— Итак, в восемь я заеду за тобой, — повторил Итан, поднимаясь. — Посмотрим, что там в кино, а потом отправимся, куда обещал. — Лена попыталась пошутить на счет продолжения, но он жестко сказал: — Это в твоих же интересах. Узнаешь что-нибудь важное — глядишь, коп и отвяжется.

Он забросил свой рюкзак за плечо.

— Да, и прибери волосы.

— И не подумаю! — заартачилась Лена.

— Я сказал — прибери. Увидимся в восемь.

Сара сидела в главном вестибюле больницы Грейди, наблюдая за людским потоком, перетекавшим в обоих направлениях через широкие входные двери. Больница была построена более ста лет назад, и город все время расширял ее. То, что началось с небольшого лечебного учреждения для местных жителей с полудюжиной палат, теперь имело в своем распоряжении более тысячи койко-мест и готовило не менее четверти врачей в штате Джорджия.

С той поры, когда Сара здесь работала, к главному зданию было пристроено несколько новых помещений, но особых усилий, чтобы как-то свести воедино старое и новое, никто не предпринимал. Мрамор и стекло нового вестибюля, огромного, как в пригородном торговом холле, соседствовали с керамической плиткой цвета авокадо коридоров и потрескавшимися желтыми плитами на полу образца сороковых — пятидесятых. Так что переход из новых помещений в старые напоминал путешествие во времени. Сара решила, что руководство больницы, видимо, исчерпало все фонды еще до того, как перестройка была завершена.

Скамеек в вестибюле не было — вероятно, чтобы у бездомных не возникало соблазна переночевать в больнице, — но Саре повезло занять пластиковое кресло, которое кто-то оставил возле дверей. С этого места она все чаще поглядывала на часы, недоумевая, куда запропастился Джеффри. Сказал, что подъедет к четырем, а было уже начало пятого. Видимо, застрял в пробке — обычное явление на шоссе из центра с половины третьего до восьми, — но Сара все равно беспокоилась, что он все не едет. Джеффри, как ей было хорошо известно, всегда несерьезно обращался со временем и постоянно всюду опаздывал. Сара вертела в руках сотовый телефон матери и уже подумывала позвонить Джеффри, когда раздался звонок. На дисплее высветился номер Хартона.

— Привет, ты говорил с мамой? — спросила Сара.

— Да, я ей звонил, — ответил он, но в подробности вдаваться не стал.

— Как дела в клинике?

— Господи, как ты это выдерживаешь! — простонал он. — Это не клиника, а сумасшедший дом.

— Требуется некоторое время, чтобы привыкнуть, — посочувствовала кузену Сара.

— Все вопят, кричат, жалуются, — продолжал стенать Хар. — С ума можно сойти. И вдруг взвыл тонким фальцетом: — «Положи карты на место! Перестань рисовать чертиков на рецептурных бланках! Заправь рубашку в штаны! А твоя мать знает про эту татуировку?» Боже мой, эта ваша Нелли Морган просто железная женщина!

Сара невольно улыбнулась, когда он упомянул сестру-хозяйку ее клиники. Нелли — старейший работник: она уже занималась всеми хозяйственными делами, когда Сара и Хар приходили в клинику как пациенты.

— Ну ла-а-а-адно, — протянул Хар. — Как я слышал, ты вечером возвращаешься?

— Да, если ты хочешь поехать в отпуск, я могу выйти прямо завтра.

— Ох, птичка, не говори глупости, — хохотнул Хар. — Мне очень нравится ощущать, что ты у меня в долгу.

— Но я действительно у тебя в долгу, — заметила она, вовремя остановившись, чтобы не начать его благодарить, — Хар наверняка нашел бы способ обратить ее слова в очередную шутку.

— Вот и замечательно, пусть все так и остается. Я слышат, что ты сегодня будешь вскрывать этого нашего Грега Луганиса? — спросил он.

Сара не сразу сообразила, о чем это он, а когда дошло, рассмеялась: Грег Луганис — олимпийский чемпион по прыжкам в воду. Вспомнив, что Хар работал в приемном покое «Скорой помощи», она спросила:

— А ты знал Энди Розена?

