— О, пожалуйста, — сказала я, — деньги не играют роли!

Он сухо улыбнулся:

— Играют, и ты это знаешь. Я не должен вводить тебя в заблуждение. Я не могу предложить тебе и Ники таких блестящих возможностей, которые может предложить Василис. Все, что я могу сказать, это что мое предложение лучше, чем возвращение в Англию. И я люблю тебя.

Я прижалась щекой к его плечу и снова прошептала:

— О, Майк!

Он крепко обнимал меня, касаясь губами моих волос:

— Это значит «да»?

— Это значит — спасибо. Спасибо за то, что ты любишь меня, за то, что хочешь помочь. — Я подняла голову и взглянула на него: — Брак — это такое серьезное дело! Нужно нечто большее, чем взаимная доброта, больше, чем дружба. В брак нельзя бросаться, как в омут!

— Но ты бросилась в него с Алексисом, не так ли? Ты сделала это. Два ребенка девятнадцати лет, так ты говорила? Почему тогда ты была так уверена?

Действительно — почему? Я задумалась. Просто так случилось. Мы встретились, мы были одиноки, он как-то особенно посмотрел на меня; он поцеловал меня, и никаких сомнений не осталось. Что такое любовь с первого взгляда — непреодолимое физическое влечение? И внезапно я вспомнила вчерашний вечер и этот момент в саду, с Полом. Определенно, я испытала это с ним. Потому ли, что он мне напомнил Алексиса? В то же время Майк не вызывал у меня ничего подобного.

Казалось, он прочел мои мысли, потому что произнес как бы колеблясь:

— Ты сказала как-то раньше, что не можешь позволить мне поцеловать тебя. Ты все еще так думаешь?

Мне стало стыдно за то, что я так мало ценю человека, такого доброго и понимающего меня. Я быстро сказала:

— Нет, тебя это не касалось, Майк!

Его объятия сделались крепче, губы прижались к моим. Это было странно и непривычно. Борода царапала мою кожу. Думаю, в душе я боялась, что какой-то мужчина, целуя меня, вызовет ответную реакцию и желания, похороненные вместе с Алексисом. Я не хотела физической близости без любви и моего взаимного чувства. Поэтому была сдержанной, и мои застывшие желания еще больше застыли. Теперь, когда Майк поцеловал меня, я осталась совершенно бесчувственной, будто деревянной, такой же, какой была много лет.

Он резко отпустил меня:

— Боюсь, что ты ничего не чувствуешь!

— Прости. Я… просто не могу.

Он нахмурился и озадаченно взглянул на меня:

— Дело во мне? Я хочу сказать — я просто не твой тип?

Я быстро покачала головой:

— Конечно же нет. Это моя вина. — Я беспомощно указала жестом на разрушенные колонны, на статую. — Может быть, сейчас не время и это не подходящее место? Раннее утро и все прочее…

— Ты, хочешь сказать, что должен быть лунный свет? Должны играть скрипки и так далее? Не слишком ли далеко ты заходишь? Может быть, дело в том, что ты… — Он отпрянул, кусая губы.

Я закончила фразу за него:

— Все не так, как я любила раньше. Но от этого мне не легче. Я не могу приказать себе влюбиться снова.

Он уловил горечь в моем голосе и протянул мне руку:

— Стейси, дорогая, я не хотел так говорить. Я люблю тебя и все равно хочу тебя любить. Но только если и ты этого хочешь. Боюсь, что я снова совершаю ту же ошибку, что и раньше, — бросаюсь на тебя. Железный занавес, за которым ты прячешься, не сломаешь за один день. Я понимаю это. — Он улыбнулся. — К тебе нужно подойти нежно, прежде чем завоевать. Не так ли?

Я вздохнула, возможно, с облегчением:

— Ты все очень хорошо понимаешь!

Он стиснул мои пальцы и сказал:

— Я хочу, чтобы ты поняла: я тебя люблю Я хочу, чтобы ты помнила это. Я хочу на тебе жениться. Просто помни об этом, пока не свыкнешься с этой мыслью, хорошо?

Я кивнула, и он продолжал:

— Давай отбросим на время романтику и насладимся этим днем. Ты уже все здесь видела, давай вернемся к машине и поедем на берег, где можно поплавать, а потом устроить пикник. Подходит?

Я снова кивнула:

— Это звучит великолепно!

