От горьковского толкования недалеко ушло толкование этнографа: «Так называемая матерная русская брань равносильна, собственно, бранным выражениям: молокосос, щенок и т. п… подчеркивающим юность и неопытность объекта брани. Ругающийся выставляет здесь себя как бы отцом того, кого он бранит: неприличная формула матерной ругани означает собственно: я твой отец! точнее: я мог быть твоим отцом!» — Д. Зеленин, Табу слов . § 103. с глухой оговоркой приведено в немецком ЭСРЯ 1. с. 388. Этому анекдотически буквальному, как у иностранца, пониманию противостоит, например, областная запись ( СРНГ 15, с. 51), показывающая, что такое мать: Слышь: как коса звенит! Это не коса, а мать косиная! Аглицкая! — «коса кос» в устном определении Б. Успенского (1987), «всем косам коса» в определении В. Бибихина ( Слово и соб ., с. 271), инаякоса. Сюда же Водка вину теткаили — крепкая водка, тому же вину теткаили Красная водка простой-то тетка( ПРН , с. 796: НРС . 313: СРНГ 15. с. 194). ср. пословичный тип То-то тем-то краснó/крепко/стоúт.Формула матерной ругани ёб твою мать! свариантами на самом деле есть усилениепрямой формулы, в которой оскорбительное действие направлено непосредственно на адресата, вроде ёб тя в рот— но и тут есть усиление, проще английское fuck you, — или (вторично) на предмет речи, например недоназванное, зато разъясненное я их ебалу Войновича:

( Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина , 1.2.30). Так иди к чёртуусиливается до иди к чертовой материи даже бабушке(из этого двойного усиления осуществилась, буквализовалась бабушка Воланда: «Мне посоветовали множество лекарств, но я по старинке придерживаюсь бабушкиных средств. Поразительные травы оставила в наследство поганая старушка, моя бабушка!» — Мастер и Маргарита . 22), а подпустить Кузьку, подкузьмить, обкузьмитьусиливается до Я тебе покажу Кузькину матьили узнаешь (ты)/ попомнишь Кузькину мать( ПРН, с. 133 и 222, ср. на с. 60. 147; СВРЯ, ст. Кузьма). Матерное выражение никогда не значило «привет, я твой отец» и не значит «молокосос, я тебе в отцы гожусь», смысл этого кощунственного, а не «цинического» или «неприличного», ругательства в том, чтобы ударить в корень, задеть до глубины души, оскорбить святое, ср. едри тебя в корень!и мать твою корень!(человек как дерево), у Платонова в Чевенгуре: узнаю—с корнем в момент вырву, до самойматерной матери твоей докопаюсь — на месте угроблю.Мать стоит в одном ряду с душой и богом, отсюда нанизывание твою душу мать!и потом (в) бога душу мать!(«укрючливо матюгался, подцепляя, что там святей да дороже» — Солженицын. Раковый корпус. 8);ему соответствует в армянском обобщение «твое хорошее!» Как у набожных католиков ругательства богохульные, так у русских блатарей с их архаичным культом матери (о нем см. в Женщине блатного мира шаламовских Очерков преступного мира ) ругательства матерные, (i↓1Отказы толковать матерное ругательство. — 2: К оборотам с Кузькой. — 3: Кощунство.)

