— Что ты делаешь? — поинтересовался Пэкстон.

— Блинчики пеку, — был ответ. Усмехнувшись, Пэкстон стал наблюдать за тем, как парень подбирал с берега очередной камень-голыш, брал его поудобнее в левую руку и пускал по поверхности воды. Пэкстон насчитал шесть отскоков. «Неплохо», — подумал он.

— Позволь, я тоже попробую?

— Попробуйте.

Пэкстон поискал и нашел камень-голыш и с силой швырнул его в воду.

Три блинчика — и камень утонул.

— Тут нужно приноровиться.

Пэкстон различил в тоне парня самодовольные нотки.

— Конечно, — сказал он, — тем более что я играл в эту игру когда-то очень давно. — С этими словами он взял еще один камень. — Когда мне было столько же, сколько сейчас тебе, — Пэкстон решил, что парню лет четырнадцать, — то удавалось выпекать до десяти блинчиков за один раз. Мой личный рекорд — семнадцать.

— Ха! Ну это вообще невозможно!

— Мне удавалось.

Пэкстон приноровился и швырнул голыш. Камень дважды отскочил от водной глади, затем канул. Соревнование началось.

Шесть раз по очереди швыряли они камни, и всякий раз Пэкстон проигрывал. Наконец он спросил:

— А как зовут-то тебя?

Хотя спрашивать не стоило. У парня не было правой руки, Пэкстон уже слышал о нем. Тем более что встреча на берегу не была случайной.

Находясь на насыпи, откуда Пэкстон наблюдал за строительными работами, он каж-то увидел, что Алана о чем-то разговаривала с Олдвином. Беседовали они совсем недолго, однако при этом выражение лиц было серьезным. А некоторое время спустя Олдвин выскользнул из замка через боковую калитку. Пэкстон последовал за ним. И вот теперь, когда они встретились, — этот разговор.

Олдвин назвал свое имя, затем, подумав, чуть наклонил голову и произнес:

— Очевидно, у вас много разных неотложных дел, более важных, чем игра в блинчики.

— Но не сегодня. Сейчас все строительные работы временно прекращены. — Пэкстон пожал плечами. — И поскольку погода выдалась такая чудесная, я решил немного отдохнуть от дел. — Размахнувшись, он швырнул еще один голыш, проследил за ним, затем взглянул на Олдвина. — А что ты делаешь возле реки?

— Качаю мускулы и набираюсь сноровки, — ответил он, швырнув очередной свой камень. — После того как у меня не стало правой руки, мне все приходится делать левой, а это требует практики.

Пэкстон понимающе кивнул:

— Наверное, это не просто.

— Поначалу было трудно, все из пальцев валилось. Я сердился, много раз бросал тренировки. Но Алана требовала, чтобы я продолжал занятия. Она была так добра ко мне, вечно советовала, как и что лучше делать. И когда наконец у меня получалось что-нибудь, она заставляла меня делать что-нибудь еще, что я не умел.

— Например, бросать камни?

— Да. Мы с ней даже поспорили. Ну и она совсем недавно сказала, что я должен как следует потренироваться. Сказала, что не хотела бы выиграть у меня, тем более что она женщина.

Пэкстон улыбнулся про себя.

Напрасно, стало быть, он подозревал парня. Оказывается, когда Алана и Олдвин разговаривали, речь шла всего лишь о желании Аланы сделать так, чтобы парень все научился делать одной рукой, чтобы в будущем, когда вырастет, его увечье меньше мешало ему жить.

Пэкстон даже зауважал Алану. Многие на ее месте относились бы к этому парню как к уроду, попрошайке и всякий раз старались бы прогнать его подальше с глаз, но она повела себя совсем иначе. В Олдвине она увидела способного юношу. Она поверила в него и решила сделать все возможное, чтобы он и сам поверил в себя.

А тем временем Олдвин продолжал швырять голыши, причем последний камень прыгнул целых десять раз. Пэкстон решил, что парень этот всему научится. У него много упорства, и левой рукой он владел все лучше и лучше. Ну, а вдохновляла его Алана. О лучшем друге Олдвин не мог и мечтать.

Бросив еще несколько камней, Пэкстон распрощался и начал взбираться по склону. Пройдя половину пути, он обернулся и посмотрел на темноглазого, темноволосого паренька, чья сила духа восхитила Пэкстона.

