— Да ладно тебе… Про рыбалку — это я так, сболтнул. Заболел он, правда. А на рыбалку я сам ходил.

— Значит, сболтнул, понятно… Бывает. А что Орловский, тоже болен?

— Угадал. Но ему намного хуже. Он даже не разговаривает. — Мне почудились в тоне Шатрова издевательские нотки.

— То есть на станции только ты здоров?

— Ну да. Пока здоров, как видишь.

— А чем они больны? Может быть, им нужны какие-нибудь лекарства с материка?

— Нет, — быстро ответил Шатров, — ничего им не нужно, никакие лекарства им не помогут.

Я нахмурился. И заявил:

— Хочу увидеть гидрографа. Немедленно.

Геолог замялся.

— Тебе не понравится то, что ты увидишь.

— И все же…

— А ты упертый. Ну хорошо, идем, — он поманил меня за собой. И мы направились к лестнице. — Я поместил его в герметичный бокс, — рассказывал Шатров. — Иначе поступить было нельзя.

— Думаешь, он заразный?

— Теперь это уже неважно.

Загадки мне порядком надоели, но, прежде чем что-либо предпринять, я решил дождаться встречи с гидрографом Орловским.

— Здесь он, — сказал Шатров, когда мы спустились на первый этаж и остановились у двери с выведенной на ней черной краской надписью «Бокс». — Не передумал?

— Нет.

— Валяй, — разрешил геолог и толкнул дверь.

В нос мне шибанул едкий запах с характерным букетом. Я и опомниться не успел, как понял, что стою едва ли не по колено в буроватой жиже. Она выплескивалась через порог, как вода из переполненной ванны.

— Боже мой, — пробормотал я.

На койке, весь залитый нефтью, похожий на смоляное чучелко из сказки, лежал неестественно тощий человек. Его грудина то и дело спазматически вздрагивала, а изо рта вырывался хрип. Если бы не лихорадочное дыхание, я решил бы, что Орловский мертв. Какой маньяк с ним сотворил такое?!

Я попятился от Шатрова, захотелось бежать сломя голову. Но куда?!

— Не надо меня бояться, — сказал он мягко. — Я тут ни при чем…

— Тогда кто? Кто это сделал с ним?!

— Вряд ли ты поймешь.

— Что я должен понимать?! — выкрикнул я, пребывая на грани.

— Иди сюда, — геолог надвинулся на меня, но я отпрыгнул назад. — Да иди же, — ему удалось схватить меня за рукав и почти насильно оттащить от комнаты. Он резко захлопнул дверь с надписью «Бокс». — Значит, так, — перешел на командный тон Шатров. — Я дам тебе ватные брюки и краги, наденешь их.

— Зачем?

— Зачем? Ты же хочешь получить ответы на все вопросы. Для этого тебе нужно увидеть… Тем более что теперь ты тоже к этому причастен.

— Увидеть — что?

— Так сразу не объяснишь, — ответил он уклончиво. — Это надо видеть.

— Хорошо, только возьму с собой кое-что.

Шатров помялся.

— Черт с тобой, бери. Я пойду с тобой…

Япорылся в рюкзаке, сунул за пояс охотничий нож, на плечо повесил карабин. Шатров смотрел на мои приготовления, не скрывая скепсиса. Поинтересовался:

— С медведями собираешься воевать? Напрасно. Они мою станцию по дуге обходят. Боятся человека.

Я отметил местоимение «мою» и сказал:

— Мне один встретился, там, на дороге…

— Здоровый такой? Под тонну весом? Это Вовка. Мирный зверь. Я его рыбой подкармливаю. Он на людей не нападает.

— Белые медведи не приручаются, — возразил я. — Даже если выросли рядом с человеком.

— Это ты кому-нибудь другому расскажи, — обиделся Шатров. — Другие, может, и не приручаются. А этот очень даже приручился. Я все боюсь, он в ловушку мою попадет. Поэтому и ставлю ее только тогда, когда чужого зверя в поселок приносит.

— Пилот говорил, вы как-то одного медведя подстрелили?

Шатров хмыкнул.

— Одного? Бери выше. Их подстрелишь, пожалуй. Тут слоновий калибр требуется. Я действую по старинке, уже десятка три медведей взял.

— Как же ты их берешь? — воспользовался я его охотничьей терминологией.

