— Он собирается поручить тебе избирательную кампанию?

— Совершенно верно!

Она скептически покачала головой.

— Сначала ему надо выиграть на предварительных выборах.

— Благодаря Мак-Лоуренсу у него для этого есть все шансы.

— Может быть.

Брюс забеспокоился.

— У тебя совсем не радостный вид.

— Да нет, в конце концов я буду рада. Но до последнего времени ты по большей части рекламировал моющие средства или конфитюр. Политика — совсем другое дело…

— А именно здесь подключается Джордж!

— Джордж берется за это вместе с тобой?

— Конечно! Являясь пресс-атташе Мак-Лоуренса, он в точности будет знать, в каком направлении двигать эту кампанию.

Черил прямо-таки бросилась ему на шею.

— В таком случае, дорогой, я — в восторге! Ты понимаешь, мне не хватало именно такого рода уточнения.

Он обхватил ее руками и нежно поцеловал в лоб, нос, губы.

— Киска моя, я надеюсь, что всю свою жизнь ты будешь говорить мне, что ты в восторге…

— Мы сделали все, что нужно для этого, не правда ли? А твой кандидат — он как из себя?

— Не знаю. Я встречусь с ним вместе с Джорджем за завтраком. Это будет первое знакомство.

— Мне уже не терпится услышать твое мнение.

— Именно так, потому что лишь после того, как я увижу его, можно будет сказать, имеем ли мы шанс на успех или нет. В любом случае я устрою так, чтобы вы скорее познакомились, так как мне очень важно услышать твою точку зрения.

— Тебе нужно мнение женщины?..

— Во-первых, да. Это очень важно. Этот господин должен будет привлечь к себе женскую часть избирателей.

— Знаешь, сегодня уже недостаточно улыбки и белоснежных зубов, чтобы привлечь к себе женскую часть избирателей!

Смеясь, Брюс кивнул.

— Согласен, но признайся, что от этого хуже не бывает!

Она приняла скромный вид.

— Дорогой, я, например, вижу лишь белоснежные зубы своего мужа…

— Я знаю, но твоему воображению придется сделать гигантское усилие, чтобы ты представила себя на месте несчастных избирательниц, у которых нет меня в качестве мужа. — Затем он продолжал уже серьезнее: — Потом мне потребуется твоя интуиция. Ты редко ошибаешься в людях, и я хотел бы сразу узнать, какое впечатление на тебя произведет наш кандидат.

— Хорошо, договорились. Я постараюсь припрятать мое волшебное зеркальце, чтобы не вспугнуть твоего кандидата.

Бобби вернулся с собакой, которая принялась бегать по гостиной, преисполненная счастья при виде всех своих, собравшихся вместе дома.

Черил решила не отчитывать сына при всех за его шалости и ограничилась тем, что привела его одного на кухню.

— Это ты, — прошептала она, — пробовал десерт?

Застигнутый врасплох ребенок не знал, что и ответить.

— Ладно, — сказала она. — Куда мне надо его спрятать, чтобы ты больше его не трогал?

— Не знаю, мама, — искренне ответил он.

— Я знаю только одно: если бы так поступали все, то на вечер не осталось бы десерта!

При мысли о столь сокрушительной перспективе мальчуган залился краской.

— Подумай об этом, — добавила Черил, — и беги мыть руки: мы садимся за стол.

Ужин прошел мирно и спокойно.

Прежде чем пойти лечь спать, Брюс, как всегда, с вечера приготовил одежду, которую он собирался надеть на следующий день: костюм-тройку цвета морской волны в узкую полоску и очень строгую голубую рубашку, которая оживлялась галстуком с красноватым рисунком. На работу ему всегда нравилось одеваться в сугубо классическом стиле, но Черил предпочитала, чтобы по выходным он был в джинсах и куртке.

Она была уже в постели, когда Брюс вышел из ванной, одетый в одни лишь пижамные брюки из шелка-сырца, и она засмотрелась на него, подходящего к кровати своей упругой походкой, столь любимой ею… Ну разве могла она жаловаться?

Когда он лег возле нее, она протянула руку, чтобы погладить его мускулистый торс и плоский живот, который, как она знала, был очень чуток к прикосновениям ее ладони.

