— Вы слишком устали, и я знала, что он пойдет вам на пользу.

— Это был живительный напиток. Уверяю вас, мадам, я сразу же заснул, и мне снились такие сны, что когда я проснулся, то почувствовал себя на двадцать лет моложе.

— Только и всего? — Бросив на него шаловливый взгляд, она подняла кастрюльку, собираясь подогреть ее над синим пламенем.

— Ну и ну, Линнет! — воскликнул доктор Карфэкс. — Какая у вас отменная вещица из серебра! Вы можете сказать, сколько ей лет?

— Не могу, доктор. Знаю лишь, что она принадлежала моей семье и передавалась из поколения в поколение бессчетное количество лет. Эта кастрюлька вручается наследнице в день ее свадьбы, вместе с рецептом… Дебора, ты можешь удалиться.

Когда дверь за служанкой закрылась, Линнет продолжила:

— Думаю, доктор, это имеет какое-то отношение к свадьбе. Новобрачная получает два рецепта, на втором стоит подпись и написано: «Проспер Константайн. Да процветает род». [33]Проспер — имя, часто встречающееся в нашем роду, сэр. Оно постоянно попадается в старой Библии, которую хранит мой отец. И вот что странно — точнее, было бы странным, если бы не существовала история на этот счет: эти два рецепта абсолютно одинаковы, повторяют друг друга слово в слово, за исключением того, что во втором предписывается растереть и подогреть три яблочных зернышка; и предназначен этот напиток только для свадебного кубка — так озаглавлен рецепт.

— И у вас есть эти рецепты?

— Да, поскольку, как вы знаете, я — последняя в роду, причем дочь. Но они у меня заперты. Да я их знаю наизусть, а что касается первого, то один раз я готовила этот напиток для своего отца, когда он, промокший и озябший, вернулся с рынка в Ликсэрде. А на днях я приготовила его вечером для месье Ледрю.

— И я подтверждаю его свойства, мадам. Я моментально уснул, а проснулся обновленным.

— Но расскажите же свою историю, Линнет!

— Она старая и, как мне кажется, довольно глупая, доктор. Однажды мне рассказал ее отец. Когда Адам состарился, возделывая землю в дикой местности, то позвал своего сына Сифа и сказал: «Я умираю, но не смогу спокойно лежать в могиле, которую ты мне выроешь, если ты не отправишься к вратам райского сада и не принесешь мне яблоко с древа познания, растущего в самом центре сада. И если, вернувшись домой, ты найдешь меня мертвым, разрежь яблоко пополам и, когда будешь меня хоронить, положи мне под язык три зернышка». Сиф отправился в райский сад, выбрал яблоко и вернулся домой. Но Адам был уже мертв. Сиф разрезал яблоко пополам, увидел, что в нем три зернышка, положил их отцу под язык и похоронил его. Потом из этих зернышек, как сказал мой отец, выросли три разных дерева, и первое было дубом, Ной срубил его, чтобы построить свой ковчег. А потом, через сотни лет, из этого дуба сделали крест, на котором распяли нашего Господа…

— Бревно, которое не подошло строителям ковчега… — пробормотал доктор Карфэкс.

— Вторым деревом, — продолжала Линнет, — был остролист. Это под ним Авраам нашел овна, когда собирался принести в жертву своего сына. Но тогда ягоды дерева были бледными и покраснели только через несколько столетий, когда их вплели в терновый венец. А третьим деревом была яблоня, дававшая такие же плоды, что отведала Ева. Она попала в сад царя Соломона, и мой отец сказал, что Суламифь, сбежавшая от царя со своим возлюбленным-пастухом, взяла с собой корзинку с яблоками и черенок от этого дерева. Соломон преследовал любовников по горам до самого берега, но они все-таки скрылись от него на корабле, и их высадили там, где царю было до них не добраться, — у подножия какой-то горы. Не помню, как там дальше: я была очень маленькой, когда слышала эту историю. Но отец вспомнит и расскажет ее вам, доктор, в любой день, когда вы будете проезжать мимо.

