Бурке принял решение. Он расскажет Лоэтте свою печальную историю. Но только после того, как поймет, что она не замкнется после этого, не возненавидит окружающий мир.

Он нагнулся, убрал с ее щеки тяжелый локон.

— Поверь, у меня была очень веская причина. Когда-нибудь я расскажу о ней. Обещаю. А пока мне очень хочется помочь тебе стать смелой. Хотя, конечно, удержаться от поцелуя, когда ты рядом, мне чертовски трудно.

Лоэтта смотрела на Бурке, широко раскрыв глаза. Значит, он решил играть в молчанку? Ну что же! Ей все равно! Больше ему не удается провести ее. Она отвернулась.

— Ты готова? — спросил Бурке.

Лили смотрела прямо перед собой.

— Ехать обратно, в Джаспер-Галч?

— Принять условия игры.

— Какие условия? — Лили все-таки посмотрела на него.

— Запомни. Это ты поклялась не целовать меня. Я не давал такого обещания. Сейчас тебя ждет толпа желающих поужинать голодных жителей Джаспер-Галча. Но что мешает прийти ко мне в гости, когда ресторан закроется? Заодно посмотрим, как ты сдержишь свою клятву. Ужин я приготовлю.

— Ты умеешь готовить? — Лоэтта удивленно подняла брови и прикусила язык.

— Достаточно хорошо, чтобы это можно было съесть. Так как? Я жду. Ты готова ответить?

Лоэтта молча смотрела на него.

— В чем дело? Боишься?

Не соглашайся, не соглашайся, не соглашайся. Нет, нет, нет.

Она расправила плечи, гордо вскинула голову.

— Кто боится, я?

Потом включила передачу и медленно поехала обратно в город.

— Проходи! — Скорее всего, Бурке кричал из дальней комнаты.

Лоэтта приоткрыла скрипучую дверь. Ей стало страшно. Даже очень страшно и обидно за собственную трусость. Вздохнув, она с силой толкнула дверь.

— Бурке?

— Сейчас приду, — сказал он. — Только перемешаю соус.

Она стряхнула слякоть с ботинок. Закрыла дверь и огляделась вокруг. Только вчера Лоэтта заходила сюда и сообщила ему, что ее когда-то звали Лили. Но это прозвище, а не имя. Вчера было светло. А сейчас на улице кромешная темень. Обычно в начале декабря уже лежал снег, своей белизной освещая все вокруг. Но в этом году никак не наступала настоящая зима.

Лоэтта расстегивала пальто, когда Бурке снова напомнил о себе:

— Располагайся. Не стесняйся. Я скоро.

Она повесила пальто, побродила по гостиной. Полки были заставлены толстыми книгами по медицине.

«Неужели люди могут читать такие громадины?» — подумала Лоэтта, перелистывая самый толстый из томов. Потом заглянула в другую комнату. Там стоял сервированный стол и несколько красных пуфиков. Боже мой! Как она могла согласиться поужинать наедине с Бурке?

Общайся Лоэтта с мужчинами почаще, она бы знала, как правильно поставить себя, чтобы Бурке рассказал правду. Плохо, когда весь опыт такого общения — день, не больше.

Забудь о том дне.

Она почувствовала запах горящих поленьев и терпкий аромат соуса для спагетти. Пустой желудок свело, Лоэтта пошла в столовую, откуда веяло уютным теплом. Камин очаровал ее, он только начинал разгораться. Языки пламени, шипя и потрескивая, пробирались по сухим поленьям. Одно из сосновых поленьев ярко заполыхало с таким треском и свистом, что Лоэтта отскочила назад.

— Надеюсь, ты любишь спагетти?

Она обернулась. Бурке стоял на пороге, прислонившись к косяку.

— А кто не любит спагетти? — поинтересовалась Лоэтта.

— Согласен с тобой. — Бурке снова ушел на кухню. Лоэтта неуверенно последовала за ним и остановилась в дверях.

Тишину нарушала песенка о туманных горах.

— Вкусно пахнет, — сказала она первое, что пришло в голову.

О том, что приготовит Бурке, Лоэтта узнала еще час назад. Слух о посещении доктором бакалейного магазина разлетелся по городу через несколько минут после того, как он вышел оттуда с соусом для спагетти, замороженной клубникой, взбитыми сливками и пачкой песочного печенья.

Из горшочка на плите повалил пар. Бурке снял крышку, бросил в кипящую воду пригоршню спагетти. Заглянул в банку, потом в горшок.