— Киска моя, — прошептал он.

Он обхватил ее руками, освободив ее худенькие плечики от воздушной сорочки, которая была на ней. Рядом с ним она выглядела настолько хрупкой, что даже после десяти лет супружества он все еще побаивался раздавить это удлиненное, гибкое, словно лиана, тело.

От поцелуев Брюса дыхание ее участилось; будучи столь же хрупкой, сколь и страстной, она оставалась влюбленной, как при первых встречах, и обладала природной способностью кружить ему голову.

Черил прижалась к нему так, чтобы ее тело как можно лучше повторяло изгибы ее любимого, чтобы в очередной раз глубже ощутить то восхитительное согласие, которое было их счастьем. Она ощущала своей горячей кожей его уверенные руки, и вновь и вновь ее охватывало все то же пьянящее чувство, будто это взаимное раскрытие останется навсегда их неистощимым сокровищем.

Она погружала пальцы в густые, слегка вьющиеся волосы, всегда пахнущие таким родным ароматом туалетной воды, и целовала его, отдаваясь без остатка. В очередной раз они бросились в волны взаимной гармонии тел и душ и, полные наслаждения, целиком погрузились в них, прежде чем выплыть, словно суденышко, на песчаный берег умиротворенности.

— О киска моя, ты так нужна мне, — прошептал он.

Она тоже нуждалась в нем, причем в это самое мгновенье больше, чем когда-либо.

Поймет ли он когда-нибудь, что со дня их свадьбы она приложила громадные усилия, чтобы нравиться ему и соответствовать той модели, в которую, как он полагал, Черил была выплавлена? Поймет ли он, что в той маленькой милой студентке, на которой он женился, скрывалась независимая женщина, артистическая натура, неспособная больше выносить это убогое существование, в котором прозябала?

Черил понимала, что совершила ужасную ошибку, но ни разу не сказала мужу об этом. Из года в год она находила тысячу причин скрывать правду от самой себя, но теперь была уже не в силах продолжать это.

Вот уже несколько месяцев она ломала голову над поиском выхода из невыносимо глубокого кризиса, о котором муж даже и не подозревал. С другой стороны, она слишком уважала Брюса, а также, наверное, слишком любила его, чтобы осмелиться так вот сразу поставить в известность о том, что до сих пор являлась кем-то другим, что хочет перевернуть всю их жизнь и жизнь детей, причем именно в данный момент, когда его собственное агентство находится на новом подъеме.

Но она уже достигла той точки, после которой обратного пути не было. В какой-то момент ей подумалось, что магазинчик поможет ей обрести себя. Однако как только обустройство помещения было завершено, вновь вернулась повседневность, та повседневность, которую она уже не могла более переносить. Ее артистическая натура, слишком подавляемая до последнего времени, должна рано или поздно взять верх, взорваться, и Черил спрашивала себя, сможет ли она избежать полного разрыва.

Еще и еще раз переворачивалась она в своей постели с боку на бок, безуспешно пытаясь обрести сон и стараясь не разбудить Брюса.

Брюс ушел раньше обычного из-за этого делового завтрака. Он частенько организовывал такого рода ранние встречи, позволявшие ему затем спокойно работать у себя в агентстве оставшуюся часть дня.

После отъезда автобуса, собиравшего школьников и увезшего обоих старших детей, Черил отвела Нэнси в подготовительную группу, прежде чем направиться в свой магазинчик, расположенный в четверти часа ходьбы от дома.

Она любила эту прогулку раз в два дня, позволявшую ей немного размяться и сохранить связь с этим городом, который она любила тем более, что не страдала от минусов городской жизни: тихая улица, на которой она жила, была окаймлена деревьями и палисадниками, как в каком-нибудь спокойном предместье, но повернув за угол Четвертой авеню, можно было видеть, как квартал становится оживленнее, особенно возле живописных ларьков и ресторанчиков.

Она облачалась в спортивный костюм, чтобы пробежать это небольшое расстояние, добегая иногда до Вашингтон-сквер, и переодевалась уже в магазинчике, где ее ждал целый гардероб.