– Идите же! Чего вы ждете?

– Я не могу уйти вот так, – сказала Гизела. – Я хочу поблагодарить вас, я хочу…

– Поблагодарить меня! За что? Вы развлеклись, и, наверное, неплохо, ваше величество. Теперь вы можете вернуться в высшее общество, в котором позволено предложить монарху жизнь и меч, но сердце – никогда.

Его слова хлестнули, словно кнут, но Гизела все равно не могла повернуться и уйти. Он стоял и смотрел на нее сверху вниз темными, как агат, глазами, и его губы кривились в циничной усмешке. Ей показалось, он сумел заглянуть к ней в самую душу и увидеть, какой слабой и беспомощной она была на самом деле.

– Ступайте! – повелительно произнес он. – Вы не должны заставлять ждать ваших покорных слуг.

Говоря это, он повернулся и пошел прямо к двери, распахнул створки почти театральным жестом и стал ждать, чтобы она вышла. Ей хотелось закричать во весь голос, умоляя выслушать ее, попытаться что-то объяснить, убедить его, что она молчит вовсе не от растерянности. Но ей нечего было сказать. И поэтому, наклонив голову, не смея взглянуть ему в лицо, она прошла мимо и вступила в холл. Там ее ждал дворецкий, чтобы еще раз проводить по лестнице к карете. Лакей открыл дверцу и помог сесть в экипаж. Гизела оглянулась. Лорд Куэнби вышел на крыльцо. Он иронично поклонился, когда карета тронулась, и они уехали.

– Вы поступили вопреки всем принятым традициям, – выговаривала ей фрейлина Фестетич. – Императрица никогда бы так не сделала. Если вы хотели вернуться в дом, вам следовало попросить меня сопровождать вас.

Гизела промолчала. В ней словно что-то умерло. Все вокруг не имело больше никакого значения, перестало ее волновать. Она с отчаянием думала, что теперь всегда будет вспоминать его таким – с дерзким изломом губ, с потемневшими от гнева глазами, отвешивающим циничный поклон вслед отъезжающей карете. Она сжала пальцы, скрытые муфтой, с такой силой, что они почти впились в ладонь. Она не должна позволить графине заметить, что переживает, не должна дать волю навернувшимся слезам. Гизела на секунду представила, что произойдет, если она повернет карету назад под предлогом забытой вещи, если снова подъедет к замку и скажет лорду Куэнби, что передумала и останется до завтрашнего дня.

Это даст им еще один день, проведенный вместе, еще один вечер, когда они будут обедать наедине, еще одно мгновение, когда он обнимет ее и она ощутит на своих губах его поцелуй. Но потом она поняла, что это бессмысленно: наступит завтра, и все повторится сначала. У этой истории никогда не может быть счастливого конца. Сказка закончилась так, как и должна была закончиться, – он возненавидел ее, а она уезжает в неизвестность.

За окном кареты мелькнула сторожка у ворот, и тогда она осознала, что потеряла самое дорогое в жизни. Она никогда уже не сможет полюбить, никогда не сможет выйти замуж за другого. Карета свернула на главную дорогу. Гизела обернулась, чтобы бросить последний взгляд на замок. Он возвышался удивительно красивым, ясным силуэтом на фоне неяркого неба. Гизела смотрела на него с минуту, и глаза заволокло слезами.

«Прощай, моя любовь, моя дорогая, дорогая любовь», – прошептало ее сердце.

В Истон Нестон они добрались только под вечер. Было холодно, графиня Фестетич горько жаловалась, особенно в конце путешествия. Фрейлина была не очень приятной спутницей: когда она не стонала, она чихала, а когда не чихала, то кашляла.

– Ужасный климат, – всю дорогу повторяла она без устали, как будто Гизела была виновата в том, что ветер, казалось, проникал сквозь закрытые окна кареты и что капли дождя то и дело ударяли о стекло.

Если бы Гизела не опасалась и не нервничала по поводу того, что ждет их в Истон Нестоне, она бы обрадовалась, что путешествие подошло к концу. Но когда они повернули на главную аллею и она увидела впереди дом приглушенных тонов, прекрасный в своей простоте, ее внезапно обуял ужас. Только теперь она решилась задать вопрос, целый день готовый сорваться с дрожащих губ.

