Я смущенно отвожу взгляд, и швейцарские гвардейцы ухмыляются этому проявлению стыдливости.

Дюран смотрит на меня. У него сияющий вид.

– Отец Дэниэлс, позвольте мне представить вам мою подругу, доктора Адель Ломбар. Адель, это отец Джон Дэниэлс из Святой Инквизиции.

– Мы не называем ее… – пытаюсь сказать я, но Дюран перебивает.

– В командировке по поручению кардинала Альбани, – прибавляет Дюран. Женщина выглядит искренне взволнованной.

– Приятно познакомиться с вами, – улыбается она, протягивая мне руку. Я пожимаю ее. Она удивительно прохладная, почти холодная. – Как вы, должно быть, догадываетесь, у нас нечасто бывают гости.

– Капитан уже шесть месяцев не видал свою красотку… – ерничает Бун, делая пальцами неприличный жест. – Он принес ей очень красивый подарок. Блестящую штуку… Ох, какую блестящую…

– Заткнись, Бун! – приказывает ему Дюран.

Бун делает вульгарный знак извинения и отходит назад, пятясь в поклоне, попахивающем издевательством.

– Добро пожаловать на станцию Аврелия, отец Дэниэлс, – говорит доктор Ломбар. – Принимать члена Церкви для нас честь и радость.

При слове «член» кто-то усмехается.

– В том, что касается радостей, мы можем предложить немногое, но чистую постель и вкусный ужин – вполне.

– Особенно учитывая тот факт, что это будет последний ужин, которым мы сможем насладиться в ближайшее время, – комментирует Дюран, снимая с себя стеганую куртку.

– А еще мы можем предложить горячий душ. Ну, почти горячий. Скажем, теплый.

– Это было бы потрясающе.

– Это и есть потрясающе.

– Извините за запах. Я…

– Мы привыкли, святой отец. Идемте, я покажу вам вашу комнату.

Я уже очень давно не спал в настоящей комнате. И тем более один, без храпа и астматического дыхания Максима, без запаха нашего белья, развешенного для просушки. Помещение большое, белое. В центре находится военная койка. Войдя, я сразу переставляю ее головой к стене. Сила привычки.

Окон нет. Свет идет из пластикового квадрата на потолке. В комнате стоит металлический шкафчик в две дверцы. На стене висит распятие.

Я сушу волосы.

Вместе с ключами от комнаты мне дали маленькое полотенце, которое я сейчас использую, и кусочек мыла, который на мгновение ввел меня в заблуждение. Но, поднеся его к носу, я убедился в том, что речь идет не о редком довоенном мыле, а о современном продукте, произведенном из ужасного жира, облагороженного, если можно так сказать, несколькими каплями выдохшихся приторных духов.

Я сказал себе, что привередничать нельзя. Что мыло есть мыло. Что важно – так это смыть с себя усталость и запах смерти. Тот самый запах, которым пропитают мою одежду перед тем, как мы выйдем отсюда.

Душ был чуть теплый и в холодном воздухе общей ванной практически не давал пара. Вместо этого пар шел из моего рта, пока я прыгал с ноги на ногу, чтобы поддерживать кровообращение. Я стоял один, голый в помещении с дырявыми стенами и двенадцатью душами в ряд, без каких-либо разделителей. Комнату освещала неоновая лампа. Трубы дрожали, время от времени ток воды прерывался, а возобновившись, был красноватым от ржавчины. «Но это душ, – говорил я себе, подставляя голову под струю чуть теплой воды, смывавшую мыло с моих волос, – душ!»

На ночном столике лежит какая-то книга. Я ожидал Евангелия, но это было руководство по выживанию в экстремальных условиях. Одна из тех книг, что использовались, когда мир был богатым, мирным и человечество развлекалось, читая о том, как освежевать и приготовить крысу или поймать таракана…

Я открываю книгу. Она принадлежала человеку по имени Массимо Оливьеро. Книга в хорошем состоянии, хотя последние страницы испорчены водой или какой-то другой бесцветной жидкостью. Некоторое время я листаю ее. Когда дохожу до части, в которой рассказывается о том, как сделать кастрюлю из березовой коры, раздается стук в дверь.

– Минутку, – отвечаю я, заканчивая тереть голову полотенцем, – иду.

