— Он хочет убить короля и посадить меня на его место, — проговорил принц, наконец, — Он думает, что если вампир будет править Францией, это принесет всем какое-то невиданное благо, и очень скоро люди по всему миру захотят оказаться под нашей властью. Подозреваю, что все это только красивые слова и на самом деле наш мастер всего лишь хочет добиться власти. Но выглядел он убедительным. Так, как будто сам верит в то, что говорит.

Лоррен смотрел на Филиппа с таким изумлением, будто это он сам выдумал такой безумный план.

— Наш мастер спятил, — заявил он, — Люди никогда не потерпят над собой власти монстров, они будут сопротивляться до конца, пока не уничтожат нас всех. Впрочем, нам не придется этого дожидаться, нас очень быстро прикончат свои же.

Лоррен умолк, как будто еще одна мысль внезапно поразила его.

— О, черт! Он хочет убить короля?! — воскликнул он.

— Не надо так громко орать об этом! — прошипел принц.

— Прошу прощения. Что вы ответили ему?

— А что, по-твоему, я мог ответить?!

— И он поверил вам? Поверил, что вы согласитесь?

— Почему нет? Каждый принц мечтает стать королем, это всем известно.

— Только не вы.

— Почему не я?

— Вы сами рассказывали мне, как когда-то в детстве, когда Людовик был при смерти, вас почти уже начали приучать к мысли, что вы станете королем. И как сильно вы молились о том, чтобы брат ваш выжил.

— Но мастеру я об этом не говорил!

— Разве он не может всегда узнать, если кто-то из нас обманывает его?!

Филипп какое-то время молчал.

— Может быть, я не обманывал его…

— То есть?

— Я заставил себя думать, что готов поддержать его. Знаешь, мне так не хотелось, чтобы он понял, что я не то средство, которое приведет его к нужной цели, что я действительно готов был обещать ему полное содействие. Совершенно искренне.

— Мой бедный принц. Что же нам делать теперь?

— Не имею представления. Сначала я думал пойти к охотникам и посвятить их в безумный замысел принца города. Потом я подумал, что стоило бы поставить в известность Совет, уж ему-то точно под силу решить эту проблему. Но еще чуть позже я понял, что и то и другое означает наш смертный приговор. Даже если мастер не успеет убить нас сам, с нами расправятся его соратники. Они любят его и не простят нам предательства.

Лоррен некоторое время молчал, обдумывая что-то.

— Вы должны рассказать все королю, — сказал он, наконец.

— И что? — удивился Филипп, — Что он сможет сделать? Людовик всего лишь человек.

— Единственный из всех, к кому мы можем обратиться, он будет защищать не только себя, но и вас.

— Он, может быть, и хотел бы. Но как, по-твоему, он сможет меня защитить?

— Я не знаю, монсеньор. Мы должны что-то придумать. И мы придумаем. У нас ведь есть на это время, не так ли?

— Не уверен. Может быть, уже завтра мастер посмотрит мне в глаза и поймет, что я собираюсь предать его! Или он посмотрит в глаза тебе!

Филипп горестно взвыл, заламывая руки, и Лоррен почти насильно поднял его из кресла и потащил в сторону гардеробной.

— В любом случае, сейчас нам следует отправиться спать, — говорил он по пути, — Через несколько минут рассветет, мы с вами рухнем где-нибудь здесь бездыханными и всех переполошим… Впрочем, не успеем переполошить, — мы сгорим на солнце и, возможно, заодно подожжем дворец.

— Это решит все проблемы, — простонал Филипп.

— Проблемы начнутся в аду, куда ваш двор отправится в полном составе. Всех этих грешников негде будет разместить.

— И они опять будут путаться у меня под ногами и требовать денег и развлечений? Кошмар. Я не хочу умирать.

— И я не хочу. Там снова окажется Эффиа и будет строить козни.

— Ты можешь сожрать его, если хочешь.

— Спасибо, ваше высочество. Я подумаю над этим.

Солнце поднималось над горизонтом, и вампиры чувствовали его приближение, как чувствуют, должно быть, обитатели леса надвигающийся пожар. Огня еще не видно, не слышно треска горящих деревьев, но смерть уже разливается в воздухе, и всякая тварь знает, — идет что-то громадное, безжалостное и неодолимое, от чего следует бежать со всех ног и прятаться. Даже самые сильные вампиры умирают на рассвете, на какое-то время превращаясь в то, чем являются на самом деле — в бесчувственные трупы.

