Войдя в приемный зал, он увидел господина Хосокаву, восседавшего на возвышении в окружении самураев наивысшего положения, облаченных в церемониальные одеяния. Все молчали, как статуи. Когда Томотада прошел вперед, чтобы выразить свое почтение, эта тишина показалась ему зловещей и тяжелой, как затишье перед бурей. Но Хосокава внезапно сошел со своего возвышения, взял молодого человека за руку и начал повторять слова поэмы:
Коси о-сон годзин во оу...
И Томотада увидел на глазах принца слезы.
Затем Хосокава сказал:
– Поскольку вы так сильно любите друг друга, я принял решение дать вам разрешение на брак вместо моего родственника, господина Ното. Ваша свадьба должна состояться прямо сейчас. Гости собраны, подарки приготовлены.
По сигналу господина ширмы, скрывающие продолжение комнаты, были раздвинуты, и Томотада увидел там множество придворных, собравшихся на церемонию, и Аояги, которая ожидала его в одеянии невесты.
Таким образом, она была возвращена ему, и состоялась веселая и прекрасная свадьба. Молодой паре от принца и гостей были преподнесены дорогие подарки.
Томотада и Аояги после свадьбы прожили пять счастливых лет. Но однажды утром Аояги, разговаривая с мужем о чем-то будничном, внезапно громко закричала от боли и сильно побледнела. Через какое-то время она сказала слабым голосом:
– Простите меня за этот невежественный крик, но боль была так внезапна! Мой дорогой муж, наш союз, должно быть, был определен какими-то кармическими отношениями в прежней жизни. Я думаю, что эти счастливые отношения снова соединят нас в следующей жизни. Но в этой жизни наши отношения закончены, и мы должны расстаться. Прочитайте для меня, прошу вас, Нэмбуцу-молитву, потому что я умираю.
– О! Какие странные безумные мысли! – вскричал пораженный муж. – Вы только немного нездоровы, моя дорогая! Полежите некоторое время, отдохните, и болезнь пройдет.
– Нет, нет! – отвечала она. – Я умираю! Я не придумываю, я знаю! Бесполезно теперь, мой дорогой муж, скрывать правду от вас: я не человек. Душа дерева – моя душа, сердце дерева – мое сердце, сок ивы – моя жизнь. Кто-то в этот момент срубает мое дерево – именно поэтому я должна умереть! Даже плакать теперь выше моих сил! Быстрее, быстрее прочитайте Нэмбуцу для меня... Быстрее! Ах!
Вскричав от боли, она отвернула свое прекрасное лицо и попыталась заслонить его рукавом. Но почти в тот же момент ее тело стало разрушаться самым странным способом, опускаясь все ниже, ниже и ниже, пока не оказалось на одном уровне с полом. Томотада бросился поддержать ее, но уже было нечего поддерживать! На полу лежала одежда этого прекрасного существа и украшения, которые оно носило в волосах. Тело перестало существовать. Томотада побрил голову, дал буддистский обет и стал странствующим священником. Он путешествовал по всем провинциям империи и во всех святых местах, которые он посещал, приносил жертвы за душу Аояги. Достигнув Этидзэна, он искал дом родителей своей любимой, но, придя в уединенное место среди холмов, где было их жилье, обнаружил, что дом исчез. Не было ничего, что бы указывало хотя бы место, где стоял дом, кроме трех пней ивовых деревьев – двух старых и одного молодого, – которые были срублены задолго до его прибытия.
Около тех пней он установил мемориальное надгробие со священными текстами и совершил там множество буддистских служб за души Аояги и ее родителей.
Дзиу-року-сакура
В Вакэгори, районе провинции Иё [71], растет очень древняя и знаменитая вишня, называемая Дзиу-року-сакурой, или "Вишней шестнадцатого дня", потому что она цветет каждый год в шестнадцатый день первого месяца (по древнему лунному календарю) и только в этот день. Таким образом, время ее цветения попадает в Пору великого холода, – хотя обычно вишня расцветает весной. Но Дзиу-року-сакура цветет благодаря жизненной энергии, которая не является – или, по крайней мере, не являлась изначально – ее собственной. В том дереве живет призрак человека.
