— Ты не жила на территории университета, — нетерпеливо сказал Гарт. — Постарайся, пожалуйста, понять, что чувствуют люди, которые получают деньги, которых едва хватает на то, чтобы прокормить семью, и не могут позволить себе ни малейших излишеств.
— Постарайся, пожалуйста, понять? Было время, когда я зарабатывала столько, что могла прокормить разве что саму себя, а иной раз даже и в этом была не уверена. Мне потребовалось много времени на то, чтобы дела в «Амбассадорз» пошли на лад. Я долго не могла позволить себе вообще никаких излишеств. К тому же я всегда экономила. Ты ведь знаешь это, я тебе сама рассказывала. Гарт, ты что, упрекаешь меня в расточительности? Думаешь, что я трачу деньги безрассудно?
— Нет, но ты же не знаешь…
— Я знаю достаточно о том, что такое содержать дом. Но у меня нет никакого желания затаиться и ждать, что горсточка закосневших профессоров будет учить меня уму-разуму, опираясь на свои неписаные правила и предписания. Я еще не…
— Никакого желания? Как прикажешь это понимать? Стало быть, что бы ни случилось, ты будешь делать то, что тебе хочется? Значит, тебе ровным счетом наплевать на то, что для меня важно?
— Ты знаешь, мне не безразлично то, что для тебя важно. По-моему, меня нельзя упрекнуть в недостатке внимания. Как ты знаешь, я не ударила лицом в грязь, мы довольно хорошо ладим с твоей семьей.
— Это и твоя семья. — Он шумно перевел дыхание. — Черт побери, о чем вообще мы говорим?
— О великолепной, порой чопорной, но всегда неповторимой миссис Тиркелл.
Их глаза встретились, и они расхохотались.
— Хотя ее скорее можно назвать уютной и домашней, чем чопорной, — согласился Гарт. — Господи, прости меня, любовь моя. Я, по-моему, перегнул палку?
— Ты тоже меня прости. Не стоило мне сердиться. Я же никогда на тебя не сержусь. Что это на меня нашло?
— Может, ты просто попробовала пожить той насыщенной жизнью, к которой стремилась. Впрочем, я и сам не знаю, что на меня нашло.
— По-моему, ты здорово нервничаешь из-за института и слишком волнуешься из-за того, как сложатся у тебя отношения с коллективом. Но, Гарт, ты достаточно хорош, чтобы быть таким, какой ты есть. Все тебя любят и восхищаются тобой. Так почему ты так боишься, что будешь чем-то отличаться от них? Что случится, если кое-кому и начнет казаться, что мы живем не по средствам?
— Это может причинить нам неприятности. Ты же знаешь, коллектив у нас небольшой, и все мы нуждаемся друг в друге — идет ли речь о поддержке, выделении средств, заимствовании идей друг друга, даже о необходимости убедить администрацию взять на работу новую секретаршу. Все это не так просто, как может показаться стороннему наблюдателю.
— Ты считаешь меня сторонним наблюдателем?
— Нет, Господи, нет, конечно! Слушай, делай так, как решила: забери ее из Лондона, если хочешь. Мир от этого не перевернется, разве что земная кора малость сдвинется. Все в конце концов привыкнут.
— Вот и отлично. — Они помолчали. — А мы что, на самом деле говорили о миссис Тиркелл? — спросила она.
— Ну, не совсем. По-моему, я ревную тебя к Лондону. Любовь моя, всюду, где ты бываешь, сильно чувствуется твое присутствие, это место словно становится частью тебя, а ты ведь там долго жила. Я думаю, как ты станешь проводить там время с друзьями и подругами, и ничто не будет напоминать тебе о нас, и тогда я испугался — я часто об этом думаю, — что они могут так вскружить тебе голову, что ты захочешь вернуться.
Она легко провела рукой по его щеке.
— Ни за что на свете. А единственный человек, которому мне хочется вскружить голову, — мой муж. Если бы мы сейчас были дома, я могла бы доказать ему это несколькими способами.
У него вырвался смешок.
— Ловлю тебя на слове. — Снова заиграла музыка, он заключил ее в объятия, она положила руку на его плечо, и они закружились по танцплощадке. — Что ж, пусть несравненная миссис Тиркелл приезжает. Ты права, ее приезд станет большим подспорьем для тебя, а дети, мне кажется, будут ее просто обожать.
