«Без меня меня женили!» – вздохнула Арусяк, но решила не расстраивать бабку и промолчать до поры до времени.

Через сорок минут машины остановились возле девятиэтажного панельного дома, в котором проживали бабка с сыном Гамлетом, его женой и сыном.

– Вот и наш дом! – гордо сказал дядя Гамлет.

Веселая толпа вошла в подъезд, и Гамлет нажал кнопку лифта. Подождали пять минут, но лифт так и не приехал.

– Ну вот, снова кто-то хулиганит. Что за дом! Зачем лифт, если он никогда не работает? – Арусяк-старшая подобрала полы юбки и стала подниматься по лестнице.

Родственники, пыхтя и сопя, последовали за ней. Больше всех возмущалась Аннушка, которая то и дело останавливалась, вытирала испарину со лба, тяжело дышала и ворчала на мужа:

– Твои родственники еще бы на крышу забрались.

– Зато весь город как на ладони. К тому же нормальному, худому человеку не сложно подняться на восьмой этаж, а вот тем, кто любит поесть, – проблематично, – усмехнулась Арусяк-старшая и поскакала наверх.

– А вчера весь день умирала, говорила, что и шагу ступить не может, – шепнула на ухо Аннушке жена Гамлета Рузанна.

На восьмом этаже Арусяк-старшая остановилась, перевела дух и заглянула в открытую кабинку лифта.

В кабинке сидел кудрявый мальчик лет семи с линейкой в руках и блокнотом. Он что-то туда записывал.

– Сенулик-джан, это внучек мой любимый, сынок нашего Гамлета, – обрадовалась бабушка и обняла мальчика.

– Ты что здесь делаешь? – удивился дядя Гамлет.

– Лифт замеряю, – с серьезным видом ответил Сенулик.

– Зачем? – спросила Арусяк.

Сенулик подозрительно посмотрел на двоюродную сестру, вытер рукавом сопли и с деловым видом стал объяснять, что замеры лифта он производит потому, что решил завести коня. Согласно его замерам, конь преспокойно может поместиться в лифт, если научить его садиться на круп и складывать ноги, как кузнечик, а ежели родители (говоря о родителях, Сенулик недовольно посмотрел на Гамлета и его жену Рузанну) не поскупятся и приобретут ему пони, то вообще никаких проблем не возникнет, потому что пони достаточно просто встать на задние ноги. В том, что он научит пони стоять на задних ногах, а коня – принимать позу мертвого богомола, сомнений у мальчика не было. Заодно, предвидя вопросы насчет кормежки и всего прочего, он сообщил, что корм для коня можно покупать на комбинате, у тетеньки, с которой он уже договорился, жить конь может в бабкиной спальне, если выселить оттуда саму бабку, купать он его будет во дворе, подключив шланг к крану соседа с первого этажа, а гадить конь будет в бабкин любимый синий таз, который он обязуется регулярно выносить. Но самый веский аргумент Сенулик припас напоследок. Подняв голову и гордо посмотрев на родителей, он сообщил, что покупка коня окупится ровно через год, поскольку он намерен торговать конским навозом и уже нашел покупателя.

– Сушить навоз можно на балконе! А еще я обещаю хорошо учиться в школе и не обижать бабушку! – гордо выпалил он.

– Пошли домой, потом про коня поговорим, – вздохнул дядька.

– Настоящий джигит, – улыбнулась бабушка и взъерошила внуку волосы.

Сенулик взял под мышку линейку и блокнот и деловито засопел. Войдя в квартиру, Петр, еще не очухавшийся после самолета, плюхнулся на диван, Аннушка села рядом, а вся остальная родня расселась вокруг. Двоюродная сестра Соня приготовила кофе, и народ стал оживленно болтать. Арусяк оказалась рядом с теткой Офелией, которая, просидев пятнадцать минут, заявила, что ее посетило вдохновение, и убежала в свою комнату писать очередной шедевр.

– Вот так каждый раз, – вздохнула бабка Арусяк. – Кто же такую замуж возьмет?

Через пять минут тетка вернулась и заявила, что вдохновение пропало и она, пожалуй, попьет кофе со святым семейством. Сенулик получил новую машинку, которую привез в подарок Петр, и убежал во двор.

Бабушка Арусяк открыла рот и не закрывала его на протяжении двух часов, рассказывая все последние новости, в том числе повторяя те, которые она успела рассказать сыну, пока они ехали из аэропорта. Остальные зевали, пили кофе, курили и делали вид, что слушают бабку. Арусяк в это время изучала своих родственников, которые почти не изменились за те пять лет, что они не виделись.

