Он поцеловал ее в шею.
— Как только ты можешь быть такой жестокой, дорогая? — жалобно сказал он. — Ты это серьезно говоришь?
— Конечно, совершенно серьезно, — подтвердила она и легко щелкнула его по носу. — Сейчас я оденусь и помогу тебе.
— Для этого тебе вовсе не надо одеваться, — возразил Марсель с хитрой усмешкой.
— О, это, конечно, целесообразно, если мы только не хотим немного поработать, — возразила она и наморщила лоб. — Или ты хочешь и дальше рисовать меня в качестве обнаженной натуры? Разве ты не намереваешься выставить картину?
— Нет, — он покачал головой. — Конечно, нет, если ты имеешь что-нибудь против. Кроме того, я, так или иначе, не успею ее закончить. Для этого мне нужно еще пару недель.
— Хорошо. Ты уже подумал, какие картины хочешь выставить? Помочь тебе разобраться?
— Очень хорошо, мы можем это сделать. Если ты непременно настаиваешь на этом, тогда мы сейчас же начнем работать.
Когда он прошел в мастерскую, Кэрол вымыла посуду после завтрака и оделась. Она надела джинсы и белый облегающий свитер, а потом завязала волосы конским хвостом. Марселю нужен кто-то, кто вел бы себя с ним достаточно энергично, подумала она. Он живет очень расточительно и просто не принимает жизнь всерьез. Она не могла себе представить, чтобы все художники были такими.
Марсель как раз рассматривал портрет хитро прищурившегося старого мужчины в берете. Кэрол уже нашла несколько портретов старика среди его работ, но никогда о нем не спрашивала. Очевидно, он его все-таки знает.
— Марсель, а что это, собственно, за старик? — спросила она, подойдя к нему. — Как я уже заметила, ты нарисовал много его портретов. Он мне нравится.
Ей показалось, что на лице Марселя, когда он рассматривал портрет, появилось выражение, исполненное любви.
— Это — Антуан, старый клошар, — задумчиво объявил он. — Да, я его тоже люблю. Время от времени мы встречаемся.
Кэрол показалось, что этот клошар на самом деле представлял собой нечто другое, но она больше не хотела ничего о нем спрашивать.
— Хочешь взять эту картину, Марсель? Мне она кажется очень выразительной. Но речь, конечно, идет о том, под каким девизом ты захочешь выставить свои работы.
Он закурил сигарету и начал ходить от одной картины к друтой, критически их осматривая.
— Я думаю дать моей выставке название «Парижские впечатления», — сказал он, наконец. — Итак, это означает, что я выберу городские мотивы, городские сцены, типичные сценки в ресторанчиках и, естественно, такие характерные портреты, как твой и Антуана.
— Я считаю, что эта тема действительно хороша, — одобрила она. — Твои картины, посвященные Парижу, я нахожу очень удачными. Они выразительны и производят сильное впечатление, так же, как и твои портреты разных людей. Но мой портрет тебе не надо выставлять. Я не принадлежу Парижу и, конечно, буду выглядеть несколько чужеродным явлением среди других характерных лиц.
Марсель ей нежно улыбнулся, прежде чем взял в руки недавно законченный портрет Кэрол и, держа его перед собой, внимательно рассмотрел. Потом он снова положил его на стол.
— Ты права. Ты — не парижская девушка. Я тебя никогда не продам, а повешу твое изображение в качестве воспоминания о тебе, когда ты снова вернешься в Америку.
У Кэрол от боли сжалось сердце при этих словах. В качестве воспоминания о ней! Должно ли это означать, что он просто отпустит ее, не сделав попытки каким-нибудь образом продолжить их отношения.
Теперь у нее была возможность спросить его, как он представляет себе их отношения в дальнейшем. Но Марсель уже снова старательно занимался другими картинами, и она должна была признаться себе, что боится ответа на этот вопрос.
— А как ты находишь эту картину? — спросил он, держа изображение старой женщины, которая сидела на лестнице дома на кривой улочке и чистила картофель.
— Как раз то, что надо, Марсель! Ты непременно должен ее взять, — посоветовала Кэрол. — И этого шарманщика с триумфальной аркой на заднем плане — тоже.
