По дороге домой Катрин было грустно, она думала о том, как жаль, что милая женщина, за которой она ухаживала почти три года, умерла… Бедняжка была так измотана лечением, а в последние недели почти все время находилась под действием сильных обезболивающих, что, может быть, это и к лучшему. Сын ее много работал, и Катрин приходилось проводить со своей подопечной почти все свободное время, иногда ночи напролет. Она ей много читала, причем пожилая дама почему-то предпочитала нормальной прозе фэнтази и ужастики самого низкого пошиба. Какой-то кошмар… Катрин почти ничего не помнила из прочитанного, сюжеты были примитивными и какими-то неприятными, но тягостное ощущение от них осталось. Она подумала, что ей следует поскорее забыть это все…

— Давно надо было выставить ее, — сказал Лоррен, когда Катрин ушла, — Эта девка вела себя нагло и занималась чем угодно, только не работой.

— Она нравилась Кристиану, — ответил Филипп, — Ему было бы скучно без нее… И — все, давай закроем эту тему! Скажи лучше, чем ты собираешься заняться днем?

— Не знаю. Надо съездить в офис, посмотреть, как идут дела… А, черт! — простонал Лоррен, — С этим тоже теперь проблема!

— Проблема, — согласился Филипп, — Вот и определились планы на сегодня. Пиши завещание. Кому предпочитаешь оставить свое имущество? Младшему брату? Племяннику?..

Лоррен посмотрел на него с очень несчастным видом.

— Я выгляжу малолеткой. Сотрудники не будут воспринимать меня всерьез. Не говоря уж о партнерах…

— О, милый, я думаю, ты с этим справишься, — улыбнулся Филипп, — Убедишь всех очень быстро, что внешность обманчива…

Он потянул Лоррена к себе, чтобы поцеловать, но в это самое время в коридоре появился Тиалон.

Фэйри почти взлетел по лестнице, будто торопился на пожар, и теперь застыл на месте, глядя на вампиров с выражением ужаса и скорби на лице.

— Еще один… — пробормотал Лоррен, — Но от этого так просто не избавиться…

— Теодолинда сказала мне! — воскликнул Тиалон с отчаянием, — Но я не верил! Не мог поверить, что правильно понял ее! Это совершенно чудовищно, Филипп… Как ты мог решиться на такой темный ритуал?! Это хуже всего, что могло случиться, страшнее всего!

— Что тебя так уж напугало? — поинтересовался Филипп.

— Неужели ты сам не понимаешь? — разозлился Тиалон, — Действительно не понимаешь?!

— Нет.

— Насильственное изъятие души из тела и замена другой, это худший вид некромантии, это зло, к которому никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя обращаться! Это не пройдет бесследно для вас обоих!

— Что, неужели мы погубили свои души? — усмехнулся Филипп.

Тиалон смотрел на него с холодной яростью.

— Ты погубил гораздо больше.

Филипп скрипнул зубами с досады.

— Скажи мне, а о чем ты думал, когда снимал с костей амулет? Когда говорил, что еще не все потеряно, что его можно вернуть? Ты думал не о некромантии? О чем-то другом?

— Я не мог предположить… такое!

— Представь, я тоже!

— Нужно было оставить все, как есть!

— Знаешь что, вот это не тебе решать! — прошипел Филипп, — И не тебе указывать мне, что делать!

Фэйри смотрел на него с болью и сожалением, он был похож на архангела, запершего райские врата перед грешником и искренне не понимающего, почему тот грешил, хотя мог бы этого не делать, — чего, казалось бы, проще? — и тогда рай не был бы для него потерян.

— Я ошибался насчет тебя, — сказал он тоном, от которого вянут цветы, и птички с деревьев падают замертво.

— Это очень печально, — ответил Филипп, — Но надеюсь, ты переживешь это разочарование. Еще три дня назад я предлагал тебе вернуться домой. Предложение в силе.

— Я не могу уйти. Хотел бы, но не могу. Я должен быть здесь, пока все не закончится. Без меня ты не закроешь врата, и все жертвы окажутся напрасными.

Филипп пожал плечами.

— Мне жаль…

— А мне жаль тебя. Жаль тебя даже больше, чем этого, мальчика, которого ты убил! Для него все закончилось. А вот как ты сможешь со всем этим жить?

— Как-нибудь смогу. И если это все, что ты хотел сказать, то можешь уже избавить себя от нашего общества.