Как у матушки под крылышком / за пазушкоюравнозначно как у Бога/Христа за пазухой( ПРН , с. 101), при этом дурак — и бабин сынили матушкин сынок/запазушники Божий человек.«Душа ты моя! маменька моя!» — говорит «визлиянии сердечном» председатель гражданской палаты Чичикову ( Мертвые души , 1.7, ср. «Ты заврался, мамочка Иван Григорьевич» —1.8 — к тому же председателю). Сказочная формула превращения ударился о (сырую) землю и оборотилсятем-то напоминает Антеево восставание с новой силой от матери Геи, так уже А. Афанасьев. Поэтич. воззрения 2, с. 678. В пословицах (родной) матерью, маткойили матушкойназываются земля и вода, Москва и Волга, своя хаткаи баня, ночь, печь и лень, рожь, (гречневая) каша и рогожка, (у)рядка«уговор» и правда. О посаженном в куль и брошенном в воду казаки сказали Пугачеву: «Пошел к матери по Яику», «Он пошел к своей матушке вниз по Яику» ( Пушкин, оренбургские записи и История Пугачева , 3), ср. в Чевенгуре «сам от детонации обратно в мать полезешь!» Сюда же относятся возглас удивления мать! (Что, Галя, собралась? — Мать! А я и не знала. — СРНГ 18. с. 40) или мать честная!усиленное матёро благодарюили матёрое спасибо(там же, с. 26). ряд вопросов типа КотороеА всем А мать?и ответов на них в Стихе о Голубиной книге . «Вообще мать,строго говоря, в своем глубинном слое менее всего имя родства», заметил в скобках В. Топоров. Простр, текст (с. 236/465, ср. он же, Земля-Матъ, с. 247); этот глубинный слой подразумевает и матерщина. Есть еще заменитель маковку (твою)!или ёс твою маковицу!( СРНГ 17. с. 312, и Сл. бран., с. 28). задевающий главное(: «голова»), которое для мифотворческого сознания — в начале, где мать. (↓1: Превращение в сказках. — 2: Пословичные сравнения с матерью.)

А реконструктор-мифотворец, обходя толкование, но твердо зная, что «в глубокой древности» всё было совсем наоборот (ср. Бахтин об «исторической инверсии» — Формы времени , 4). переворачивает плоско понятое сильнейшее оскорбление: «Я думаю, что первоначальный смысл известной „матерной“ фразы не имел в себе ничего оскорбительного для людей, не носил характера гнусной хвастливости. — Я утверждаю, что гнусный и хвастливый смысл вложен в эту фразу феодальным дворянством в эпоху крепостного права.» — Горький. Беседа — и дальше о праве первой ночи! В богатой материалом работе Мифологич. аспект Борис Успенский тоже утверждает, что первоначально матерщина не имела оскорбительного смысла, в его реконструкции, похожей на мифологическую реконструкцию «от противного», матерное ругательство это бывшее языческое заклинание матери-земли для плодородия. И сейчас, говорит Успенский (1.2). мат обычно не воспринимается как оскорбление. Но ведь в полную силу матерятся те. кто пишет на себе Не забуду мать родную,кто клянется матерью, кто вскрикивает мама!;остальные более или менее пустословят. Матерная, усилительная формула в моем толковании не была языческим заклинанием земли, без благочестивых домыслов православных о ее происхождении она предполагает лишь почитание матери как начала- иного. Зато прямая, простая формула — она слышится гораздо реже матерной, но ср. ёбаныйили иди/ пошел (ты) нá хуй— может быть даже не доисторической, а дочеловеческой древности: ёб тя —словесно соответствует подставлению и условному покрыванию у обезьян, означающему подчинение. А это подставление для не-соития, в знак покорности, сравнимо с подставлением шеи у хищников для не-убийства, тоже в знак покорности: см. К. Лоренц, Агрессия , 7. (↓1: Свою мать.)

«Этимологии, основанные на значении» пока редки из-за того что этимолог под давлением лингвистики пользуется вместо толкования переводом; лингвистическая семантика это семантика перевода. Но «ЙЙЙможно представить себе, что подобно тому как этимолог заглядывает в некое пособие или в свою собственную память, где хранятся схемы фонетических соответствий, он некогда в будущем обратится к пособиям, где будут храниться сведения о схемах семантических импликаций и зависимостей.» — сказавший это в Этим. '91—'93 В. Топоров (с. 128. ср. о «словаре семантических переходов» О. Трубачев. «Молчать» и «таять» ) сам много сделал для такой этимологии будущего. «Для нее главное — не что и как есть (было) на самом деле, но истолкованиетого, что и как есть (было), ибо это последнее интересует человека больше, чем это „бытие на самом деле“, поскольку истолкование есть внесение смысла, осмысливаниеЙЙЙ» (там же, с.131) — будто в ответ Проппу с его «Дело не в толковании, а в сведении к историческим причинам.» Толкование, пусть гадательное, необходимо, его не обойдешь при мысленном восстановлении того, что там было на самом деле, ведь мысль и смысл соотносятся с делом через (чужое) слово. Рассказ Акутагавы В чаще. Пример герменевтического подхода к сказкам — Толк. волш. ск. Бенгта Хольбека, не говоря уж о «глубинно-психологических» работах.