* * *
Кэрол и Марсель провели остаток дня за тем, что отбирали картины для выставки в галерее Бресса. Они нашли еще очень милый мотив Сены, который, однако, был не вполне готов. Сначала Марсель ничего не хотел знать о нем, но потом позволил себя уговорить и обещал закончить его. После того, как все было отобрано, Кэрол не сомневалась в успехе выставки.
В последующие дни Марсель весьма прилежно работал над своей картиной, но и Кэрол не сидела без дела. Она искала подходящие рамы для картин и уже начала их упаковку, кроме того, она варила огромное количество кофе, ходила в магазин за покупками и готовила по французской поваренной книге простые кушанья, которые Марсель хвалил и с удовольствием ел.
Для волнующих любовных игр в эти лихорадочные дни совсем не оставалось времени. Экскурсионные поездки также пришлось прекратить, но после открытия выставки они хотели наверстать упущенное.
Вечером накануне вернисажа они перенесли картины вниз и погрузили в автомобиль для доставки грузов, который Марсель одолжил у своего приятеля. Было нелегко так высоко подниматься и затем спускаться, при этом таская довольно тяжелые картины, но, в конце концов, они это сделали. Рано утром они хотели на этой машине поехать в галерею Бресса и присутствовать при развешивании полотен.
— Сделано, — удовлетворенно сказал Марсель и закрыл двери автомобиля. — Теперь нам надо только надеяться, что кто-нибудь заинтересуется картинами, и пара из них будет продана.
— Наверняка, Марсель, — сказала Кэрол уверенно. Она улыбнулась ему. — Если бы у меня были деньги, то я бы одну купила.
Он притянул ее к себе и поцеловал в щеку.
— Я подарю тебе одну на прощание, дорогая.
Кэрол сглотнула. Зачем он снова завел разговор о прощании? Разве он не заметил, как ей больно от этого? Казалось, что он абсолютно не думал об этом.
Они как раз подошли к двери дома, когда во двор въехал и остановился белый кабриолет. Очень красивая черноволосая девушка вышла из него и поздоровалась с Марселем, сказав ему пару коротких, насмешливо звучащих слов. Кэрол сейчас же догадалась, что это была Камилла. Невольно она приготовилась к обороне.
Марсель остановился и начал болтать с Камиллой. Кэрол решила, что он мог бы этого и не делать.
— Я поднимусь наверх, — пробормотала она. У нее не было ни малейшего желания стоять рядом с ними обоими.
Со смешанным чувством она вошла в дом, в то время как Марсель остался с Камиллой. Она крайне неохотно оставила его наедине с красивой дочерью консьержки после того, как он рисовал ее обнаженной и, конечно, спал с ней.
На первой лестничной площадке Кэрол остановилась и послушала, что происходит внизу. Задняя дверь все еще стояла открытой. Правда, так не подобало себя вести, и она вряд ли смогла бы многое понять из разговора на французском языке, но ей было просто любопытно, о чем болтали эти двое там внизу.
Но все же она поняла из разговора больше, чем хотела. Если бы она просто поднялась наверх, то сохранила бы душевный покой.
Камилла говорила так громко, как будто специально хотела, чтобы все это слышали, и в первую очередь — Кэрол.
— Если ты и в этот раз не заплатишь за квартиру, Марсель, то мать выкинет тебя вместе с твоим долгосрочным договором, — сказала Камилла агрессивно, и Кэрол услышала это. Что он ответил, она не поняла. Он начал говорить тише и, вероятно, попросил Камиллу сделать то же самое. Но черноволосая девушка не желала подчиняться.
— Ты ведь и не хотел ничего иного, — продолжала говорить Камилла. — А ведь мог бы все очень просто уладить. Тебе не надо было платить моей матери за квартиру ни сантима, если бы ты захотел меня. Но ты постоянно болтаешься с другими женщинами. — Она язвительно засмеялась. — Насколько я тебя знаю, ты находишься на содержании у своей золотоволосой американки. Может быть, она достаточно глупа, чтобы также заплатить и за твою квартиру.
Марсель быстро ответил, но Кэрол не поняла, что именно. Она торопливо поднялась вверх по лестнице. Того, что она услышала, было достаточно, чтобы снова проснулись отчаяние и недоверие. Действительно ли Марсель позволял женщинам содержать себя, так как был не в состоянии сам зарабатывать себе на жизнь?
