кинемся скорее с корабля; Авось не далеко земля!»

Тут в Океан мои затейницы спрыгнули И – утонули;

А наш корабль, рукой искусною водим, Достигнул пристани и цел и невредим.

Теперь пойдут вопросы:

А что же капитан и течь, и что матросы?

Течь слабая, и та

В минуту унята;

А остальное – клевета.

1832

IV. Лиса

Зимой, ранёхонько, близ жи?ла, Лиса у проруби пила в большой мороз.

Меж тем оплошность ли, судьба ль (не в этом сила), Но – кончик хвостика Лисица замочила, И ко льду он примёрз.

Беда невелика, легко б её поправить: Рвануться только посильней

И волосков хотя десятка два оставить, Но до людей

Домой убраться поскорей.

Да как испортить хвост? А хвост такой пушистый, Раскидистый и золотистый!

Нет, лучше подождать – ведь спит ещё народ; А между тем авось и оттепель придёт, Так хвост от проруби оттает.

Вот ждёт-пождет, а хвост лишь боле примерзает.

Глядит – и день светает,

Народ шеве?лится, и слышны голоса.

Тут бедная моя Лиса

Туда-сюда метаться;

Но уж от проруби не может оторваться.

По счастью, Волк бежит. «Друг милый! кум! отец! — Кричит Лиса. – Спаси! Пришёл совсем конец!»

Вот кум остановился —

И в спа?сенье Лисы вступился.

Приём его был очень прост:

Он на?чисто отгрыз ей хвост.

Тут без хвоста домой моя пустилась дура.

Уж рада, что на ней цела осталась шкура.

Мне кажется, что смысл не тёмен басни сей: Щепотки волосков Лиса не пожалей — Остался б хвост у ней. [160]

1832

V. Волки и Овцы

Овечкам от Волков совсем житья не стало, И до того, что наконец

Правительство зверей благие меры взяло Вступиться в спа?сенье Овец, — И учреждён Совет на сей конец.

Большая часть в нём, правда, были Волки; Но не о всех Волках ведь злые толки.

Видали и таких Волков, и многократ, — Примеры эти не забыты, —

Которые ходили близко стад

Смирнёхонько – когда бывали сыты.

Так почему ж Волкам в Совете и не быть?

Хоть надобно Овец оборонить,

Но и Волков не вовсе ж притеснить!

Вот заседание в глухом лесу открыли; Судили, думали, рядили

И, наконец, придумали закон.

Вот вам от слова в слово он:

«Как скоро Волк у стада забуянит И обижать он Овцу станет,

То Волка тут властна Овца,

Не разбираючи лица,

Схватить за шиворот и в суд тотчас представить, В соседний лес иль в бор».

В законе нечего прибавить, ни убавить.

Да только я видал: до этих пор, — Хоть говорят, Волкам и не спускают, — Что будь Овца ответчик иль истец, А только Волки всё-таки Овец

В леса таскают.

1832

VI. Крестьянин и Собака

У мужика, большого эконома,

Хозяина зажиточного дома,

Собака нанялась и двор стеречь, И хлебы печь,

И, сверх того, полоть и поливать рассаду.

Какой же выдумал он вздор, —

Читатель говорит, – тут нет ни складу, Ни ладу.

Пускай бы стеречи уж двор;

Да видано ль, чтоб где собаки хлеб пекали Или рассаду поливали?

Читатель! Я бы был не прав кругом, Когда сказал бы: «да», – да дело здесь не в том, А в том, что наш Барбос за всё за это взялся, И вымолвил себе он плату за троих; Барбосу хорошо: что нужды до других.

Хозяин между тем на ярмарку собрался, Поехал, погулял – приехал и назад, Посмотрит – жизни стал не рад, И рвёт, и мечет он с досады:

Ни хлеба дома, ни рассады.

А сверх того, к нему на двор

Залез и клеть его обкрал начисто вор.

Вот на Барбоса тут посыпалось руганье; Но у него на всё готово оправданье: Он за рассадою печь хлеб никак не мог; Рассадник оттого лишь только не удался, Что, сторожа? вокруг двора, он стал без ног; А вора он затем не устерёг,

Что хлебы печь тогда сбирался.

1833

VII. Два мальчика

«Сенюша, знаешь ли, покамест, как баранов, Опять нас не погнали в класс,

Пойдём-ка да нарвём в саду себе каштанов!»

«Нет, Федя, те каштаны не про нас!

Хоть, кажется, они и недалёко, Ты знаешь ведь, как дерево высоко: Тебе, ни мне туда не влезть,

И нам каштанов тех не есть!»

«И, милой, да на что ж догадка!

Где силой взять нельзя, там надобна ухватка.

Я всё придумал: погоди!

На ближний сук меня лишь подсади.

А там мы сами умудримся —

И досыта каштанов наедимся».

Вот к дереву друзья со всех несутся ног, Тут Сеня помогать товарищу принялся, Пыхтел, весь потом обливался

И Феде, наконец, вскарабкаться помог.

Взобрался Федя на приволье:

Как мышке в закроме, вверху ему раздолье!

Каштанов там не только всех не съесть, — Не перечесть!

Найдётся чем и поживиться,

И с другом поделиться.

Что ж! Сене от того прибыток вышел мал: Он, бедный, на низу облизывал лишь губки; Федюша сам вверху каштаны убирал, А другу с дерева бросал одни скорлупки.

Видал Федюш на свете я,

Которым их друзья

Вскарабкаться наверх усердно помогали, А после уж от них – скорлупки не видали! [161]

1833

VIII. Разбойник и Извозчик

В кустарнике залегши у дороги, Разбойник под вечер добычи нажидал, И, как медведь голодный из берлоги, Угрюмо даль он озирал.

Посмотрит, грузный воз катит, как вал.

«О, го! – Разбойник мой тут шепчет, – знать, с товаром На ярмарку; чай всё сукно, камки, парчи.

Кручина, не зевай – тут будет на харчи: Не пропадёт сегодня день мой даром».

Меж тем подъехал воз; кричит Разбойник: «Стой!» — И на Извозчика бросается с дубиной.

Да лих; схватился он не с олухом-детиной: Извозчик – малый удалой;

Злодея встретил мостовиной,

Стал за добро своё горой,

И моему герою

Пришлося брать поживу с бою —

И долог и жесток был бой на этот раз.

Разбойник с дюжины зубов не досчитался, Да перешиблена рука, да выбит глаз; Но победителем, однако ж, он остался: Убил Извозчика злодей.

Убил – и к добыче скорей.

Что ж он завоевал? – Воз целый пузырей!

Как много из пустого

На свете делают преступного и злого.

1833

IX. Лев и Мышь

У Льва просила Мышь смиренно позволенья Поблизости его в дупле завесть селенье И так примолвила: «Хотя-де здесь, в лесах, Ты и могуч и славен;

Хоть в силе Льву никто не равен И рёв один его на всех наводит страх, Но будущее кто угадывать возьмётся — Как знать? кому в ком нужда доведётся?

И как я ни мала кажусь,

А, может быть, подчас тебе и пригожусь». — «Ты! – вскрикнул Лев. – Ты, жалкое созданье!