Благодаря небо за то, что сумерки были столь плотными, что он не мог видеть, как она вспыхнула, Алана демонстративно смотрела прямо перед собой. После того, что она только что представляла, Алана не могла взглянуть в глаза Пэкстону.

На его вопрос она ответила вопросом:

— А были бы вы взволнованы, если бы кто-нибудь взял у вас из жизни десять лет?

— Ну, едва ли я был бы так же взволнован, как вы. Да что это с вами? Не в том ведь дело, что я напугал вас?

Все еще не в состоянии освободиться от своих нечаянных фантазий, которые теперь казались ей неприятными, она поежилась под его взглядом. О, почему бы ему не убраться куда подальше…

— Все нормально, — пробормотала она. После паузы он наконец произнес:

— Алана, возможно, я не так хорошо знаю вас, как мне того бы хотелось, но…

— Что вы имеете в виду?!

Она пристально посмотрела Пэкстону в глаза. Не удивительно, что подобная ее реакция несколько смутила его. Алана испугалась, что переиграла. Но даже если и так, ей уже нельзя было останавливаться на полдороге.

— Что вы имеете в виду, говоря, что не знаете меня так хорошо, как вам бы того хотелось?

И вновь тишина. Первый утренний луч слегка оживил лицо Пэкстона.

— Ну, говоря, что не так хорошо знаю вас, я не имел в виду познание в библейском смысле этого слова, так что не подумайте… Но ведь вы перебили меня и не дали закончить.

Алана не могла себе объяснить, почему ее оставило обычно присущее ей благоразумие. Может, дело в том, что она слишком переживала за судьбы уэльсцев из отряда сопровождения и за судьбу людей Пэкстона? А может, виной этому — страх, ведь Алана неотвязно думала о том, что будет с ней, если экспедиция не вернется или если вернутся не все. Или, скорее всего, во всем был виноват Пэкстон, неизменно умудрявшийся вызывать у нее весьма странные чувства, когда бы ни появлялся рядом. Впрочем, какова бы ни была действительная причина, в глубине души Алана призналась себе, что мысли ее нынче лишены привычной стройности. И тем не менее она уцепилась за слова Пэкстона.

— Ну так что же?! — вспылила Алана, соскакивая с бочки и оказываясь лицом к лицу с Пэкстоном. Она уперла руки в бока. — Значит, вы думали обо мне и в этом смысле?!

Пэкстон тоже встал с бочки.

— И не один раз, — рявкнул он, наседая на нее. — Дело в том, миледи, если уж вы хотите знать, я именно так думаю о вас гораздо чаще, чем иначе.

Глаза Аланы сузились.

— Вы, мужчины, вы все мне отвратительны! Сперва Гилберт на правах мужа требовал от меня исполнения супружеского долга, потому как, видите ли, он всегда хотел. И никогда он не интересовался, а хочу ли я, и если хочу, то чего именно! Никогда. Ему плевать было на то, что жене нужна нежность, любовь…

Затем появился сэр Годдард. Из-за того, что ненавидел меня, а также из-за моего наследства он пытался изнасиловать меня, чтобы таким образом выразить ненависть. Слава Богу, что этой скотины больше здесь нет.

А теперь еще вы со своими фривольными фантазиями намерены мне докучать?! Почему это, интересно, вы решили, будто ваши реверансы могут быть мне приятны? Ох уж эти мужчины…

Она произнесла последнее слово с особенным выражением.

— Вы не более чем вечно озабоченные животные! Я презираю всех вас до единого!

Она ожидала от Пэкстона резкого ответа, думала, он оправдает поведение мужчин… Каково же было ее удивление, когда Пэкстон лишь протяжно сдержанно вздохнул.

— И что? Нечего сказать в ответ?! — заводила она и себя и собеседника. У нее так чесались кулаки, что ей хотелось ударить его.

— Что ж, я могу ответить. Учитывая, что вам пришлось испытать, что пришлось вытерпеть от двух упомянутых мужчин, я вполне могу понять ваше чувство омерзения.

И прежде, чем она успела хоть слово вставить, он взял Алану за подбородок, чтобы она внимательно выслушала каждое его слово.