Пэкстон стоял и недоуменно смотрел на то место, где еще несколько минут назад упражнялся парень. На лице его отразилось удивление, брови вопросительно изогнулись. Никого на берегу не было. Был травой поросший склон, была река.

Олдвина не было.

Стемнело, и как только ночь опустилась на лес и крепость, настроение у Аланы испортилось.

Ужин давно закончился, намеченная на день работа была выполнена. Алана прохаживалась по темному двору замка, стараясь уйти от неприятных мыслей. Для волнений были причины.

Пэкстон пообещал, что она поплатится, если что-нибудь произойдет с сэром Грэхамом и его людьми, — и это обещание приведет к обострению отношений между уэльсцами и нормандцами. Хотя уэльсцы и нормандцы и так относились друг к другу с недоверием, но теперь они будут еще подозрительнее друг к другу, чем прежде. Такого не было даже тогда, когда чуть живой сэр Годдард вернулся в замок и рассказал о нападении, которому подвергся он и его люди.

Направляясь сейчас в сторону боковой калитки (а за последнее время Алана до того привыкла выходить через эту калитку в ночной лес, что ноги сами несли ее туда), она рассуждала о том, не стоит ли ей подбодрить соплеменников, сказать им, что они могут оставить страхи.

Далеко за полночь возвратился Олдвин, сообщив Алане, что сумел предупредить уэльского дозорного, который прятался в лесу на той стороне, неподалеку от замка. Дозорный немедленно отправился к своим, пообещав на прощание Олдвину, что в самое ближайшее время Рис будет в курсе происходящего.

И все же Алана боялась, что рыцарь не успеет предупредить дядю, который, скорее всего, собирался напасть на нормандцев.

Она не была уверена, что ее мольбы будут услышаны и что ее соплеменникам не придется пасть от рук ее родственников.

К тому же в лесах было много всяких банд, которые безжалостно нападали на тех, кто решался пересечь вал Оффы или кто подъезжал с внешней стороны к этому валу. Особенно часто нападениям подвергались сторонники Овэйна Гвинедда. Поэтому даже если Рис и получит ее сообщение вовремя, сэр Грэхам и его люди вполне могут пасть от рук кого-нибудь еще. Такая вероятность была велика, и потому Алана понимала, что несколько следующих дней покажутся ей чрезвычайно томительными. Если рыцари возвратятся целы и невредимы, тогда напряжение в замке несколько спадет. Ну, а если они не вернутся? Тогда что?..

Алана увидела бочки и корзины, кем-то принесенные и сваленные почти у самой боковой калитки. Приподняв юбки, она уселась на одну из бочек. Покачивая ногой, она пыталась представить, какого рода наказание ждет ее, если отряд не возвратится вовремя.

В ее воображении промелькнули десятки самых разнообразных наказаний. Ее могли заставить стоять обнаженной на холоде, например в дождь, могли привязать к лошади и пустить животное вскачь. Но ведь есть еще и такое страшное наказание, как четвертование.

Жуткие эти сцены настолько заполнили ее воображение, что ни о чем ином Алана больше думать не могла. Чего только не напридумывала она себе! Например, что Пэкстон сделает ее своей наложницей. Не удивительно, что за такого рода мыслями она не услышала приближавшихся шагов. И когда чья-то рука мягко опустилась на ее плечо, Алана от страха чуть не умерла.

— Задумались?

Знакомый голос Пэкстона позволил ей сразу же успокоиться. От смущения лицо и плечи Аланы запылали. Уж не ее ли фантазии каким-то образом передались на расстояние и привлекали сюда в такой час Пэкстона?

Она представила, взглянув на Пэкстона, как они сливаются в жарком объятии, и эта картина была настолько яркой, что не выходила у нее из головы. Алана сочла за благо занять оборонительную позицию. Шумно вздохнув, она резко произнесла:

— Никогда впредь не пугайте меня подобным образом.

— Но я дважды позвал вас, — сказал он, усаживаясь на бочку, соседнюю с той, на которой сидела Алана. — И я был уверен, что вы меня слышали…— Он подался чуть вперед. — Вы чем-то взволнованы? Интересно, чем же это?