Но вот перед глазами снова поплыл туман, и Викки еле-еле доплелась до дверей фургона Розы. Она опять остановилась, чтобы перевести дух — и набраться смелости.

В окне вспыхнул свет, и Викки почувствовала себя увереннее. По крайней мере, там не спят и она не нарушит ничей покой. Викки постучала в дверь, подождала. Головокружение то накатывало, то уходило, и она уже с трудом держалась на ногах. Раздался скрип открываемой двери. За дверью показалась Кланки в белой хлопчатобумажной рубашке. Заметив настороженность в ее глазах, Викки попыталась что-то сказать, но вместо слов из горла вырвался какой-то булькающий звук.

Лицо Кланки расплылось, земля ушла из-под ног, и Викки как тряпичная кукла осела и упала лицом в землю. Она слышала, как где-то далеко-далеко Кланки о чем-то спрашивает ее. Потом почувствовала, как чьи-то руки помогают ей подняться… Все кружилось, и единственное, что она видела, — это яркую карусель красок и теней, лишенную формы и смысла. Из горла вырвался неуместный и неудержимый смех.

— О Господи, вот это подарок! Она же пьяная в стельку, — проворчала Кланки, но сняла с Викки башмаки и помогла ей устроиться на диване.

— С ней что-то неладное? — донесся встревоженный голос Розы.

— Кто-то хорошенько разукрасил ее — полагаю, та скотина, с которой она живет, — откликнулась Кланки. — Я грешным делом подумала, что она набралась, но нет, перегаром не пахнет.

— Позови-ка лучше доктора Макколла, — скомандовала Роза. Прохладная ладонь легла на лоб Викки. — У нее жар — и взгляни-ка на ее лицо! Я его убью! Боже, я убью этого ублюдка!

— Ты поосторожнее… Она не в обмороке — просто закрыла глаза. Я сбегаю за доктором, а ты следи за тем, что говоришь.

Затем снова все смешалось. Викки показалось, что Кланки куда-то выходила, но открыв глаза и увидев над собой двух женщин, она в этом усомнилась. Потом кто-то положил влажную тряпку ей на лоб, чья-то рука отбросила волосы с лица.

Ее неудержимо клонило в сон, но она еще успела удивиться, что хотя Роза говорит на каком-то странном языке, ей, Викки, понятно, что она успокаивает и утешает ее, и самое главное — Викки чувствует себя в полной безопасности.

Наутро после выходного цирк проснулся, как всегда, спозаранку. В спальном шатре зашевелились в своих кроватях поварята: зевая и почесываясь, они побежали к походной кухне готовить кофе для прочих ранних пташек, расставлять столы, раскладывать приборы и салфетки.

Вскоре появился Куки с помощниками, чтобы раскатать тесто для бисквитов и замесить тесто для оладий, сделать овсяную кашу и пшеничные хлопья в молоке, яичницу-болтунью, поджарить ветчину и нарезать бекон для чернорабочих, технической бригады и конюхов, которые в свою очередь должны были накормить обитателей зверинца.

И только тогда один из людей, приставленных к хищникам, обнаружил Джима. Он отправился чистить клетки и, дойдя до последней, нашел спящего на соломе человека без штанов.

Узнав Джима Райли, давшего ему по уху в одной из потасовок в баре пару дней назад, парень ухмыльнулся. Конечно, с его стороны было не очень-то умно назвать Райли «кобельеро» только потому, что тот руководит номером с дрессированными собаками, но какой спрос с пьяного? Уж во всяком случае, это не основание для того, чтобы посылать его в нокаут, не так ли, сукин ты сын?..

Он все еще стоял, усмехаясь, когда Джим проснулся и, застонав, схватился за голову. Он поглядел вокруг мутными глазами, и вид у него был такой уморительный с этими его голыми ляжками под Спущенной рубашкой, что рабочий расхохотался. Джим обрушился на него с бранью, но чем больше он свирепел — тем оглушительнее заливался парень. На шум сбежался народ. При виде Джима всех тоже прорвало. А что еще было делать? Вид у пленного дрессировщика собак был жутко нелепый, когда, выставив на всеобщее обозрение все свои причиндалы, он стоял, вцепившись в прутья клетки и изрыгая брань.

Кошатник настолько исхохотался, что упустил момент, когда Джим Райли перестал браниться и застыл, свирепо глядя на него. Никто из присутствующих пока не заметил в этом взгляде безумия.