— Я тоже так думаю.
— Когда ты собираешься ехать?
— Через неделю-другую. Пока я там буду, наверное, придется кое-что купить, если Мадлен согласится. Мне не хочется, чтобы она думала, будто я беру все в свои руки, но у нас есть клиенты, которым нужны совершенно определенные вещи, а мне, может быть, удастся их разыскать.
— Тогда в следующий раз пусть едет сама.
— Она не знает Европу. Придется мне самой ездить несколько раз в год. Ты в самом деле не против?
— Я буду скучать. Хотя, конечно, тебе нужно поехать.
Она обхватила его рукой за шею.
— Как по-твоему, не слишком враждебно отнесутся к нам окружающие, если я поцелую тебя прямо здесь? Не скажут ли, что мы слишком много себе позволяем?
— Даже если скажут, черт с ними. — Улыбнувшись, они слегка поцеловались. — Знаешь, у меня такое удивительное, восхитительное чувство, оттого что я так сильно тебя люблю, — пробормотал Гарт, но тут к ним подошла Клаудия Байер, и у Сабрины с Гартом не было больше ни одной свободной минуты почти до полуночи, когда все, наконец, стали расходиться, застегивая шубы и пальто, перед тем как выйти на улицу.
Февраль был на исходе; со стороны озера порывами налетал пронизывающий ветер, пробиравший до костей, пока спускаешься по широкой лестнице к автомобилям.
— Очень любезно со стороны Клаудии, — сказал Гарт, когда они с Сабриной заметили поджидавший их лимузин. — Ее отношение к жизни мне по душе.
— Она мне нравится, — ответила Сабрина. — На прошлой неделе мы хорошо поболтали за обедом. Она умна, умеет ладить с людьми и души не чает в университете.
Водитель распахнул перед ними дверцу, и Гарт сел на заднее сиденье вслед за Сабриной.
— Он что, интересует ее даже больше, чем люди?
— Ты хочешь сказать — принесла бы она людей в жертву, если бы это пошло на пользу университету? Не знаю и не уверен, что она сама знает. Надеюсь, перед ней не встанет такой выбор.
— Надеюсь, что так. — Гарт обнял ее и прижал к себе. Машина выехала на Лейк-шор-драйв и смешалась с потоком автомобилей. — Если бы ты вышла замуж за богача, мы с тобой сейчас все время разъезжали бы так, как сейчас.
Сабрина не ответила. Однажды она уже была замужем за богачом, но это не принесло ей счастья. Ни к чему было заводить разговор о Дентоне; он для нее уже ровным счетом ничего не значил, мысли о нем не посещали ее много лет. — Меня вполне устраивает мужчина, за которым я замужем сейчас, — отозвалась она, — и неважно, есть у него роскошные автомобили или нет. Как по-твоему, сегодняшний прием прошел успешно?
— По-моему, да. Знаешь, ты всем очень понравилась. И все сочли, что если они связаны с институтом, то это хорошая оценка заработанных ими или полученных в наследство денег. Но, пожалуй, хватит думать о деньгах. Давай лучше будем думать о нас с тобой.
Он привлек ее к себе, и они поцеловались. Долгий поцелуй двух хорошо знающих, довольных друг другом людей, в котором читалась любовь и страсть, разгоравшаяся с каждым днем, который они проводили вместе. Пять, почти шесть месяцев, подумала Сабрина, прижимаясь к Гарту в теплом салоне автомобиля. За окном, кружась, падали снежинки. Почти шесть месяцев прошло с тех пор, как я сюда приехала, обманув всех, кого только можно было, решила остаться, осталась, влюбилась, а потом Стефани…
Стефани.
Она с трудом подавила сдавленный крик. Стефани нет в живых. Теперь у Сабрины было ощущение, словно то место, которое она считала своим, превратилось в бескрайнюю пустоту, в туман, в облако, во что-то необъятное, в бесконечность. Не осталось больше ничего, кроме памяти, стремления к чему-то неизведанному, любви.
Но оставалось еще много такого, что она любила, — Гарт, дети, работа, ее образ жизни. Ей казалось, что у нее как бы две различные жизни, каждая из которых течет в своем направлении: моей сестры уже нет в живых, а у меня сейчас есть больше, чем я когда-то мечтала иметь.