— Сегодня вечером мы поужинаем в Тивиттосе. Там можно потанцевать. Пошли! — И он двинулся вперед по разбитым камням к дороге.

Остаток дня Майк был ласковым, предупредительным и деликатным. Только один раз он вернулся к нашему предыдущему разговору. Это было после того, как мы поплавали. Ложбинка, которую он нашел, была маленьким, тихим местечком между двумя пригорками, покрытыми желтым ракитником и мелкими сосенками. Мы еле дождались, чтобы раздеться и ринуться в сапфировое море, потому что солнце стояло уже высоко, а мы разгоряченные и в пыли.

Майк был прекрасным пловцом. Он плавал кролем лучше, чем я, но я все же смогла его догнать, и мы поплыли бок о бок в ласкающей тело воде. На берегу блестящая белая поверхность горы Зигос выделялась на фоне сверкающего неба, возвышаясь над коричневыми горами и серебристыми оливковыми деревьями, росшими у ее подножия.

Сирена приготовила нам великолепный обед. Тут были ветчина, фаршированный рисом и мясом перец и маленькие треугольные пирожки из слоеного теста с сыром и шпинатом. Мы ели вишни, огромные, как сливы, и сочный, дымчатый виноград, пили привезенное Майком вино, не из обычного винограда, а из самосского мускателя, более мягкое и очень освежающее.

Когда мы закончили трапезу, то улеглись в тени скал, сонные и разморенные. Я закрыла глаза, но через мгновение снова открыла их, чувствуя, что Майк смотрит на меня.

Его волосы цвета дубленой кожи и борода были все еще влажными и в жемчужных каплях морской воды. Мускулистое тело обнажено по пояс, а глаза горели голубым огнем, ярко выделяясь на загорелом лице. Он больше, чем когда-либо, походил на викинга.

Прежде чем я успела подняться, он склонился надо мной и произнес низким, хриплым голосом:

— Знаешь, Стейси, ты рождена для любви!

Я непроизвольно протянула руку, чтобы оттолкнуть его.

— Майк, пожалуйста, ты ведь сказал…

Он поймал мои пальцы:

— Хорошо. Я не стану делать никаких попыток. Просто ты выглядишь так замечательно в этом своем белом купальнике. — Он взял мою руку и поднес к губам пальцы, а затем медленно опустил. Повернувшись на спину, сказал: — Расслабься, милая. Сейчас время сиесты.

Я искоса взглянула на него, но хитрые голубые глаза уже были закрыты. Через некоторое время я тоже смежила веки, и вскоре мы оба заснули.

А когда проснулись, то жара уже спала и мы снова поплавали. После этого прошлись вдоль бухточки, перелезая через валуны и наблюдая за тем, как стайки маленьких, незнакомых мне рыбок скользят в воде между камней. Знойное марево отступило, и вернулся этот свет, к блистательной прозрачности которого я, казалось, никогда не привыкну. «Он навсегда останется для меня чудом», — подумала я, оглядываясь. Вокруг раскинулся мир, которого я никогда не видела, но который полюбила всем сердцем.

— Если мы снова поедем сюда, то, может быть, сможем взять с собой Ники? — спросила я, когда мы медленно возвращались туда, где Майк оставил машину. — Ему очень понравится этот маленький залив и заводи с рыбками.

— Мы так и сделаем, — ответил Майк, ставя корзину и пустую бутыль из-под вина в багажник.

Было семь часов, когда мы приехали в Тивиттос, который Майк назвал «врадаки», что означает «маленький вечерок». Мы припарковали машину у берега и пошли вдоль стен гавани, чтобы посмотреть, как причаливают для разгрузки рыболовецкие лодки, а другие готовятся к отплытию. Было самое спокойное время дня, звуки, доносящиеся с возвращающихся «гри-гри» — турецких лодок, — создавали тихий фон для голосов, перекликающихся через причал.

Ресторан, куда Майк привел меня поужинать, был совершенно не похож на таверну, в которой мы обедали в прошлый раз. Он казался более чинным, хотя и не слишком. Веселый голубой навес тянулся над столиками, в глубине два молодых человека с тонкими лицами играли на бузуке и скрипке, а люди танцевали на маленькой площадке с полированным полом.

Вскоре после того, как мы поужинали долмой, на этот раз в капустных, а не в виноградных листьях, свет вдоль всего берега погас и на гладкой морской поверхности стали видны отражения ламп, висевших на мачтах лодок.