— Может быть, стоит подослать к мастеру убийцу? Днем, когда он спит? — пробормотал Филипп, устраиваясь в постели, расстеленной в гардеробной среди аккуратно развешенных камзолов и панталон, — Как думаешь, где он спит?

— Пошлите к нему Эффиа, — хмыкнул Лоррен, — Пусть мастер убьет его. Это будет еще смешнее, чем если я убью его сам.

— Да что ты привязался к Эффиа?!

— Я к нему неравнодушен.

— Так я и знал! Ты, как Гиш, который через слово вспоминал Генриетту!

— Ваше высочество видит насквозь каждого из своих подданных. Как мы назовем вас, когда вы взойдете на престол? Филипп Прозорливый?

— Филипп Клыкастый… Помолчи уже, Лоррен! Все это совсем не смешно!

Паниковал Филипп напрасно. В ближайшие несколько ночей мастер не особенно стремился видеть своих птенцов, вероятно, был занят более важными делами, поэтому те могли без помех подумать над тем, как уничтожить его, ни в ком не вызвав подозрений. Лоррен настаивал на том, что нужно посвятить во все короля, и Филипп вынужден был согласиться с ним, потому что другого выхода действительно не было — или они просто не смогли его найти.

В конце концов, они даже придумали план. Он был далек от совершенства, но, на первый взгляд, вполне осуществим. Произошло это случайно, когда по дворцу пронеслась очередная волна слухов, относящихся к ставшему уже знаменитым «Делу о ядах».

То, что уже много лет в Парижском высшем обществе были модны убийства с помощью отравлений, не было секретом ни для кого, кроме, разве что, чиновников из полицейского управления. И если тебе приходило в голову избавиться от надоевшего мужа или родителя, стоило только навести справки у знакомых, чтобы тебе немедленно дали нужный совет — к кому следует обратиться. Обделывая свои темные детишки, дамы и господа не особенно даже скрывались, порою в открытую обсуждая на светских приемах различные новые способы, какими нынче можно было отравить неугодного родственника. Немудрено, что, в конце концов, все-таки разразился скандал.

Произошло это, после того, как во время обеда устроенного мадам Лавигуре, женой модного дамского портного, одна из приглашенных, мадам Боссе, вдова торговца лошадьми и известная гадалка, выпила лишнего и заявила во всеуслышание, как довольна своей клиентурой: высочайшими вельможами Франции, среди которых были маркизы, графини и даже герцогини. «Еще три отравления, и я покину это блестящее общество с хорошим состоянием!», — произнесла эта дама, горделиво улыбаясь.

На беду не в меру откровенной особы, на том же обеде присутствовал адвокат Перрэн, бывший хорошим знакомым капитана полиции Дегрэ, не далее как вечером того же дня изложивший своему другу этот весьма занимательный разговор.

Уже на следующий день Дегрэ отправил к мадам Боссе свою осведомительницу, которая пожаловалась гадалке на своего мужа и тут же получила от нее пузырек с ядом за весьма умеренные деньги.

Отравительницу схватили, заключили в тюрьму и допросили с пристрастием. С испугу та выдала полиции не только многих своих высокородных клиентов, но и других так называемых, колдуний, промышлявших тем же ремеслом, что и она сама. На следующий день были арестованы мадам Лавигуре и мадам Лавуазен, при обыске у которых нашли очень много интересного: помимо всякой колдовской дребедени вроде порошка из панциря рака, обрезков ногтей и жира повешенного, еще и мышьяк, ядовитые свойства которого были всем прекрасно известны. Эти две колдуньи, так же как и их товарка, не особенно отпирались от своих преступлений, под пытками выдавая все новые и новые имена. И за четыре года с момента ареста злополучной Боссе, «Дело о ядах» разрослось до таких масштабов, что в 1679 году король был вынужден возродить «Огненную палату», специальный судебный орган, во времена оны разбиравший дела еретиков, и распущенный за ненадобностью уже более ста лет. Теперь его услуги понадобились снова.