– Гостиная и впрямь красивая, – сказала она (произнеся «крясивая»).

Пока Марта, завитая и переряженная в горничную, уже стояла в белых перчатках у входной двери, готовая открыть, умирающая от страха, все три Дэма послушно ждали. Напряженные, ощущающие себя в своем доме как в гостях, они не осмеливались расслабиться и сесть поудобнее. Навострив уши, они ловили звуки, доносящиеся с улицы, при этом старались поддерживать какое-то бледное подобие беседы, теряя нить и вновь тщетно пытаясь ее поймать. Движимые каким-то смутным чувством собственного достоинства, они избегали разговоров о госте – теперь, когда его приход был так близок. Они не хотели себе признаться, что все их мысли – о нем, и в душе они лопаются от гордости, что столь знаменитая личность придет к ним в гости, пусть даже в десять часов вечера. Время от времени, правда, они допускали намек на господина заместителя Генерального секретаря, для пущей естественности. А чаще всего повисала тишина, наполненная благородством по отношению друг к другу и странной радостной меланхолией; мадам Дэм проверяла, достаточно ли чисты ее длинные ногти, или взбивала свое кружевное жабо, или ласково улыбалась, пристроив кривые желтые зубы на вялой подушечке нижней губы. Важный начальник сказал, что придет к ней в десять часов, она была уверена в успехе и вздыхала с чувством глубокого удовлетворения. Она была так счастлива, что несколько раз подряд оделила своей нежностью приемного сына, похлопав его по руке со словами «Эй, привет!». Чтоб занять время, Адриан принес фотографию Солаля, вырезанную из парижского журнала, она объявила, что их гость выглядит как человек, призванный управлять людьми – высшая похвала в ее устах.

Минуты скользили, благородные и радостные, и все ощущали себя близкими людьми дорогому заместителю Генерального секретаря не меньше, чем Рампалям. Они ждали с нежностью, чувствуя себя уверенными и защищенными. Время от времени кто-то вставал, чтобы снять несуществующую пылинку с рукава, чтобы чуть-чуть подвинуть круглый столик или переставить безделушку, чтобы посмотреть, показывает ли термометр температуру, достойную человека, призванного управлять людьми, чтобы поправить покрывало на рояле, потом чтобы его слегка приоткрыть, поскольку так как-то приятнее и создается впечатление некой элегантной небрежности. По очереди оба мужчины подходили к окну и, повернувшись спиной к даме, украдкой проверяли некоторые секретные пуговицы.

– В гостиной и правда крясиво, – повторила мадам Дэм в приступе административного восторга. – Можно сделать одно усовершенствование, знаешь, Диди: в оконном проеме повесить репсовые занавески, с разноцветными крупными цветами, нарисованными вручную на репсе, а за ними спрятать электрические лампочки и зажигать их вечером, когда занавески задернуты, ну, в общем, как у Эммелины Вентрадур, это очень богемно. Конечно, когда гости. Короче, мы потом это обсудим. Привет вам, – сказала она очередной раз Диди, кокетливо пощипывая ему запястье, уж как его только не поворачивая.

Завершив санитарную обработку зубов при помощи мелодичного щебета и карманной зубочистки, которую ей одолжил муж, она еще раз подправила свои ужасающие ногти «специальным ножичком» Ипполита и после этого почувствовала потребность в беседе непростой и возвышенной, такой, что пристала бы торжественному моменту. Разнося вокруг себя запах мяты от поглощаемых ментоловых леденцов, она заговорила о книге, весьма недурно написанной и названной «История моей жизни», которую она позаботилась положить на виду на один из круглых вращающихся столиков, именуемых ею «servir-boys». Она открыла это произведение, вышедшее из-под пера королевы Марии Румынской, и зачитала вслух поразившую ее фразу: «Благословенна, трижды благословенна способность, коей Бог одарил меня – способность глубоко чувствовать красоту вещей и наслаждаться ею».

– Правда, прекрясно? Так тонко!

– Да, правда очень тонко.

– Королева есть королева, дорогуша, этим все сказано.