Я открываю, и в дверном проеме появляется лицо капитана Дюрана.

– Идемте, нас ждут на ужин.

Уже много лет я не ел так хорошо.

И больше двадцати лет не пробовал свежей рыбы.

Когда я увидел ее в своей тарелке, то подумал, что это чудо.

– Идея одного из наших техников… – улыбаясь, говорит Адель с французским акцентом, кажущимся теперь таким экзотичным. В ней самой тоже есть нечто экзотическое: восточный разрез глаз, тонкие черты лица…

– …Он прочел книгу одного англичанина, старую иллюстрированную книгу, в которой объяснялось, как создать самообеспечивающую фабрику. Она была написана так хорошо, что даже ребенок справился бы. К сожалению, в нашем случае практические возможности были весьма ограничены, учитывая, что на открытом воздухе выращивать ничего нельзя, а сельскохозяйственных животных у нас не было вовсе… Но со временем удача улыбнулась нам. В подземном водохранилище мы обнаружили нескольких карпов, неизвестно как там оказавшихся. Так мы смогли создать емкости для отстаивания воды и ввести рыб в продуктивный цикл. Мы их почти никогда не едим, только по случаю какого-нибудь важного события. Как ваше посещение, например.

– Мне это не кажется таким уж важным событием.

Адель вздыхает:

– В этих стенах ни разу не было мессы. Лично я, простите мне мою откровенность, и не чувствую в ней необходимости, но остальные – да. Почти все. Так что я подумала…

– Вы хотите, чтобы я провел мессу?

– Да.

– С удовольствием.

– Тогда потом. А сейчас давайте ужинать.

К рыбе подаются вареные овощи: картошка, морковка и какие-то острые коренья. За ними следует блюдо нежного и сочного мяса с гарниром из риса. Рис в вакуумной упаковке, как мы смогли убедиться в наших подземельях, хранится гораздо дольше, чем указано на пачке.

Я так давно не ел мяса, что от первого куска у меня практически захватывает дух, настолько оно вкусно. Я смакую его с наслаждением. Судя по вкусу, это свинина. Я недоумеваю, отчего жители этого места так грустны. Все они сидят с опущенными глазами, почти не притрагиваются к еде, а выглядят такими тощими…

Дюран и его солдаты, напротив, работают челюстями так, как будто готовы съесть все вместе с тарелками.

Я поворачиваюсь к Адель, чтобы спросить, почему люди не едят, и на секунду ловлю на ее склоненном над тарелкой лице жадное выражение. Это лишь один миг, и не исключено, что все дело в игре света, потому что как только она замечает, что на нее смотрят, Адель резко меняет выражение лица и улыбается мне.

– Вы хотели спросить меня о чем-то, святой отец?

– Я, ну, да…

Но я не решаюсь задать вертящийся у меня на языке вопрос. Вместо этого я сочиняю на ходу.

– Я хотел спросить, что это за странный мешок лежит на крыше здания?

Этот вопрос явно успокаивает доктора Ломбар.

– Ах, мешок. Эта идея пришла нам в голову, когда мы рассматривали старые фотографии. Наша станция питается энергией, производимой этим мешком. Он раздут от метана, который вырабатывает наша… фабрика. Горючее из биомассы или вроде того. Я совсем не инженер.

– Он не очень сильно надут.

Адель слегка прикусывает нижнюю губу:

– Нет. Действительно, он… не очень сильно надут. Но скоро снова наполнится. Очень скоро. Хотите еще мяса?

– Нет, спасибо. Я сыт. А вы не хотите?

– Я… Нет, спасибо. Я не очень хорошо себя чувствую.

– Если не хотите свой кусок, можете отдать его мне! – орет Бун со своего места в конце стола. – Вот увидите, я один восстановлю ваши запасы метана!

И он бесстыдно испускает ужасающий пердеж, громкий и нескончаемый. Потом разражается смехом. Зал, в котором мы ужинаем, эхом отражает каждый звук, но никто из присутствующих, кажется, не возмущен.

– В обмен на ваше мясо, доктор, я сообщу вам одну прекрасную новость.

– Молчи, Бун, – приказывает ему капитан. Но чокнутый солдат продолжает свое шоу.

– У капитана есть для вас кое-что, доктор. Кое-то огромное… О, но кое-что новое, а не то…