— Но я хочу сказать вам, Алана из Лланголлена, вот что. Если бы мы с вами занялись любовью, то все неприятные чувства прошли бы у вас без следа. Я вовсе не такой эгоист, каким был Гилберт. И вовсе не грубиян, как сэр Годдард, который был движим даже не похотью, а исключительно жаждой мщения. В моих руках вы испытали бы экстаз, иными словами, те чувства, которых, очевидно, вам никогда прежде не доводилось испытывать.

Вы уже далеко не девственница и отлично понимаете, чем занимаются мужчина и женщина, отгородившись ото всех пологом в собственной спальне. Только представьте, что это могли бы проделать и мы с вами. Долгие, медленные, страстные поцелуи, сцепление языками, — от всего этого быстро и сильно возникает желание. Страстные и вместе с тем нежные прикосновения, от которых замирает сердце, так что хочется повторять все эти волшебные касания. Представьте нас вдвоем, представьте то наслаждение, которое мы могли бы получить. Как только желание стало бы непреодолимым, я бы пришел к вам. И вы были бы очень рады нашей близости, Алана. Это я могу сказать наверняка. — Он запустил руку в ее волосы, привлекая женщину к себе. — Когда вы захотите именно такого рода близости с мужчиной, который знает, как сделать так, чтобы тело женщины было наполнено страстным желанием, чтобы оно состояло из одного только желания, когда будете готовы испытать то, что лишь я смогу вам дать, — приходите ко мне. А вплоть до того часа хорошенько помните все, что я сейчас сказал.

Он прижался губами к ее губам, и сначала поцелуй его был нежным, игривым, затем его губы сделались более требовательными, жадными, Алана ощутила кончик его нервного языка у себя во рту.

«Да, он мастерски умеет делать это», — успела подумать Алана, чувствуя, как разгорается в ней сильный огонь. Вспомнив его слова о замирании сердца, Алана тихо застонала и уже хотела было ему ответить, но такой возможности ей предоставлено не было.

— Запомните хорошенько, — прошептал Пэкстон и отстранился от нее. С этими словами он ушел.

Застыв на месте и не пробуя даже шевельнуться, Алана следила за тем, как полутьма поглощает удалявшегося Пэкстона. Она прикоснулась кончиками пальцев к губам. Мысли ее были сейчас в полном беспорядке. Губы были влажными и горели. Насытить их могли только губы Пэкстона.

Действительно, его соблазнительные речи и лишающие воли поцелуи разожгли кровь Алана. Она тяжело дышала и более всего желала сейчас возвращения Пэкстона.

Ее так и подмывало отправиться за ним, крикнуть Пэкстону, что она согласна принять его приглашение. Но она сдержалась.

Он обещал ей радость, удовольствие, экстаз, восторг — все прелести телесных наслаждений.

Однако Алана искала гораздо большего, нежели простых чувственных радостей.

Прежде, чем она отдастся другому мужчине, она должна получить от этого мужчины то, что может дать только лишь его душа. Алана очень сомневалась, обладает ли подобным Пэкстон, способен ли он предложить ей душевный комфорт, а если да — согласится ли она.

Это Алана называла залогом любви.

Пэкстон пребывал не в самом лучшем расположении духа.

Давали о себе знать две последние ночи. Беспокойство за безопасность Грэхама и двух других рыцарей, сопровождавших сейчас его приятеля, а также мучительные раздумья о том, придется или не придется наказывать Алану, что уже само по себе способно будет вызвать восстание уэльсцев в замке, — все это лишило его нормального сна.

А, кроме того, Пэкстона донимали видения, когда ему удавалось немного вздремнуть.

Боже правый! Он никогда прежде не предполагал, что сны могут быть столь реальными, живыми. Он мог бы поклясться, что жил в этих снах столь же полноценно, как и в реальности.

И во всех его снах была Алана.

Она лежала обнаженная на мягком ложе из лесных цветов, на поляне в дремучем лесу, — и рукой манила его к себе. Сбросив в себя одежду, он ложился рядом с Аланой. И очень скоро их тела сливались, ноги сплетались — и Алана охотно принимала в себя каждый его выпад. Но прежде, чем ему удавалось достичь оргазма, Пэкстон неизменно просыпался.