— Я думаю, — сказал доктор, улыбнувшись месье Ледрю, — что смогу продолжить эту историю, не консультируясь с вашим отцом. Много лет прошло с тех пор, как умерли эти любовники, и явился другой молодой пастух. Он сорвал яблоко с дерева, которое посадила Суламифь, — прекрасное золотистое яблоко, и три богини претендовали на него в качестве приза за красоту. Их звали Власть, Мудрость и Любовь. И глупый парень отдал яблоко Любви.

— Да, теперь я припоминаю… правда, имена были другие. Значит, это очень старая история?

— Очень старая, моя дорогая.

Линнет налила напиток, от которого исходил пар, в бокалы и предложила гостям.

— А кончается история тем, что кто-то из семьи моей матери — вы же знаете, доктор, что когда-то наш род был очень знатным, — приехал сюда, в Корнуолл, и привез с собой эту яблоню. Ее называют «пепин Константайнов», и она дает плоды только на кончике ветки. Моя мать посадила черенок в Замке Дор на другой день после своей свадьбы.

— Линнет! — позвал снизу ворчливый голос.

Миссис Льюворн подошла к двери и открыла ее — Дебора, оставаясь невидимой, очевидно, стояла за дверью на страже.

— Дебора! — Миссис Льюворн задула спиртовку и, поставив ее вместе с кастрюлькой на поднос, вернулась к дверям. — Отнеси это вниз и скажи хозяину, что я приду, как только закончу обслуживать этих джентльменов. Вам нравится этот укрепляющий напиток, джентльмены?

— Линнет! — снова донеслось снизу.

— Он чудесный, — сказал доктор Карфэкс, сделав пару глотков, осторожно, чтобы не обжечься. — Но я не заметил там никаких следов яблочных зернышек, — добавил он, подняв бокал за ножку, так что красновато-оранжевая жидкость засверкала при свете свечи.

Линнет взглянула на него с вызовом; между ними плыл тонкий пар из бокала, и в его дымке глаза ее потемнели и стали не синими, а фиолетовыми, даже красновато-фиолетовыми.

— Вероятно, они были бы нехороши для вас обоих, — усмехнувшись, ответила Линнет и вышла.

Доктор Карфэкс чуть слышно пробормотал:

— Что это вы напеваете, друг мой? — осведомился нотариус.

— Ничего, а точнее — строки из стихотворения одного старого поэта, который как-то раз оказал мне честь и поделился своими поэтическими откровениями. Это была странная история о ведьме, колдующей над чудесным зельем. Кстати о поэтах, — продолжал доктор Карфэкс, и взгляд его, дотоле задумчивый, выразил откровенное веселье. — Я повсюду искал, но безуспешно, автора следующих строк — вы только послушайте!

Когда в ту ночь месье Ледрю заворачивался в одеяла, со стариковской опаской думая о путешествии, намеченном на завтрашнее утро, и чуть ли не молясь о том, чтобы хорошенько выспаться, дабы подготовиться к нему, в дверь снова легонько постучали, и, как раньше, вошла Дебора с подносом.

— С поклоном от хозяйки, сэр. Она шлет вам этот напиток в качестве прощального кубка.

Огонь в камине еще весело пылал, отбрасывая отблески по всей комнате, и тень от старого балдахина казалась еще темнее. Случайный блик упал на резную дубовую балку над изножьем кровати.

Месье Ледрю осушил бокал, задул свечу и откинулся на подушку. Свет от камина все еще играл на старой дубовой отделке комнаты, и дуб тянулся зелеными побегами к потолку. А он сам, влюбленный, проходил под деревьями. Он спешил навстречу своей первой любви. Блики огня в камине, падавшие на мертвые панели, превратились в солнечные лучи, проникавшие сквозь ветви. Потом у него прихватило сердце, и он умер — совсем мирно; заострившиеся черты его старческого лица разгладились, и на нем появилась улыбка.