Этим человеком был самурай Иё. Дерево росло в его саду и расцветало в обычное время, то есть в конце марта – начале апреля. Он играл под тем деревом, когда был ребенком. Его родители, бабушка и дедушка и более давние предки год за годом на протяжении более ста лет вешали на его цветущие ветви яркие полосы цветной бумаги, на которых были написаны хвалебные стихи. Сам он очень постарел и пережил всех своих детей. Не оставалось ничего в мире, ради чего ему было жить, за исключением того дерева. И вот однажды летом дерево завяло и погибло!
Старик сильно печалился о своем дереве. Тогда добрые соседи нашли для него молодую и красивую вишню и пересадили в его сад, надеясь таким образом успокоить его. Он поблагодарил их и притворился, что доволен. Но на самом деле его сердце переполняла боль, так как он любил старое дерево настолько сильно, что ничто не могло утешить его.
Наконец к нему пришла счастливая мысль: он вспомнил способ, которым можно было спасти погибающее дерево. (Это был шестнадцатый день первого месяца.) Он вошел в свой сад, поклонился перед увядшим деревом и заговорил с ним такими словами:
– Я молю вас, зацветите еще раз, потому что я собираюсь умереть вместо вас. [72]
Затем он расстелил под этим деревом белую ткань, покрывала, сел на них и исполнил харакири, как это делают самураи. Его призрак вошел в дерево и заставил его цвести в тот же самый час.
С тех пор это дерево цветет в шестнадцатый день первого месяца, в то время, когда все покрыто снегом.
Сон Aкиносуке
В округе Тоити, в провинции Ямато [73], жил госи [74]по имени Мията Акиносукэ.
В саду Акиносукэ росло большое старое кедровое дерево, под которым он проводил жаркие дни. Однажды в жаркий полдень он сидел под этим деревом с двумя друзьями-госи, беседуя за вином. Внезапно он почувствовал, что хочет спать, причем так сильно, что попросил друзей извинить его за то, что вздремнет в их присутствии. Затем он прилег у подножия дерева и увидел такой сон.
Ему снилось, что, находясь в своем саду, он видит процессию, подобную свите какого-то знатного дайме, спускающуюся с ближайшего холма, и что он встал посмотреть на нее. Эта огромная процессия была внушительнее всех других, какие он когда-либо видел, и приближалась к его жилью. В начале ее он увидел множество молодых людей в богатой одежде, которые тянули большую покрытую лаком коляску, или госё-гурума, завешенную ярко-синим шелком. Когда процессия приблизилась к дому и остановилась, богато одетый человек, очевидно высокого положения, вышел из коляски, подошел к Акиносукэ, низко ему поклонился и сказал:
– Достопочтенный господин, вы видите перед собой кэраи (вассала) Кокуо из Токоё [75]. Мой господин, царь, приказал мне поприветствовать вас от его августейшего имени и поступить в ваше распоряжение. Также он приказал мне сообщить вам, что он желает, чтобы вы прибыли во дворец. Поэтому соизвольте войти в эту благородную коляску, которую он послал для вас.
На эти слова Акиносукэ хотел дать подобающий ответ, но был слишком удивлен и взволнован для того, чтобы говорить. В тот же момент воля, казалось, покинула его, так что он мог делать только то, что кэраи говорил ему. Он вошел в коляску. Кэраи занял место около него и подал сигнал. Слуги, взявшись за шелковые веревки, потащили большую коляску на юг. Поездка началась.
Через очень короткое время, к изумлению Акиносукэ, коляска остановилась перед огромными двухэтажными воротами (ромон) в китайском стиле, которых он никогда прежде не видел. Здесь кэраи вышел, сказал: "Иду объявить о вашем прибытии" и исчез. Через некоторое время Акиносукэ увидел, что из ворот вышли два благородного вида человека в фиолетовых шелковых одеждах и высоких головных уборах, форма которых указывала на высокое положение. Они с уважением приветствовали его, помогли ему выйти из коляски и повели через большие ворота, по обширному саду, ко входу во дворец, фасад которого, казалось, простирался на запад и восток не меньше, чем на милю. Затем Акиносукэ проводили в огромную и богато украшенную комнату для приема гостей. Сопровождающие отвели его на почетное место и почтительно встали неподалеку, в то время как девушки-служанки в церемониальных костюмах преподнесли ему напитки. Когда Акиносукэ отведал напитков, двое его сопровождающих в фиолетовых одеждах низко поклонились перед ним и обратились к нему со следующими словами, каждый по очереди, согласно дворцовому этикету:
