— Не забуду, — серьезно ответила Стефани. — Да и не смогла бы забыть. — Вскинув руку, она провела пальцами по его лицу. — Я люблю тебя. Но все так сложно… Я расскажу тебе обо всем попозже, обещаю. Расскажу все от начала до конца. Но нам с Сабриной надо разобраться в своей жизни, причем разобраться наедине, и я не вижу, чем ты можешь нам помочь.

Наблюдая за ней, он видел, что она меняется прямо на глазах, становясь сильнее, решительнее, увереннее в себе. Это потому, что теперь она вернула себе свое я,подумалось ему. То, что она обрела память, а рядом с ней теперь сестра, помогло ей заполнить пустоты, с которыми мне, даже при нашей страстной любви, справиться было не под силу.

— Я буду наверху, — сказал он, поцеловал ее и ощутил на губах ответный поцелуй, в который она вложила ту же страсть, с которой целовала его ночью, несколькими часами раньше, и, уходя из комнаты, он унес с собой эту страсть, которую — если только в мире есть справедливость — никто и ничто не может у них отнять.

Стефани стояла у плиты спиной к Сабрине и ждала, когда вода закипит. Леон вышел, и она почувствовала вдруг такую дрожь, что едва смогла снять с плиты чайник.

— Давай я помогу, — послышался голос Сабрины, подошедшей сзади.

Стефани не обернулась.

— Мне страшно.

— Мне тоже.

В комнате повисли невысказанные слова и вопросы. Радость, охватившая их в первые минуты встречи, постепенно перешла в душевное смятение.

Попытаешься ли ты забрать своих детей? Как поведешь себя с Гартом? Захочешь ли ты вернуться домой? Ведь теперь это мой дом, моя…

Согласишься ли ты оставить мою семью? Уступишь ли мне место рядом с ними или будешь бороться? Ведь это моя семья, мой дом, мои…

Но ни та, ни другая были не в силах произнести это вслух.

Сабрина налила кипяток в фарфоровый чайник с красным узором.

— Пакетики с чаем, — пробормотала она. Стефани открыла буфет, достала их целую горсть, потом сняла с верхней полки две кружки в бело-красных тонах, в тон чайнику для заварки.

— Ах, как все это странно! — воскликнула Сабрина. Сквозь внезапно навернувшиеся на глаза слезы она глядела на ярко расписанные кружки. — Мы теперь вместе… нам ничего не нужно бояться, нам бы сейчас только радоваться…

Но сейчас, после долгой разлуки, их слишком многое тяготило: они увязли в трясине того, что сами же придумали год назад.

Сев за стол, они крепко сжали руки и придвинулись друг к другу, почти соприкасаясь головами.

— Расскажи, что с тобой произошло, — попросила Сабрина. — Где ты была в то время, когда ничего не могла вспомнить?

— В больнице, в Марселе. Когда я очнулась, рядом был Макс, а я не знала, кто я такая. Но я не хочу говорить о…

— Тогда тебе и показалось, что кругом одна пустота. Словно туман. Такое же ощущение было и у меня, когда я думала о тебе. Мне казалось, что ты пропала в тумане, в облаке, в пустоте, в каком-то бесконечном пространстве.

— Да, да, вот именно! Все звуки были какими-то приглушенными, и мне было так одиноко.Даже потом, когда у меня бывали счастливые мгновения…

— Да, даже потом, — пробормотала Сабрина.

— Ты понимаешь. Конечно, понимаешь. Ты всегда все понимаешь. А что ты делала? Сабрина, я не хочу, чтобы у нас разговор шел только обо мне. Я хочу, чтобы ты мне рассказала про мою семью, что ты делала, где бывала…

— Я потом тебе все расскажу. Я хочу, чтобы ты рассказала мне про себя, про Леона, про магазин, в котором работала, и про все остальное. Про все — с начала и до конца.

— Нет! — Она вырвала свою руку из руки Сабрины. — Мне нужно все знать про своих детей! Как ты им обо всем рассказала? Они меня ненавидят? Они решили, что меня больше нет в живых! Решили, что я бросила их, а потом погибла…

— Так решил Гарт.

— Да, но…

— Что?

