— Я… я просто обескуражена. — Вскинув подбородок, она посмотрела ему в глаза, готовясь к тому воздействию, которое на нее обычно производил его взгляд. Взгляд этот скрывал больше, чем говорил, и густые ресницы этому помогали.

— И чем же вы обескуражены, дорогая?

— Я до конца не понимаю, что от меня требуется.

— Я хочу, чтобы вы были самой собой.

— Вы не будете возражать, если я скажу принцессе, что я всего лишь машинистка без роду без племени?

— Она будет рада принять вас в наш семейный круг.

— Вы никогда не привозили сюда таких девушек, как я?

— Никогда, — ответил он. — Не в моих обычаях было привозить сюда подружек.

— Боялись, что ваша бабушка увидит в одной из них претендентку на вашу руку?

— Вы думаете, их было так уж много? — Он пододвинулся к ней чуть ближе, и она опять утонула в его глазах. — Любопытно было бы заглянуть в вашу забавную маленькую головку, где зубчики и шестеренки ткут сенсационные выводы обо мне, исходя из нескольких пустяковых замечаний. Вы можете поверить, что Рауль Цезарь-бей больше увлекается лошадьми, чем женщинами?

— Я же не утверждаю, что вы повеса и распутник, просто вы так…

Жанна осеклась, потому что в его глазах заплескался знакомый смех.

— Не продолжайте, дорогая. Я бы подарил вам бриллиант, крупный бриллиант, чтобы узнать, что вы на самом деле обо мне думаете.

— Вы… вы сами знаете, что вы не самый безобразный мужчина.

— История знает немало мужчин, которые были великими любовниками, невзирая на сомнительную внешность. И женщин, которыми восхищались, несмотря на то что они не были привлекательными. Красивая внешность не означает, что перед вами Казанова. Я понимаю, вы считаете, что раз уж я внук одной из самых красивых женщин Марокко, то непременно плейбой?

— Нет, — вырвалось у Жанны.

Ей хотелось дотронуться до его лица — удивительного лица, на которое с восторгом смотрело так много женщин. Но нет, она не должна выдать себя. Это не нужно ни ей, ни ему, это испортит их отношения. Рауль не должен догадаться, что она отдала ему сердце. Лучше уж она будет и дальше притворяться, что считает его всего лишь человеком, который нанял ее выполнять грязную работу.

— Дон Рауль, я бы не поехала с вами так далеко, если бы считала вас таковым. Мне представляется естественным, что у привлекательного богатого мужчины много подружек… Я не имела в виду серьезные увлечения.

— А как бы вы отреагировали, если бы я действительно оказался таковым? Циничным сатиром, с которым вы оказались один на один в пустыне?

Она засмеялась:

— Я бы пришла в ужас.

— Но, дорогая, вы дергались от каждого брошенного в вашу сторону взгляда. Вы считаете, что мужчина думает лишь о флирте и занятиях любовью?

— Нет, конечно же нет!

— Как вы покраснели!

— Вы… вы бессовестный человек и дразните бедную девушку. Вы должны помнить, дон Рауль, что я никогда раньше не оставалась наедине с мужчиной. Я считаю, что приобрела сомнительный опыт… после Милдред.

Он засмеялся и открыл дверь машины:

— Пошли. Предстанем перед принцессой. Кто-нибудь наверняка видел нашу машину, и бабушка с нетерпением ожидает нас.

Он протянул Жанне руку, поколебавшись, она оперлась на нее, и они вышли из машины на залитый солнцем двор. Когда они подошли к величественной входной двери, она тут же распахнулась. На пороге стоял слуга в белоснежных одеждах. Он поклонился сначала дону Раулю, потом его молодой спутнице, в глазах его мелькнуло быстро погашенное любопытство.

Дон Рауль что-то сказал ему по-арабски, показывая на машину, видимо, приказал внести в дом их вещи. Затем, держа Жанну под руку, он провел ее в дом.

Первое, что она увидела, — масса цветов. Они обвивали стволы деревьев, стояли в огромных каменных кувшинах. В бассейне, окружающем фонтан, плавали водяные лилии. Все было так красиво, на всем чувствовался налет веков и марокканских традиций, и это трогало сердце Жанны, английской девушки, которая видела только убогие комнаты и никогда не мечтала узреть подобную красоту. Она будто оказалась в сказках «Тысячи и одной ночи», в каком-то неправдоподобно прекрасном месте. В то же время, когда она прикасалась к чему-то, рассматривала и очарованно впитывала в себя эту красоту, это было подлинным. Мужчина, стоящий рядом с ней, сорвал розовато-лиловый цветок с какого-то необычного дерева и небрежно вставил его в карман ее блузы.

