Мы уже приступили к кофе, когда Майка окликнул высокий красивый юноша, которого сопровождала хорошенькая темноволосая девушка. Оказалось, что это шотландский инженер, работающий вместе с Майком на аэродроме, а девушка была гречанкой, школьной учительницей по имени Исса Диври. Она прекрасно говорила по-английски. Мы объединили наши компании и оставшийся вечер провели вместе.

Время, казалось, мчалось. Мы беседовали, обменивались мнениями по поводу увиденного сегодня, танцевали, в перерывах пили вино и затем, почти в полночь, неохотно распрощались, пообещав друг другу снова встретиться.

Луна стояла уже высоко, когда мы возвращались обратно, и в ее свете ясно и серебристо вырисовывался окружающий ландшафт. Спускаясь вниз по длинной извилистой дороге к «Мармаре», мы все время видели простирающееся перед нами море. Оно было неправдоподобно прекрасным, тихим и спокойным, его гладкая поверхность светилась тут и там, отражая цветные огни на рыбачьих лодках, разбросанных, как светлячки, на воде.

Еще издалека было видно, что в окнах виллы горит свет. Я надеялась, что Ники уже крепко спит, что он не просыпался, чтобы спросить, где мама. Я выскользнула из машины, торопясь к сыну.

— Доброй ночи, Майк. Большое спасибо за чудесный день. Мне понравилась каждая его минута.

Он тихо закрыл дверцу машины и взял меня за руку:

— Вряд ли тебе понравилось так, как мне. Все было изумительно. Как только ты вернешься из поездки с Василисом, мы все это повторим. — Он нахмурил брови, глядя на меня в свете двух больших ламп на железных подставках, установленных по обе стороны дверей виллы. — Без тебя мне время покажется вечностью. Сколько ты думаешь отсутствовать?

— Я не знаю. Думаю, что недели две.

— Обещай, что будешь думать обо мне. — Он застенчиво улыбнулся. — Запомни, что я — твой путь к избавлению!

— Я буду помнить. Теперь мне нужно идти, Майк.

— Да. — Он притянул меня к себе, наклонился и приник к моим губам долгим и крепким поцелуем. Я ответила ему, но мой поцелуй был только теплым.

Отпустив меня, он сказал взволнованно:

— Не слишком успешно, но все же некоторое смягчение. Спокойной ночи, дорогая девочка. Не забывай, что я тебя люблю.

Он одним резким движением закинул длинные ноги в машину и помахал мне, когда я повернулась к двери. Я взмахнула рукой в ответ, но молча, чтобы не вызывать переполоха среди обитателей виллы.

Мне не стоило беспокоиться. Когда я попыталась открыть дверь, в коридоре будто ниоткуда материализовался Ангелос. Он кивнул мне и улыбнулся:

— Добрый вечер!

Взяв из моих рук корзину из-под продуктов, он указал на салон, откуда лился свет. Потом прошел через большой холл, забежал вперед меня и открыл двойную тяжелую дверь, чтобы я могла войти.

К моему удивлению, посредине салона стоял Пол. Глубоко засунув руки в карманы белого хлопчатобумажного пиджака и сдвинув в прямую линию свои черные брови над нахмуренным лицом, он сказал резко:

— Ты вернулась очень поздно!

Я была так поражена, что не смогла произнести ничего, кроме «Разве? Извини». Но затем, обратив внимание на его менторскую манеру, добавила легкомысленно:

— Я не знала, что ты поднимешь шум!

Он, казалось, стиснул зубы. Нижняя челюсть выдвинулась вперед.

— Ты была все время с Хардингом?

— Ну конечно. Где же еще я могла быть?

— Ты сказала, что едешь на пикник. Я думал, что это будет днем, а ты устроила себе ночное приключение при лунном свете!

Голос его звучал насмешливо.

— Мы отправились в Тивиттос. Но мои приходы и уходы вряд ли тебя касаются!

Он приблизился ко мне на шаг, и глаза его сузились.

— Ты собираешься выйти замуж за Майка Хардинга? — выпалил он.

Мгновение я смотрела ему прямо в глаза. Затем пожала плечами с безразличием, которого далеко не испытывала.

— Не знаю. Я еще не решила.

— Но он сделал тебе предложение?