Начали кричать и искать ключ, но его нигде не было. Так продолжалось до тех пор, пока начальник зверинца, привлеченный шумом, не прибежал, чтобы узнать, о чем народ базарит, и не приказал взломать этот чертов замок и выпустить парня на волю.

Но было уже поздно. Джим успел перешагнуть за черту — туда, где начинается безумие.

Самым первым чувством было ощущение уюта оттого, что она укутана чем-то мягким и теплым. Затем пришла мысль о том, что такое невозможно, потому что все это безвозвратно кануло в прошлое, когда дед вышвырнул ее из дома. Выходит, она все еще спит? Но отчего тогда сон так похож на жизнь? Викки повернула голову, и острая боль в губе дала ей понять, что она все же не спит.

Она рискнула приоткрыть глаза и обнаружила, что лежит на узкой койке, застеленной мягким матрасом и белоснежной простыней. И только теперь она вспомнила все: как бил ее Джим, как он угрожал, вспомнила, что заперла его в клетке и попыталась убежать…

Натянув одеяло на голову, Викки лихорадочно напрягла память: чем же закончилась ее попытка к бегству? Сейчас, судя по всему, день, и Джим наверняка на свободе. Вопрос только в том, спит ли он после пьяной ночи или, переполненный жаждой мести, ищет ее?

Боже, ей давно следовало бы стоять на шоссе и ловить машину, которая увезла бы ее как можно дальше от Мэдисона и вообще из штата Висконсин! Долго ли она спала? И где Роза?.. Ах да, была ведь Роза!..

Внезапный шум вывел ее из оцепенения. Сдернув с головы одеяло, она напряглась, готовая к бегству. Но это была Роза, отодвигавшая дверь. В руке цыганка держала чашечку кофе, и, встретившись с ее взглядом, Викки смутно припомнила ласковую руку на пылающем лбу, нежный голос, убаюкивающее нашептывание. Что это было: сон или не сон?

Роза поставила чашечку на крохотный столик рядом с койкой и поинтересовалась:

— Как чувствуешь себя?

— Губа болит, а в остальном нормально, — сообщила Викки, усаживаясь на постели. Только теперь до нее дошло, что кто-то ее раздел — она была в одной только батистовой рубашке. Непроизвольно дотронувшись до разбитой губы, она вздрогнула от жгучей боли.

— Можешь не беспокоиться, заживет, — спокойно сказала девушке Роза и кивнула на узкую дверь: — Там, направо, туалет. Когда приведешь себя в порядок и выпьешь кофе, обо всем поговорим.

И тут же, не дожидаясь вопросов, она вышла. Викки забежала в туалет, поразивший ее чистотой, а вернувшись, быстро оделась. Посреди крохотной комнаты стояли ее чемоданы, на которых сверху лежала ее сумочка. Викки достала расческу, причесалась, но подвести губы не рискнула: во-первых, больно, во-вторых, как-то нелепо, учитывая пластырь.

Когда с чашкой кофе в руках Викки отодвинула дверь, она увидела, что Роза и Кланки сидят на мягком диванчике, поджидая ее. Ни та, ни другая даже не улыбнулись, когда она села на стул возле дивана. Почувствовав себя как-то неловко, Викки глотнула остывшего кофе. Желудок отозвался громким урчанием, словно напоминая, что она не ела целые сутки. Кланки немедленно подала ей пару поджаренных тостов, тут же поднялась и растворилась в малюсенькой кухне, а Роза заговорила:

— Мне нужно сказать тебе кое-что. — Она была одета для работы, но лицо цыганки показалось Викки бледнее обычного, а глаза — чуть покрасневшими, словно гадалка не спала всю ночь. — Но сперва я хотела бы знать, что случилось между тобой и Джимом Райли.

Викки насупилась и не сразу собралась с силами, чтобы рассказать о кошмаре предыдущего вечера. Когда она кончила, Роза кивнула.

— Так вот как он оказался в клетке!

Викки вскочила.

— Я лучше побегу, а то он узнает, где я, и тогда…

— Сядь. Он больше не опасен для тебя, — сказала Роза, скручивая жемчужную нитку на шее и не спуская глаз с лица Викки. — Ты любишь этого человека, Викки? Поэтому ты жила с ним?