— Что это за цветок, сеньор? — На секунду она ослабла от его прикосновения.

— Это цветок с дерева целомудрия, — с улыбкой пояснил Рауль. — Моя бабушка тут же поймет намек, хотя твои невинные глаза мигом тебя выдадут.

Сердце Жанны бешено стучало — Рауль впервые говорил с ней так проникновенно, как с очень близким другом. Она позволила провести себя к центральной арке. Рядом стояли деревья, с которых свисали мелкие цветочки. Их мягкие тона повторялись в оттенках ковров на полу прохладной изящной комнаты.

Резная мебель была из отполированного веками дерева, кругом стояли покрытые парчой диваны, маленькие столики на серебряных ножках, с потолка из дерева кедра свисали медные светильники. Восточная комната с привкусом Испании — чувственность и чистота стиля. Приглашение к отдыху и желание рассматривать сокровища, собранные там и тут на столах и в резном шкафу.

Жанна взяла в руки вазу, восхищенно рассматривая ее изысканную форму и прелестный старинный узор. Она хотела чуть успокоиться и прийти в себя. Дон Рауль метался по комнате, как гибкий тигр, чуть не мурлыча от удовольствия. Жанна чувствовала, что вот-вот в салоне появится принцесса Ямила.

— Как славно почувствовать себя дома. — Он потянулся, коснувшись висящей на цепи лампы. — Все как всегда, каждая диванная подушка на том же месте, все те же ароматы, которые я мечтал вдохнуть. Дыши глубже, Жанна. Так пахнет марокканский дом. — Она взглянула на него, и ее опять пронзили и восторг и боль. Этому мужчине нужна только одна женщина — теплая, но в то же время далекая, любящая и мужественная, но нуждающаяся в его покровительстве и защите. Такой и была Рэчел.

Жанне вдруг стало страшно — что же увидит в ней его бабушка? В ней, в девушке, так не похожей на его идеал, молодой и невинной — такой, какой его бабушка хотела видеть его жену. А если принцесса будет настаивать, чтобы он женился на ней? Как он может жениться на той, которую не любит… у него совсем другие планы, и они могут сорваться. Жанне захотелось убежать, прежде чем появится принцесса. Положить, пока не поздно, конец этой игре.

Девушка поставила вазу на место, затравленно огляделась и выскользнула через арку, ведущую в открытую галерею. Но не успела она отбежать, как услышала за спиной звук торопливых шагов. Он поймал ее и развернул лицом к себе. Жанна пыталась вырваться, с отчаянием глядя в темные злые глаза Рауля.

— Что ты делаешь? — крикнул он. — Куда это ты бежишь?

— Я не могу притворяться — только не перед твоей бабушкой.

— Разве я просил тебя делать вид, что ты влюблена в меня? — Он потряс ее.

— Ты не понимаешь…

— Да понимаю, понимаю я, — прорычал Рауль. — Ты боишься, что наш обман приведет к браку. Уверяю тебя, этого не случится.

— Почему ты так уверен в этом? — Ее волосы растрепались, когда он так грубо схватил ее, верхняя пуговица на блузке расстегнулась. Цветок по-прежнему был в кармане, четко выделяясь на фоне ее белой теплой кожи. Рот Рауля скривился в улыбке — улыбке тигра, показывающей ряд белоснежных зубов.

— Ты вся дрожишь от одной мысли, что я могу стать твоим мужем… Я чувствую это. Бедный ребенок, — простонал он. — Неслучайно тебе хочется убежать. Но куда ты пойдешь? За стенами дома город, в котором ты никого не знаешь, а за ним на тысячи миль простираются пустыня и океан. Тебе придется остаться, дорогая. Ты должна пройти через то, что мы задумали. Принцесса знает, что ты здесь, и ты должна с ней встретиться.

— Пожалуйста… — Жанна чувствовала себя просто раздавленной при мысли, что он считает, будто ей так неприятны его прикосновения и мысль о том, что их брак действительно может состояться. На самом деле для Жанны непереносима мысль, что ему могут навязать ее. Да он ее за это просто возненавидит!