Ее лицо озарилось благодарной улыбкой, поскольку она чувствовала солидарность с королевой Румынии, тем более что скоро должен был приехать господин заместитель, знаменитость, который уж наверняка на приеме у королевы, и получается, что она тоже косвенно знакома и связана с нашей дорогой королевой. Короче, она чувствовала себя сегодня причастной к высшему опчеству. А потом они обсудили фотографию, мадам Дэм видела ее в иллюстрированном еженедельнике, изображавшую другую королеву, которая во время официальной церемонии не побоялась наполовину вынуть ногу из туфельки, чтобы нога отдохнула. Ну совершенно как обычная женщина! Ох, это невыносимо прекрясно!

А затем мадам Дэм вконец расчувствовалась по поводу третьей королевы, захотевшей как-то раз поехать на автобусе, чтобы понять, как это бывает, поскольку она никогда в жизни не ездила на автобусе! Она – и на автобусе, королева, которая может позволить себе любые кареты и шикарные автомобили, на автобусе, как же прекрясно! А дети королевы английской, захотевшие проехаться в метро, чтобы посмотреть, как же это делается! Маленькие принцы – в метро! Ну прямо невозможно мило, сказала она с нежной улыбкой. И к тому же так демократично, отметил месье Дэм. Вернувшись к теме королевы из автобуса, мадам Дэм вспомнила ее трогательную особенность.

– Во время визита в маленький городок, она так мило пошла пожать руку помощнику мэра, бакалейщику-инвалиду, который не мог подъехать к ней сам на своей инвалидной коляске. А она дала себе труд дойти до него, хотя он был в нескольких метрах! К бакалейщику! Какая доброта! Это невыносимо прекрясно! Когда я прочитала это в журнале, у меня слезы навернулись на глаза! Обладает таким непередаваемым обаянием и при этом так легко чувствует себя с убогими! Ах, как она заслуживает своего высокого положения! Как, впрочем, все королевы, такие утонченные, такие милосердные.

Исчерпав список королев, они замолчали. Покашляли, прочистили горло. Затем Адриан посмотрел на часы. Девять тридцать семь. Еще двадцать три минуты, сказал месье Дэм, подавив нервный зевок. Ну вот, теперь визит этой знаменитой лисьности – этого типа, уточнил он мстительно – законсится в полнось и мозно спокойно лозыться спать и не крисять во весь голос, стоб быть светским, и не озыдать, пока этот тип первым что-то скажет. Вдруг мадам Дэм хлопнула Адриана по колену.

– Послушай, мой милый Диди, поговори со мной немного об этом господине, я имею в виду, о его частной жизни, о его характере, чтобы мы составили о нем представление. Послушай, он верует в Бога?

– Но боже мой, этого я не знаю. Зато я знаю точно две вещи, которые свидетельствуют о том, что он необыкновенный человек. Кастро мне рассказал это буквально сегодня утром, надо рассказать это Ариадне, сама леди Шейни рассказала это Кастро, который к ней вхож, то есть это истинная правда. Кстати, надо в один из дней пригласить на ужин Кастро, он очень приятный человек, очень культурный.

– Так что же это за две вещи?

– Во-первых, пожар в этой лондонской гостинице. Вроде как он, рискуя жизнью, спас из огня двух дам.

– О, как это прекрясно! – вскричала мадам Дэм. – О, он точно верующий!

– И потом здесь, в Женеве, жила бездомная карлица, которая играла на улице на гитаре, он вытащил ее из нищеты, снял ей квартиру и, кажется, даже назначил ей содержание, и сейчас она уже не просит милостыню, записалась добровольцем в Армию спасения – в общем, он изменил жизнь этой бедной девушки.

– Я чувствую, мы понравимся друг другу! – воскликнула мадам Дэм.

– Кажется, их даже иногда встречают – они гуляют вместе, он такой высокий, она такая маленькая, кривоногая, в форме Армии спасения.

– Сто говорить, добряк, – заметил месье Дэм, приглаживая усы, чтоб не топорщились. – Правда, Антуанетта?

– Я всегда за благотворительность, – сказала она. – Но в его положении ему не пристало прогуливаться с женщиной не своего круга, и при этом раньше просившей милостыню.

Месье Дэм мурлыкал себе под нос, чтоб занять время, а потом достал из жилетного кармана дешевую сигару, узкую и черную, которую вознамерился зажечь не из-за того, чтобы получить удовольствие от курения – для этого он слишком волновался перед моментом знакомства с гостем, – но чтобы создать себе видимость занятия в момент, когда войдет гость. Жена вынула сигарету у него изо рта и заперла ее в шкаф.