Я медленно ответила:

— Не понимаю, какое отношение это имеет к тебе? Но если ты хочешь знать, то да. И я обдумываю этот вопрос очень серьезно. А теперь извини, я хотела бы пойти наверх, к Ники. — Я попыталась протиснуться мимо него, но он схватил меня за руку:

— Ты оставила его на целый день, и еще несколько минут не имеют значения!

Его карие глаза впились в мои. Его дыхание чувствовалось на моей щеке. Инстинктивно я отпрянула, отодвигаясь от него. А он задумчиво произнес:

— Надеешься, что, выйдя замуж за Хардинга, ты сможешь не возвращаться в Англию, не так ли? Из этого ничего не выйдет, если только ты в него не влюблена.

— Откуда ты знаешь, влюблена я или нет? — Я запнулась. Моя слабая попытка проявить воинственность и независимость начала таять. Меня снова охватила неуверенность, которую заставлял испытывать только Пол. Это было как-то связано с его близостью, ощущением его пальцев, крепко державших мои. Я подумала о долгих месяцах, которые провела, оторванная от людей, совершенно безмятежно. А здесь, на Меленусе, казалось, каждый день приносил мне какие-то запутанные дела или конфликты. Я одновременно чувствовала потрясение и боль, как ощущает себя замерзший человек, когда начинают отогреваться его члены.

Пол крепче сжал мое запястье одной рукой, другой обнял меня так, что оба моих локтя оказались прижатыми к телу. Я не могла пошевелиться, а он нагнулся еще ближе и тихо спросил:

— Так ты влюблена или нет?

Я не могла выносить этот пронизывающий взгляд и посмотрела через его плечо:

— Я… я не уверена.

Случилось ли это потому, что перед этим меня целовал Майк? Он назвал это процессом смягчения. Может, это Майк помог растопить лед вокруг моего сердца? Кровь побежала бурно и горячо, и все во мне откликнулось, когда губы Пола прижались к моим.

— Может быть, я могу помочь тебе принять решение?

Мне показалось, что я ожила. Это был трепет и то самое чудесное ощущение, которого я ждала с первого мгновения, когда встретила Пола, а он взглянул на меня глазами Алексиса. Неужели я увидела в нем моего молодого мужа, которого так любила? Я не знаю. Я ничего не сознавала, ощущая только смятение, когда Пол отпустил мои руки и притянул меня ближе к себе. Казалось, помимо моей воли, руки обхватили его плечи и коснулись кудрявых черных волос на шее. Неожиданно были забыты время и место, и я оказалась потерянной, утонувшей в приливе чувства, которое не ждала и не хотела никогда больше испытать.

Я не помню, сколько времени мы так стояли, как долго длился этот поцелуй, который перешел в другой, еще более глубокий и страстный, а потом еще в один и еще. Мы как будто слились в одно целое — тесно прижавшись друг к другу телами, с переплетенными руками. Но внезапно я пришла в себя и высвободилась из его рук. Объятия ослабли, я отодвинулась и отбросила с лица растрепанные волосы.

Он стоял так близко. Я могла видеть, как вздымается и опускается его широкая грудь — как у человека, только что остановившегося после бега.

Он сказал взволнованно:

— Что такое? Что случилось, Стейси?

Я сама не знала. Просто какое-то внезапное чувство тревоги охватило меня, и я поняла, что это не Пол, которого я хотела и который был мне отчаянно нужен. Это был Алексис. Я страстно желала, чтобы меня любил призрак.

— Прости. Это было безумие. Я не хотела… — Слова замерли у меня на губах, и я отвернулась.

Пол схватил меня за руку:

— Не убегай от меня, как испуганная школьница. Я люблю тебя. Ты должна это знать. Я влюбился в тебя с того самого вечера в «саду Персефоны». Разве ты не помнишь? Мы говорили об Алексисе и о моем отце. Мне было жалко тебя, но неожиданно я почувствовал нечто другое, большее, чем жалость, гораздо большее. Я начал влюбляться в тебя. Сегодня я ревновал к Майку Хардингу. Я представил себе, что он занимается с тобой любовью, и понял, что хочу, чтобы ты принадлежала мне.

Вся дрожа, я освободила свою руку.

— Пожалуйста, не говори так! Это бесполезно. Ты слишком похож на Алексиса. Это… это смущает меня. Я в тебя не влюблена. То, что я чувствую к тебе, это чисто физическое влечение, своего рода рефлекс. Как будто Алексис занимается со мной любовью, и это его я все еще желаю, не тебя! — в отчаянии воскликнула я.