– Как вы думаете, почему ее величество приказали нам вернуться? – спросила она графиню Фестетич.

Графиня пожала плечами и вновь зашлась кашлем. Когда она смогла заговорить, ответила:

– Скоро мы обо всем узнаем. Поступки ее величества всегда имеют под собой весомое основание.

Это было слабым утешением, и Гизела потемневшим взором следила, как они все ближе и ближе подъезжают к дому, пока наконец лошади не замерли возле парадного крыльца. Навстречу поспешили лакеи и помогли им выйти из кареты. Через минуту обе женщины стояли в освещенном холле.

В первый раз с того времени, как они уехали из Истон Нестона, Гизела не решилась взять лидерство на себя, идти впереди графини, шествуя с важностью и достоинством, какие диктовала ей роль самой императрицы. Теперь она держалась позади, неуверенная, испуганная, надеясь найти поддержку у графини.

– Ее величество в своем будуаре, – тихо сообщил мажордом.

– Передайте ее величеству, что мы прибыли, – велела графиня.

– Ее величество приказали проводить наверх обеих дам, как только я передам им это распоряжение.

Графиня бросила на Гизелу взгляд, словно молча велела следовать за собой, и начала подниматься наверх, чихая и кашляя на каждой ступеньке. На лестничной площадке их встретила экономка в шуршащем черном шелке. Графиня заговорила с ней еле слышно. Экономка подвела их к закрытой двери и осторожно постучала. Дверь тут же открыла горничная. Они подождали еще немного, пока доложили об их приезде, потом дверь вновь распахнулась и в коридор вышла горничная, чтобы проводить их внутрь – сначала графиню Фестетич, потом Гизелу.

Императрица лежала на кушетке, подвинутой к камину. На ней был халат из белоснежного бархата, отделанный шиншилловым мехом, волосы, зачесанные со лба, рассыпались в сияющем, блестящем беспорядке по атласным подушечкам, на которых покоилась ее маленькая головка, ноги ей укрывала меховая накидка. Когда они вошли, императрица отложила книгу, которую читала, и протянула руку графине, присевшей в глубоком реверансе. Гизела последовала примеру фрейлины. Когда она поднялась, то увидела, что императрица смотрит на нее сурово, слегка нахмурив брови.

– Вы задержались, – сказала она. – Я давно вас жду. Специально пораньше вернулась с охоты, так как думала, вы прибудете к двум часам.

– Прошу прощения, мадам, но мы получили ваше письмо с опозданием. Потом нужно было собрать вещи, да и погода была такой плохой, что, по-моему, повлияла даже на лошадей – они ехали медленно.

– Я велела груму отдать письмо, как только в доме кто-нибудь проснется, – сказала императрица.

– Да, мадам. Он так и сделал, но слуги в замке не поняли, что это срочное послание, и ждали, пока Мария не спустилась вниз за завтраком, только тогда они сообщили ей, что приехал посыльный.

– Понятно. Ну, теперь все равно. Вы уже здесь, – сказала императрица. – Как прошел визит?

Графиня не смогла сразу ответить из-за приступа кашля. Когда она вновь обрела способность говорить, то пробормотала:

– Прошу прощения, мадам. У меня, наверное, инфлюэнца.

– Я вижу, – ответила императрица. – И у меня нет ни малейшего желания от вас заразиться. Ступайте к себе в комнату, графиня. Ложитесь в постель, а мы пошлем за доктором. Вы явно нездоровы.

– Да, я действительно неважно себя чувствую, мадам, – подтвердила графиня и принялась снова кашлять.

– Ступайте! Ступайте! – властно приказала императрица. – Гизела может ответить на все мои вопросы.

Графиня сделала реверанс и вышла из комнаты. Когда за ней закрылась дверь, императрица обратилась к Гизеле. Голос ее звучал сурово:

– Итак, Гизела, я жду.

– Вы… хотите услышать о визите, мадам?

– Я уже сказала.

Гизела замялась на мгновение, а затем, заикаясь от волнения, заговорила:

– Все вышло… не так… как вы… предполагали, мадам. Лорд… Лорд Куэнби… вовсе не старик.

– Это мне известно, – сказала императрица. – Но раз так получилось, почему вы сразу не вернулись обратно?