Дядя Гамлет и его жена показались ей двумя клонами. Они были настолько похожи друг на друга, что посторонний человек мог подумать, будто это – родные брат и сестра: оба черноволосые, носатые, тонкогубые, с огромными черными глазами. Даже роста они были одинакового. Тетка Марета, тоже черноглазая и кудрявая, как и все семейство Мурадян, походила на маленькую толстую мышь, которая все тащит в свою норку. Дети ее, Соня и Коля, были точной копией своего отца Гоки, высокого голубоглазого шатена с выдающимся вперед подбородком и греческим носом, слегка высокомерного и вечно недовольного. Но самой эффектной, безусловно, была тетя Офелия: жгучая брюнетка тридцати двух лет с необычайно красивыми глазами цвета меда, над которыми тонкими дугами пролегали черные брови.

– А завтра мы поедем на свадьбу! – выпалила бабушка, которая вывела Арусяк из раздумий.

– Чью? – испугалась Арусяк, подумав грешным делом, что родственнички уже все давным-давно решили без нее просто, вызвали ее в славный город Ереван на собственную свадьбу.

– Брат мой сына женит, – ответила бабушка и подмигнула внучке: – Заодно посмотришь, какие у нас свадьбы. Это тебе не урусы, у нас все чин-чинарем, как надо. – Арусяк-старшая снова вызывающе посмотрела на невестку.

– Вы как хотите, а я уже спать хочу, – парировала невестка, раздумывая, напоить ли ей добрую свекровь пургеном на ночь или все-таки сжалиться и подождать до завтрашнего дня.

– Я тоже, кстати, – подтвердил Петя. – Подарки в большом коричневом чемодане, они подписаны.

Услышав слово «подарки», родственники ринулись в коридор и дружно накинулись на чемодан. В комнате остались бабушка и тетка Офелия. Вскоре началась ругань, поскольку подарок для Сони был меньше, чем для ее матери Мареты, а подарок для Мареты понравился Рузанне, которая выхватила косметический набор из рук сестры мужа и заперлась с ним в спальне. Марета язвительно заметила, что давно подозревала, будто ее невестка – крыса, и в отместку она забирает себе чемодан. Рузанна в долгу не осталась и сообщила Марете, что она вышла замуж, имея приличное приданое, а вот Марета выдала замуж свою Соню в чем мать родила. Такого оскорбления тетка простить не могла и сообщила Рузанне, что ее сын Сенулик – рахит. Рузанна захохотала и сказала, что она, в отличие от Мареты, во время землетрясения еду из больницы не воровала и мужа своего собачьими консервами не кормила.

Легенду о собачьих консервах Арусяк знала наизусть, поскольку бабка в каждый свой приезд к сыну рассказывала ее, постоянно приплетая какие-то новые, доселе не известные детали. Когда после землетрясения в Спитаке в Армению прилетел «Боинг» с гуманитарной помощью из Америки, содержимое его было распределено между ереванскими больницами. Марета, работавшая в больнице сестрой-хозяйкой, будучи единственным кормильцем в семье и матерью двоих детей, стала приносить домой всякие полезные штуки: американские армейские шнурки, солнцезащитные очки, просроченный вонючий рис, баночки с какими-то присыпками и порошками, хлебцы в вакуумной упаковке и огромные банки с изображением довольного американского солдата, стоящего на склоне горы с собачкой. Содержимое банок было очень похоже на тушенку, и все решили, что тушенка – она и в Африке тушенка. Марета готовила с ней плов, макароны, жарила с луком и томатом, и многочисленная папина родня стекалась на ужин к гостеприимной тетке. Больше всех доставалось Гоке. Через три месяца Гока поправился на двадцать килограммов. Однажды банка попалась на глаза Офелии, неплохо знавшей английский. Она прочитала надпись: «Собачий корм с добавлением всех необходимых для роста собак микроэлементов и минералов».

Толпа в коридоре продолжала галдеть, муж тетки Мареты собрался побить Гамлета, который вступился за жену и загородил собой дверь, за которой пряталась Рузанна, и неизвестно, чем закончилась бы эпопея с подарками, если бы в коридор не вышел Петр, который торжественно пообещал своей сестре и всем остальным купить им все, что душа пожелает, если они перестанут скандалить. Гости успокоились и стали расходиться, а Петр, Арусяк и Аннушка пошли устраиваться на новом месте.