Тиалон на мгновение задумался, будто действительно размышлял, все ли он сказал или нет, и потом произнес:

— Сегодня вечером цверги принесли меч. Они его перековали.

— Вот и прекрасно! Отдай его Теодолинде!

Теперь, видимо, Тиалон действительно сказал все, что хотел, потому что он развернулся и, наконец, убрался восвояси.

Филипп с возмущением посмотрел на Лоррена.

— Он ошибался насчет меня! Ты только подумай! Какая-то трагикомедия, не знаю, то ли злиться, то ли смеяться!

— Радуйтесь, что он в своем разочаровании не счел, что вы такое зло, которое непременно нужно уничтожить. Прямо здесь и сейчас.

— Ну, нет… Спасение мира прежде всего. А потом, — кто его знает… Черт бы побрал этих фэйри, никогда не получается понять, что у них на уме!

Они, наконец, вошли в свои апартаменты, и тут в открытую дверь спальни Лоррен увидел стоящий на кровати гроб. Он замер, потрясенный этим зрелищем, наверное, как мог бы быть потрясен человек, который, прогуливаясь по кладбищу, совершенно неожиданно наткнулся на собственную могилу.

— Что это такое… — выдохнул он, — Зачем вы поставили это здесь?

Филипп посмотрел на него мрачно, хотя и несколько смущенно. Нужно было убрать отсюда гроб перед отъездом, — он не подумал об этом…

— Давай еще ты расскажи мне обо всем, чего я не должен был делать! — проворчал он, — Это мои кости! Куда хочу, туда и ставлю!

— Рехнулись вы, что ли?! — возмутился Лоррен, — Что значит — ваши?

— Конечно, мои. Кому же еще, по-твоему, могут принадлежать твои кости?

Лоррен смотрел на него молча и с таким выражением лица, что Филипп добавил:

— Ладно… Допустим, теперь они принадлежат тебе. Но пока ты был усопшим…

— Хватит! — оборвал его Лоррен, — Уберите их отсюда и все! Вы же не собираетесь оставить их здесь, я надеюсь?!

— Естественно, не собираюсь. Мы их упокоим, как полагается… Не знаю только где. В вашей фамильной усыпальнице? Или на Пер-Лашез?.. Нет, это не то… Может быть, в Сен-Дени, где-нибудь рядом с моими костями? Ты заслуживаешь этого больше, чем Генриетта и Лизелотта. Хотя, там ведь не мои кости…

— Фамильный склеп подойдет лучше всего, — подумав, сказал Лоррен, — Там уже стоит мое надгробие трехсотлетней давности, пусть теперь там лежат и останки.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга.

— Как-то все это грустно, — сказал Филипп.

— Не то слово, — согласился Лоррен, — Я даже не знаю, хочу ли участвовать в этом… захоронении.

— Надо отдать дань телу, служившему тебе верой и правдой столь долгое время. Оно было… Ладно, оставим речи для церемонии.

Лоррен тяжко вздохнул.

— Я сейчас разрыдаюсь.

— Мне тоже будет его не хватать. Но это новое тело — тоже ничего. Очень даже неплохо, если быть точнее.

— Мне оно не нравится.

— Ты привыкнешь. Тебе будет проще, когда ты станешь вампиром… Я уже не могу себе представить, каково это быть человеком.

— Херово, честно вам скажу!

Филипп рассмеялся.

— Завтра я обращу тебя, сегодня нет уже времени. Потерпи один день. Только, умоляю, никуда не ходи! Попадешь под машину, пристрелит какой-нибудь грабитель, рояль упадет на голову. Если хочешь полюбоваться солнышком, можно и через окно… Человеком быть так опасно!

— Какое солнышко? — поморщился Лоррен, — На улице дождь и адский холод. Мы с вами не в Майами. Я пойду сейчас звонить нашим юристам, пусть едут сюда, будем переоформлять бумаги…

— Не хочешь, наконец, изменить имя? Не очень хорошо, что твоя фамилия пишется, как название провинции. Это пробуждает у людей нездоровый интерес.

— Можно мне оставить хоть что-то мое? — разозлился Лоррен.

— Оставляй, — поспешил согласиться Филипп, — Я не настаиваю. Просто это был бы удобный повод…

Лоррен не проявил особенной фантазии в выборе нового образа, он решил стать своим младшим братом и даже имя выбрал принадлежащее некогда его настоящему младшему брату, виконту де Марсан. Теперь он должен был зваться Шарль Лоррен.