— Ему, наверное, было все равно. У нас с ним жизнь не ладилась… наверняка ты сама сразу разобралась, что к чему. Я побоялась сказать тебе об этом в Гонконге. Побоялась потому, что подумала: ты раздумаешь и не станешь меняться со мной местами, если узнаешь. Наверное, это было видно невооруженным глазом. Он почти не обращал на меня внимания, а мне хотелось поскорее уехать от него куда-нибудь подальше. А когда ты сломала запястье, и я осталась в Лондоне, то для меня это было громадное облегчение. Мне так не хотелось к нему возвращаться.

Сабрина напряглась всем телом, стараясь унять бившую ее дрожь.

— Что с тобой? — Наклонившись вперед, Стефани взяла руки Сабрины в свои. — Что с тобой? Почему ты вся дрожишь?

Сабрина покачала головой.

— Сейчас… Подожди минутку…

Но Стефани, перебирая пальцы Сабрины, нащупала кольца на левой руке. Взяв руку сестры, она расправила ее и подложила снизу свою ладонь.

— Ты замужем! И ничего мне не сказала. Мы с тобой уже столько сидим и разговариваем, а ты даже словом не обмолвилась. И кто же он?

Сабрина смотрела в темное окно и видела в отражении: вот они с сестрой — не спят в эту ночь. Она перевела дух, словно собиралась броситься с высокого утеса в бездну неизвестности. Как она могла бы скрыть или смягчить то, что собиралась сейчас сказать?

— Гарт.

Резко выпустив руку сестры, Стефани рывком отодвинула стул назад.

— О чем ты говоришь? Ты замужем за Гартом?Ты с ума сошла, этого не может быть. Тебе он даже не нравился. Прошел год. Не может быть, что ты с ним столько прожила, да еще замужем. К тому же, если уж на то пошло, с какой стати ему… — Она прерывисто дышала, лицо горело ярким румянцем. — С какой стати тебе понадобилось все это выдумывать? Ты не замужем!

— Мы поженились на прошлое Рождество. Стефани, послушай…

— Не верю. Зачем? Зачем тебе это нужно?

— Затем, что мы любим друг друга. — Дрожь у Сабрины прошла; тело ее было холодно как лед, в голосе сквозили бесстрастные нотки. Наверное, ей нужно рассказать обо всем, что произошло, а потом они как-нибудь решат, как будут дальше складываться их отношения, разберутся, как им жить дальше. Жаль, думала она, что нельзя отложить весь этот разговор до другого раза, а сейчас сполна насладиться тем, что Стефани рядом, но эти рассуждения напоминали детский лепет в надежде на то, что все образуется. — Ты же понимаешь, что я не могла снова стать той, кем была раньше. Все считали, что Сабрина Логуорт погибла, и я не могла больше оставаться ею. Поэтому я начала жизнь под именем Стефани Андерсен. Я знала, что это неправильно, что долго так продолжаться не может. Столько раз я пыталась уйти от Гарта, но всякий раз что-нибудь мешало — то университет, то дети, то поездка в Стэмфорт. Наконец, он догадался, кто же я на самом деле и… выгнал меня из дому.

— Догадался? Когда?

— Как раз перед Рождеством.

— Перед Рождеством? Авсе это время, с сентября, он ничего не знал? Даже ничего не подозревал?

— У него были причины для того, чтобы не обращать на некоторые вещи внимания, подыскивать им объяснения. Он хотел верить, что я — его жена.

Стефани вздрогнула, словно от боли. Немного помедлив, она спросила:

— А похороны были?

— Да. В Лондоне.

— Ты и тогда ничего ему не сказала?

— Я пыталась. Стефани, позволь мне все рассказать с самого начала.

— Значит, в конце концов, он все понял и выгнал тебя из дому. — Ее мысли переключились на Сабрину, и, как бывало уже не раз, у нее было такое ощущение, словно она поставила себя на место сестры. — Какое ужасное для тебя это было время! Как страшно лишиться всего, столкнуться с тем, что тебе говорят, что больше в тебе не нуждаются, знать не желают… Но ты же не лишилась всего, что у тебя было, не правда ли? Ты по-прежнему живешь с ними?

— Я вернулась. Гарт приехал…

Но Стефани снова погрузилась в собственные мысли.

— Значит, выгнав тебя из дому, он все рассказал Пенни и Клиффу, и они меня возненавидели. Да? Я знаю, они меня возненавидели. Он сказал им, что я их бросила из-за какой-то глупой авантюры, потому что они не значили в моей жизни столько, сколько…