— Никогда не знал, сколько их класть.

Лоэтта невольно улыбнулась.

— У тебя все получится.

Он отвернулся от плиты, улыбнувшись ей в ответ. У Лоэтты запершило в горле. Находясь рядом с Бурке, она каждый раз пьянела от нетерпения и ожидания. Легко забыться, когда он смотрит на нее так, как сейчас.

— Тебе помочь? — спросила она, проклиная себя за тихий голос и робкий тон.

Бурке потряс банку со взбитыми сливками.

— Вообще-то, — он перевернул банку и нажал на распылитель, — я думаю, что все под контролем.

И в ту же секунду сливки вырвались из банки на свитер Бурке и его руки. Лоэтта бросилась к нему с полотенцем. Бурке поднес руку ко рту, будто собираясь слизнуть сливки.

Оба замерли. Лоэтта не могла ни двигаться, ни говорить, когда он стоял так близко. Очарованный, не в силах отвести от нее глаз, Бурке хриплым шепотом сказал:

— Все твое, Лоэтта. Ты же сказала, что хочешь стать смелой.

Лили робко дотронулась кончиками пальцев до его плеча, осторожно провела языком по руке.

Ресницы Лили дрогнули, темно-серые глаза смело посмотрели на Бурке. От такого взгляда у него едва не подогнулись колени, кровь прихлынула к голове, тяжелым стуком отдаваясь в висках.

Бурке почувствовал, что она отстранилась. Он пальцем стер со щеки капельку сливок. Лоэтта, покачав головой, протянула ему кухонное полотенце.

— Все испортил, — сказал Бурке, вытираясь.

Лоэтта улыбнулась. Бурке, задумавшись, застыл. Она была не такая, как раньше. Как два года назад. Дело не в улыбке. Лили всегда так улыбалась. Каждому, кого она знала. Тут что-то другое. Необыкновенное, более тонкое и скрытое.

Что же? Манера держать голову? Или бледность? Ах, вот что. Он понял. На этот раз Лоэтта не покраснела.

— Поверить не могу. Мне удалось, — сказала она, смущенно глядя на Бурке.

Бурке, как и Лоэтта, не был уверен в успехе. Он ни в чем не был уверен, когда дело касалось Лили. Но сейчас, как он мог отрицать, что Лили слизнула сладкий крем с запястья, если рука горела в том самом месте, где ее губы касались, щекотали, пробовали сладкую пену на вкус? Сплошное искушение. Бурке делал все возможное, чтобы удержать себя в рамках дозволенного.

Будто прочитав его мысли, Лоэтта сказала:

— Никогда не думала, что быть плохой так весело.

Они обменялись долгим, многозначительным взглядом. В одно мгновение Бурке понял, что его усилия не прошли даром. В Лоэтте еще жива маленькая озорная девчонка. Только что Бурке увидел ее. И захотел познакомиться с этой девчонкой поближе.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать? Во время занятия по вождению ты упомянула кое о чем…

— О чем же?

— Ты призналась, что за всю жизнь не совершила ни одного смелого поступка. За исключением ночи, которую мы провели вместе. А мне сейчас показалось, что ты очень смелая. Решиться на такое, не испугавшись, что я не сдержусь и наброшусь на тебя.

Лоэтта не шелохнулась. Его голос струился как река, звенел как натянутая струна под пальцем, постепенно снижаясь до низкого, бархатного рокота. Так же Бурке говорил в их первую ночь. Он разбудил ее и разжег в ней страсть. Лоэтта вспомнила фривольные нейлоновые чулки до бедер, которые надела тогда под простое хлопковое платье. Она услышала короткий щелчок таймера, но даже не повернулась в ту сторону. Кровь отхлынула от лица, а в груди появилось приятное тепло, оно постепенно нарастало, согревая ее всю, до кончиков пальцев. Ну и что? Пусть все идет, как идет.

— Тебе по-прежнему нравятся народные мелодии?

С трудом, сквозь шум в ушах Лоэтта попыталась осмыслить вопрос. Она считала, что Бурке спросит ее о чем-то более личном.

— Хочешь знать, нравятся ли мне народные мелодии? Ты это хотел спросить?

Бурке изучал ее щеки.

— А каким ты представляла мой вопрос?

Лоэтта поджала губы, помялась несколько секунд, наконец, выпалила:

— Я думала, что ты спросишь: надето ли на мне сейчас прозрачное кружевное белье из черного атласа.