— А я-то думал, что в состоянии сложить два и два. Конечно. Он поступил к нам перед Новым годом с распоротой рукой — как будто банан разрезали вдоль.

— И что?

— Да ничего особенного. Рана вдоль радиальной артерии.

Сара уже задумывалась над этим. Распороть руку от запястья до локтя не самый остроумный способ покончить с собой: радиальная артерия быстро затягивается. Есть гораздо более эффективные способы истечь кровью.

— Как думаешь, это была серьезная попытка? — спросила она.

— Ну да — серьезная попытка обратить на себя внимание, — в своей циничной манере ответил Хар. — Мамочка и папочка только что на стенку не лезли. И наш милый мальчик прямо-таки купался в лучах их любви и заботы, да еще изображал из себя храброго оловянного солдатика.

— Психиатра для консультации приглашали?

— А его мамаша сама психиатр. Заявила, что сама им займется, черт бы ее драл!

— Она что, вела себя грубо?

— Нет, что ты! — возразил он. — Очень вежливая такая. Я еще подумал, что лично я добавил бы в это дело еще выразительности, чтоб оно выглядело более драматично.

— А оно не было драматичным?

— Было. Для родителей. А их любимый сынок, по правде говоря, был спокоен, как огурец на грядке.

— Полагаешь, он это сделал, чтобы заполучить их внимание?

— Он это сделал, чтобы заполучить машину. — Он вздохнул. — И что ты думаешь? Неделю спустя выгуливаю собаку, и вот нате вам — навстречу катит Энди в новом сверкающем «мустанге»!

Сара прикрыла ладонью глаза, пытаясь заставить мозги работать. Потом спросила:

— Ты удивился, когда узнал, что он покончил с собой?

— «Удивился» не то слово — я был просто ошарашен. Он был слишком большой эгоцентрист, чтобы убить себя. — Он прокашлялся. — Но все это entre nous [6], сама понимаешь. Это по-французски…

— Я знаю, как это переводится, — перебила его Сара. — Дай знать, если еще что-нибудь вспомнишь.

Хартон был явно разочарован — ну ни капли чувства юмора у драгоценной кузины.

— Ты что-то хотел сказать?

Он громко фыркнул и нарочито трагическим голосом произнес:

— Вот насчет твоей страховки от врачебных ошибок…

Хар замолчал, давая возможность Саре дойти до нужной кондиции. Она прекрасно понимала, что это его очередная хохма: как и у любого другого врача в Америке, выплаты Сары в счет страхования от врачебных ошибок были больше национального долга страны, — и решила ему подыграть:

— И что с ней не так?

— Она и меня покрывает, — горестно промолвил Хар. — Потому что, если я еще раз потребую выплат с моей, они попросят прислать им взамен набор мясницких ножей.

Взгляд Сары переместился на входную дверь, и, к своему удивлению, она увидела Мейсона Джеймса, который держал за руку мальчика лет двух-трех.

— Спасибо, что меня там подменяешь. Все, пока, — сказала она Хару и, чуть помедлив, добавила: — Вот так всегда!.. Слова не даст сказать.

Мейсон был совсем близко, и Сара, быстро закончив разговор, отключила связь. И только теперь заметила, что двигается он с заметной хромотой.

Мейсон поздоровался с теплой улыбкой на лице.

— Надеюсь, не помешал?

— Да это всего лишь Хар, двоюродный брат. — Она хотела было встать, но он не позволил.

— Ты же устала, я знаю. — Мейсон представил ей мальчика: — Это Нед.

Сара улыбнулась малышу, подумав, что он здорово похож на отца.

— Тебе сколько лет, Нед?

Ребенок показал два пальчика, а Мейсон нагнулся и отогнул третий.

— Значит, три, — сказала Сара. — Уже совсем большой.

Мейсон взъерошил сыну волосы и спросил:

— Как там твоя сестра?

— Лучше. — И опять почувствовала, что вот-вот расплачется.

Тесса по-прежнему ничего не говорила, если не считать нескольких слов, которые она сказала сестре. Сара большую часть времени провела без сна, бессмысленно глядя в стену.

— У нее все еще сильные боли, — сказала она Мейсону. — Но самое страшное уже позади.

— Это замечательные новости.