28 июля Чичерин передает в Берлин: «В действительности нет такого противоположения между немецкой и английской ориентацией среди казаков, как между Германией и Англией на поле сражения, ибо в конечном счете вся контрреволюция выгодна обоим. И даже, пожалуй, Англия останется в дураках, ибо если Алексеев, Дутов и все англофильские белогвардейцы победят, то победившей реакции придется опираться больше на Германию, чем на Англию. Но поскольку в нынешний момент Алексеев для них (т. е. для немцев. — Авт.) неудобен, это противоположение, хотя и неглубокое, может быть использовано. А так как теперь элементы, в настоящий момент неудобные Германии, там сильнее, то это обстоятельство надо учесть и эту рознь надо углубить». Для этого имелись кое-какие возможности.

27 июля в Берлине возобновились переговоры. Германская сторона внесла проект экономического и политического соглашений. Она потребовала от Советской России отказа от обширной территории на западе, согласия на длительную оккупацию Донбасса, уплаты Россией 6 миллиардов рублей и поставок товаров на 1 миллиард.

Иоффе предлагает принять эти предложения. Чичерин тщательно анализирует их. Он сомневается. Его поддерживает Ленин. В Берлин передается указание не связывать себе заранее руки. Чичерин, тяжело переживавший брестскую трагедию, теперь, когда наихудшее было позади, требовал бороться за каждую уступку. Внесенные в проект соглашения положения о невмешательстве во внутренние дела России — большое достижение, это позволяет стабилизировать Западный фронт, но нужно добиваться большего.

Ленин, Свердлов, Чичерин десятки раз перечитывают статьи проекта. Соглашения подписываются не на день и не на месяц. Ради выгод сегодняшнего дня недопустимо закрывать глаза на будущее. Чичерин по указаниям Ленина помогает советской делегации в Берлине занять правильную позицию.

Случилось так, что германский сторона сама подошла к вопросу о контрреволюционном мятеже белоказаков. Новый германский посол в РСФСР Гельферих высказался через два дня после прибытия в Москву о желательности совместной борьбы советских и германских войск со ставленником Антанты Алексеевым. Нарком 2 августа в письме послу заявил, что «движение Краснова и Алексеева не имело бы такого размера, если бы германские власти не поддерживали его (по крайней мере, в отношении Краснова)». В то же время Иоффе, Красин и Менжинский, со своей стороны, в Берлине разъясняли германскому правительству, что помощь немцев Краснову — это та же помощь Антанте в ее борьбе против Германии. Так, действуя согласованно в Берлине и в Москве, вскоре удалось добиться поставленной цели, немцы перестали поддерживать Краснова, белые лишились одного из важных источников снабжения их оружием. Пошла Германия и на другие уступки.

В результате 27 августа Иоффе по поручению Советского правительства подписал дополнительные соглашения к Брестскому договору. Эти соглашения — важная победа, а для советских дипломатов — один из ценных уроков сложного внешнеполитического искусства.

На заседании ВЦИК при ратификации соглашений Чичерин говорил:

— В общем, при глубочайшем различии между строем России и Германии и основными тенденциями обоих правительств мирное сожительство обеих стран, являющееся всегда предметом стремлений нашего рабоче-крестьянского государства, является в настоящее время желательным и для германских правящих кругов… Обращая свой фронт против наступающего на нас англо-французского империализма, мы обеспечиваем себе тыл предъявляемыми сегодня для ратификации договорами с Германией.

В Берлине у юзовского аппарата нетерпеливо ждал вестей Иоффе. Москва долго не отвечала. Наконец аппарат заработал.

— Здравствуйте, Георгий Васильевич, — передает Иоффе. — Мне необходимо сейчас знать, ратифицировал ли ВЦИК? Из министерства непрерывно запрашивают.

— Договоры ратифицированы. Курьер только что уехал в Берлин, — отвечает Чичерин.

Закончился трудный отрезок пути, фронт был стабилизирован.

Однако к моменту подписания новых соглашений германское правительство фактически отозвало из Москвы свое посольство. Новый посол Гельферих, крупнейший представитель берлинских экономических кругов, пробыл в советской столице немногим больше недели. 7 августа он выехал в Германию для участия в особо важном коронном совете. В тот же день весь состав германского посольства переехал в Петроград, якобы для обеспечения своей безопасности, а оттуда перебрался в Псков. Возникли опасения, что немцы готовят новые провокации, необходимы контрмеры.

И в день ратификации дополнительных соглашений с Германией Советская Россия была объявлена единым военным лагерем. На Восточном фронте Красная Армия перешла в наступление.

Бросок германской армии не состоялся, советская дипломатия добилась осязаемого успеха.

Договоры с Германией открывали новые перспективы. Существовавший до этого момента известный простор для империалистической политики захватов по отношению к России значительно сузился. Надо, однако, развивать успех. Теперь дипломатии, как никогда, отводилась самая активная роль в отражении натиска внешней и внутренней контрреволюции. Как можно скорее добиться урегулирования отношений со странами Антанты — вот задача дня. НКИД использует все средства, чтобы вывести Советскую страну из войны. Но Антанта оставалась глуха к призывам о мире. Больше того, «постепенно сгущались тучи антантовской интервенции, — отмечал Чичерин. — Происходил процесс постепенного замуровывания России, изолирования ее антантовской блокадой, так называемым «окружением» или «санитарным кордоном».

Многочисленные враги Советской России не собирались складывать оружия. Они готовили подрывные акции, пытались влиять на колеблющихся, эксплуатировали невежество отсталых слоев населения, провоцировали крестьянские мятежи. Каждый мирный день был драгоценен. Время завоевывало массы, оно выступало на стороне революции.

В самом начале сентября ВЧК раскрыла и ликвидировала заговор Локкарта. Вслед за этим в Петрограде в бывшем здании английского посольства было накрыто тайное совещание с участием русских белогвардейцев.

Антантовцы подняли невероятный шум, требуя немедленного вмешательства во внутренние дела Советской страны. Еще бы, заговор Локкарта преследовал именно эту цель! При аресте этого агента были найдены письменные свидетельства далеко задуманного шантажа, намечалось опубликовать фальшивую «тайную переписку» Советского правительства с представительством Германии, подложные тексты секретных договоров. Врагам хотелось спровоцировать столкновение РСФСР с Германией.

Локкарт заслуживал серьезного наказания. Но было решено, и об этом заявил 6 сентября Чичерин, что в случае, если русские граждане получат возможность выехать на Родину, английские и французские, а среди них и Локкарт смогут покинуть Россию. Английское, как и французское, правительство согласилось на это: на Родину вернулись советские люди, в том числе М. М. Литвинов.

Советское правительство проявило максимум выдержки, оно терпело присутствие послов стран Антанты и не предпринимало никаких мер к их выдворению. Сложилось оригинальное положение: на территории Советской России находились посольства государств, не признававших ее правительства, но которые тем не менее поддерживали с ним какие-то отношения и даже пользовались дипломатическим иммунитетом. Советская же республика была лишена возможности иметь свои представительства в этих государствах. Больше того, при покровительстве буржуазных правительств бывшие царские послы пытались сохранить права представительства в ряде иностранных столиц. Действовали они там во вред Советскому государству. После отъезда Литвинова из Англии у Советской России осталось всего лишь три представительства: Иоффе в Берлине, Боровский в Стокгольме и Берзин в Берне.

Как добиться открытия новых представительств? Этот вопрос постоянно заботил наркома. Изыскивались различные средства. Вот, например, из Петрограда упорно не желает переезжать в Москву голландский посланник Удендайк. Он демонстративно уклоняется от любых встреч с советскими представителями.