— А на китовый ус. Режешь острую полоску уса, сворачиваешь в спираль, жирком заливаешь — и в лунку. Медведь наживку заглотит, жир у него в желудке начинает таять, ус распрямляется и рвет ему внутренности. Остается только тушу найти по следам и разделать.

— Но это же варварство, — возмутился я.

— Варварство?! — рассердился геолог. — А кто их поголовье регулирует в России? Расплодились так, что человеку места нет. Я поначалу по поселку спокойно пройти боялся. Казалось, из-за любого угла вот-вот зверюга выскочит. А теперь вот хожу спокойно, как настоящий хозяин здешних мест. У медведей только печень есть нельзя — можно отравиться, а мясо вполне съедобное. Жир опять же. Если им намазаться, совсем не холодно. Рыбачить ночью хорошо.

— Далеко идти? — поинтересовался я.

— Да нет, тут километр, не больше.

— Тогда иди впереди, показывай дорогу. — И про себя добавил с ненавистью: — «Хозяин». — Меня разозлил вовсе не хозяйский подход Шатрова к здешним местам, а собственный страх. Я боялся этого коренастого бородатого человека, скрывавшего какую-то страшную тайну. После того, что я увидел в «Боксе», ему придется придумать по-настоящему хорошее объяснение случившемуся.

Он мое настроение почувствовал — посмотрел на меня исподлобья, нехорошо посмотрел. Я сделал вид, что не заметил этого взгляда. Все равно ни за что не пойду впереди. Не хватало еще оставлять за спиной непредсказуемого типа, помешавшегося на нефти.

Шатров пожал плечами — впереди так впереди.

Мы вышли из здания станции и двинулись на юг. Ветер стих, и метель улеглась. Вокруг царило безмолвие и тишина, какая бывает только на Крайнем Севере. Сияние сделалось менее отчетливым. Теперь оно не заливало все вокруг режущим глаза ярким светом, а нежно серебрило снежные барханы. На холоде разговаривать трудно, поэтому всю дорогу мы молчали. Меня не покидало тревожное чувство и подозрение, что Шатров задумал что-то недоброе.

— Почти пришли, — он поднял руку, указывая направление.

— Кладбище? — удивился я.

— Оно самое.

Среди простых могил выделялся высокий черно-зеленый монумент, выполненный из цельной диабазовой глыбы. На нем было высечено имя, год рождения и год смерти владельца — две тысячи пятидесятый, и никаких памятных надписей, которые так любят делать родственники толстосумов.

Дневник завершался тем же годом, вспомнил я.

— Бизнесмен местный, — поведал Шатров, заметив мой интерес, — думал, приедет сюда, заживет. Одним из последних умер. Завещал напоследок каменотесу себе такую вот могилку оборудовать. А по мне, не все ли равно после смерти.

— Промтовары продавал, продукты, одежду, — пробормотал я.

— Не знаю я, что он там продавал, но сделал для острова немало. Если бы не он, все бы раньше отсюда разбежались.

— Что значит «одним из последних»?! — спохватился я. — А другие разве не уехали?

Геолог покачал головой.

— Все здесь лежат. Мы последних застали. Правда, многим уже совсем плохо было.

— Эпидемия?

— Что-то вроде того…

— Послушай, Антон, прекрати говорить загадками. Ты можешь, наконец, сказать прямо — что здесь происходит?

— Сейчас сам увидишь.

Шатров направился вдоль кладбища, скрылся в полуразвалившемся сарае. И вскоре появился оттуда, держа в руках коловорот и лопату. Разгреб снег, обнажил мерзлую землю. Взялся за коловорот и несколько раз провернул, вгоняя в грунт. Извлек инструмент и сделал приглашающий жест — смотри. Я склонился над лункой. И тут же дыхание перехватило от волнения. Увиденное напоминало волшебство. Отверстие стремительно заполнялось густой смолянистой жижей, распространяющей все тот же специфический запах. Нефть залегала у самой поверхности, значит, месторождение не просто пригодно для добычи — оно буквально насыщено драгоценной жидкостью. Недра стремятся избавиться от нее, отдать ее людям.

— Удивительно. Столько лет поисков, и здесь, на острове Диксон…

В то же мгновение меня поразила простая и страшная мысль. Если преступник решил показать мне нефть, значит, он уверен, что я об этом никому не расскажу. Или он хочет взять меня в долю, или не собирается отпускать живым.