– До него, господин хороший, до него, – закивала старуха, протягивая билеты. – Вот тебе три взрослых и два детских.

Доктор достал кошелек, и тут Павлуша, ходивший кругами вокруг старухи, ухватил ее сзади за подол и стал от доктора оттаскивать.

– Ах ты дрянь такая! – отбивалась старуха, не забывая при этом прикрывать лицо. – Чья птица?

Чтобы унять павлина, пришлось связать ему клюв бантом Кэнди.

– Держи билет на своего хищника, – старуха великодушно всучила Йонингу литер на Павлушу.

Доктор расплатился, тут и поезд подошел.

– Садитесь! – кричит старуха.

– Разве нам не на вторую платформу? – удивилась Флокси.

– Сюда, сюда, – в руке у старухи появилась хворостина, которой она начала загонять их в вагон, как стадо гусей.

– Вон же наш «динки», – закричал Дэвид, показывая в другую сторону.

«Динки» – паровоз и два вагончика – стоял под парами. Они вскочили в вагон в последнюю минуту. Старушка прошипела им вслед:

– Ножки гнуты, горки круты!

Дэвид и Кэнди сели у окна, отдельно от взрослых. На ухабах вагончик подбрасывал их, как лошадка. Сиденье было жесткое, скрипучее – точно седло. Иногда они сталкивались коленками, и оба смущенно замолкали.

Детектив подозрительно [вглядывался] в заоконные пейзажи, бормоча себе под нос:

– Мост… водокачка… тисовая роща… харчевня «Пальчики оближешь»…

– Фикс, что вы там бормочете? – спросил доктор.

– Фиксирую детали.

– Зачем? – удивилась Флокси.

– В нашем деле все может пригодиться.

– Он даже сны записывает, – шепнул ей доктор на ухо.

– Свои? – так же шепотом спросила Флокси.

– Чужие. Во сне, знаете ли, человек может ограбить банк и сухим выйти из воды. «А почему бы мне, – рассуждает он, проснувшись, – не провернуть такую же операцию в жизни?» Так вот, записывая чужие сны, Фикс сумел раскрыть два или три преступления еще до того, как они были совершены.

Флокси молча достала из сумочки записную книжку и стала набрасывать карандашом портрет задумчивого Фикса.

– Что вы делаете? – полюбопытствовал Йонинг.

– Пытаюсь зарисовать мысль еще до того, как она придет ему в голову.

«Динки», пыхтя, с трудом вскарабкался на очередную гору и немного постоял, переводя дыхание.

Дэвид извлек из кармана трещалку – такая, знаете, проволочка с резинкой, на которую накручивается пуговица; если эту штуковину завернуть в бумажку и подарить соседу по парте (лучше, конечно, соседке), смеху будет на весь урок. Кэнди, например, на полметра подскочила. Зато потом лучшая трещалка во всем Хэллоу была преподнесена ей в подарок. Всю дорогу Дэвид оказывал своей даме сердца такие знаки внимания, а так как этими «знаками» были набиты его карманы, к концу путешествия Кэнди сказочно разбогатела.

В вагон вошел контролер.

– Попрошу билетики.

Доктор протянул шесть билетов.

– Так… три взрослых, два детских и один… – контролер повертел в руках литер на Павлушу. – А где свинья?

– Какая свинья? – растерялся доктор.

– Литер у вас на свинью, – терпеливо разъяснил контролер. – Вот я и спрашиваю, где свинья.

– Вообще-то у нас птица, – вступил в разговор Фикс.

– Павлин, – уточнила Флокси.

Контролер покосился на Павлушу, помалкивающего в тряпочку, – а что скажешь в свое оправдание, когда у тебя клюв перевязан бантом?

– Платите штраф, сэр.

– Мы не виноваты! – воскликнула Флокси.

– Мы купили их из рук такой милой старушки, – оправдывался доктор. – Возьмите, говорит, билет на своего хищника.

– У старушки? – сощурился контролер.

– С цыплятками. Так она ласково называла свой багаж.

– Баулы, узлы, чемоданы…

– Ясно, – остановил их жестом контролер. – опять безобразничает. То не в ту сторону отправит, то просроченный билет продаст. А мы тут разбирайся. Ну и работка. За целый день ни разу не присядешь.

– А вы садитесь, – предложила Флокси.

– Служба. А трясет как! – вернулся он к своей мысли. – К вечеру глаза на затылке, голова раскалывается, ноги ватные.

– И с таким букетом болезней вы еще работаете? – изумился доктор. – Вы позволите?

Не дав контролеру опомниться, он забинтовал ему голову.

– А чтобы глаза не лезли на затылок, будете принимать вот это. Натощак, после еды.

Контролер открыл рот, чтобы что-то спросить, и тут же в него посыпались синие, желтые и красные горошины. Он мужественно это проглотил, поблагодарил доктора и не очень твердой походкой направился к выходу. Кэнди захихикала.

– А главное, берегите ноги, сэр, – крикнул Йонинг ему вдогонку. – Не подходите близко к угольной топке. На такой работе недолго и сгореть.

На вокзале в Льюисвилле их встретило удивительное существо, состоящее сплошь из мыльных пузырей.

– Ах, наконец-то! – Неизвестный распростер объятия, в которых утонула Кэнди. – Ах, как я рад! Ты меня не забыла, малышка? Ах, какие мыльные пузыри я пускал над твоей кроваткой! Ах! Ах, дайте же я со всеми познакомлюсь! Меня зовут Ах, а вас?

Люди испуганно разглядывали привидение, многие от него шарахались и напрасно – более дружелюбного существа я просто не встречал. Как же ему обрадовалась Кэнди! Последний раз она видела Аха пять лет назад… да, пять лет назад ее похитил этот ужасный Бэрр. А как хорошо жилось ей в замке с привидениями. С Ахом, Охом и Ухом. Особенно с Ахом. Ох любил поохать, повздыхать о старой доброй Англии. Ух – тот готов был радостно ухать по каждому поводу, и эта глуповатая восторженность утомляла. Зато Ах…

– Ах, идемте, идемте, – подгонял он путешественников. – Они ведь ничего еще не знают, не знают! Что будет, ах!

«О ком это он?» – подумал Дэвид. «Куда он нас тянет?» – подумала Флокси. «Кто этот мыльный пузырь?» – подумал Йонинг. Фикс не мог думать ни о чем постороннем, его мысли были заняты Камиллой. Но вот что важно: как люди благовоспитанные, они не стали задавать вслух лишних вопросов, а просто поступили в распоряжение мыльного пузыря.

Ах привел их к знаменитому «бутылочному домику». Как следует из названия, он был весь построен из бутылок. Летом, нагреваясь от солнца, они приносили в дом тепло, а зимой, нагреваясь от печи, не давали теплу уйти на улицу. В каждой бутылке светился огонек, и оттого казалось, что на тебя нацелены сотни фонариков.

Придумал все это Геркулес. Мама, страстная поклонница античного искусства, дала ему при рождении имя греческого героя, поражавшего всех своими мощным торсом и рельефными бицепсами. И не угадала: ни ростом, ни телосложением, сын, что называется, не вышел. И стали домашние звать Геркулеса уменьшительно – Кульком.

Зато фантазия у Кулька была поистине Геркулесовой. Соорудив своими руками «бутылочный домик», он устроил в нем с т р а н н о в е д ч е с к и й м у з е й, то есть музей всяких странностей. Была здесь, например, пишущая машинка, которая сама печатала… правда, лишь одну фразу: «Кашу есть не буду». Был древний шкаф палисандрового дерева, видевший еще Генриха Четвертого и при открытии створок по старинке скрипевший «Боже, храни короля!». Чего здесь только не было! Но главной достопримечательностью были, конечно, живые экспонаты – привидения! – Ах, Ох и Ух. Кулек пристроил их в музей после того, как они стали бездомными. Помните, что сказали Бьюти привидения? Если через год и один день она не вернется, они подыщут себе новых хозяев.

Так они оказались в Льюисвилле у Геркулеса. В Кульке они души не чаяли! (Я не уверен, что у привидения есть душа, но что-то они в нем не чаяли, это я хорошо помню.) Готовили обеды, стирали, пылесосили… и еще успевали экспонатами поработать. Неудивительно, что слава о них гремела далеко за пределами Чеширского графства. Каждый, кто приезжал в Льюисвилль, первым делом спешил в «бутылочный домик». И не обманывался в своих ожиданиях.

Кулек очень обрадовался гостям, а Ох и Ух ходили за ними, как приклеенные. Показывая музей, Кулек говорил:

– Каждый день у нас около трехсот посещений. В основном дети. До сорока в день.

– Как это? – не поняла Флокси. – «В основном дети» и… «всего сорок»?