— Да это определенно… — пробормотал Филипп. Он все еще никак не мог оправиться от потрясения и собраться с мыслями, — Но что я скажу Диане?..
— Что угрожает принцу? — спросил Лоррен, — Ты что-то знаешь о Леаване?
Женевьева покачала головой.
— Я ничего не знаю о Леаване, но я знаю о взорвавшемся фургоне и о погибшем слуге. О том, что его высочество чудом остался жив. И о том, что на него готовится новое покушение. Пока не знаю, когда и как оно произойдет, но оно неизбежно. И на сей раз осечки не будет.
Филипп и Лоррен переглянулись с одинаковым недоумением.
Потом принц все же уселся в кресло рядом с гостьей.
— Рассказывайте! — велел он, — Рассказывайте все! И, прежде всего, Женевьева де Корвель, моя милая охотница, поведайте мне, как же вас угораздило стать вампиром? При вашем-то нетерпимом отношении к кровососам?
Женевьева грустно улыбнулась.
— Банальная история, монсеньор… Знаете, почему среди охотников так мало женщин? — спросила она, и сама же ответила, — Потому что женщины слабы. Слишком мягкосердечны. Падки на то, что теперь называют романтикой. Я была хорошим охотником, пока не встретила Рауля. Я влюбилась. Он был красив, я — дурнушка, ни один мужчина прежде не одаривал меня вниманием, а он… В общем, не важно. Я не сразу угадала в нем вампира. Так уж получилось. А когда угадала, было поздно. Он похитил мое сердце. И когда мне пришлось делать выбор, я выбрала его. Погубила свою бессмертную душу. Но с тех пор совершенно счастлива.
— И вы до сих пор вместе?
— Мы супруги. Хоть и не венчаны. И партнеры. Это Рауль придумал зарабатывать на жизнь, убивая тех, за кого заплатят. Сначала мы убивали только людей. У нас была даже своего рода слава: убийц, от которых уйти невозможно. Позже, когда мы в этом поднаторели, мы стали брать заказы и на тех, кто живет на темной стороне. На нас работает целая группа, все — птенцы Рауля, и всех он лично обучил.
— Уж не вы ли те пресловутые «Темные Охотники»? — спросил Лоррен, — Неуловимые наемные убийцы, которые не делают ошибок?
— Ошибки бывают, как вы могли убедиться. Редко, но бывают. Не нужно было минировать фургон, но он уж очень удачно оказался на станции техобслуживания без присмотра, искушение было слишком велико. Обычно по вампирам работает снайпер. Одной разрывной пули, начиненной нитратом серебра, бывает достаточно.
— Выходит, мне повезло, — пробормотал Филипп, — Почему же, Женевьева, вы не пришли раньше?..
— Я не могла. И я… я до последнего пыталась убедить Рауля отказаться от заказа. Я уверяла его, что мы не должны… что это неправильно, но он не хотел меня слушать. Вам, может быть, известно, что у нас есть свой кодекс чести. Мы не убиваем невинных, ни людей, ни монстров, если они не нарушают законов. Мы проверяем каждый объект охоты, прежде чем заключаем контракт.
— Меня сочли недостаточно невинным? — не удержался от улыбки Филипп.
Женевева сокрушенно кивнула.
— Рауль и остальные считают, что я заблуждаюсь в отношении вашего высочества. Что на вас много невинной крови, что вы закоснели в пороке, что вы — чернокнижник… Они меня выслушали, но не поверили мне. Такое случилось впервые, — с горечью сказала она, — Сначала я смирилась. Все же мы с вашим высочеством виделись давно, а Рауль и… и другие — они моя родня, иначе и не скажешь. Но меня терзали сомнения, чувство вины. Я же знала, что вы были обмануты. Вы спасли мою честь от поругания, спасли мою жизнь. И вы сдержали свое слово: тот злодей, принц Парижа был сокрушен, а гнездо колдунов выжгли каленым железом! Я поняла, что не могу допустить вашей гибели. И поэтому пришла предупредить… Несмотря на то, что тем самым совершаю предательство.
— Это очень мило, мадемуазель. Мило и благородно, — сказал Филипп серьезно, — Я очень благодарен вам. Но как же мне спастись от неуловимых «Темных Охотников»? Вряд ли вы поможете нам уничтожить вашу… родню.
— Нет, никогда! — с чувством сказала Женвьева. — Но выход есть. До следующего покушения у вас есть время, Рауль больше не будет действовать поспешно. Вы можете уехать, спрятаться… Если выполнение заказа окажется слишком сложным, Рауль может отказаться от контракта и вернуть аванс. Сумма, обещанная за вас не так велика, чтобы тратить на это дело слишком много времени.
Филипп некоторое время молчал, задумчиво глядя на бывшую охотницу. Она мало переменилась, хоть и выглядела, пожалуй, повзрослее, чем в ту ночь, когда он увидел ее впервые. Тот же ясный взгляд, та же вера в иллюзорные ценности. Некоторых ничего не может изменить. Ни время. Ни даже переход на темную сторону. Впрочем, это может быть всего лишь маской, точно такой же, какую она надела, чтобы пробраться в дом…
— Я ведь теперь принц Парижа, как тебе известно, моя милая Женевьева, — медленно проговорил Филипп, — Я не особенно свободен в своих перемещениях и в образе жизни вообще. Давайте попробуем придумать что-нибудь еще… Скажите, как давно вы в Париже? — спросил он вдруг.
— Семнадцать дней.
— Тогда вы, должно быть, догадываетесь, что сейчас в городе происходит нечто не совсем ординарное?
Женевьева кивнула.
— Какие-то странные твари поселились в катакомбах, вы это имеете ввиду? Мы знаем о них, и стараемся беречься, они опасны.
— Более опасны, чем вы думаете. Я расскажу вам, что это такое, откуда взялось и чем грозит, — и городу и всему миру, а вы попробуйте донести это до вашего супруга. Вряд ли он поверит вам на слово, но если он захочет проверить правдивость ваших слов, то легко найдет доказательства. Мне нужно, чтобы он понял: сейчас не слишком хорошее время, чтобы убивать меня. Пусть даст мне возможность разобраться с этой напастью.
Филипп как мог подробно рассказал Женевьеве о фоморах и о пророчествах, сам удивляясь тому, какую чушь несет со столь серьезным видом. В своем собственном изложении все это казалось ему еще большим бредом, чем выглядело доселе, — бредом, в который не способно поверить ни одно существо, имеющее разум, и ведь все это было правдой, от первого до последнего слова… Единственное, о чем Филипп умолчал — это расположение вторых врат, отправляясь в Альпы он не желал встретить и там наемных убийц, притаившихся за камнями.
Женевьева слушала его очень внимательно и по лицу ее, становившемуся все более потрясенным, было видно, что она верит. Верит так же, как верила когда-то, триста лет назад, когда Филипп лгал ей с таким же трагическим и одухотворенным выражением лица. Ну, хорошо, пусть он и лгал в тот раз, но он действительно спас ее жизнь и честь и можно даже сказать — спас Францию, избавив ее от чокнутого господина де Гибура. И какая разница, какие при этом были у него мотивы? У нее есть причины ему верить.
— Вы уже поняли, что фоморы, которые сейчас резвятся в катакомбах опасные твари, но, между тем, они слабейшие из всех, — завершил он свой рассказ, — Каждые открытые врата будут повергать мир во все больший хаос, я подозреваю, что даже открытие вторых врат будет необратимой катастрофой.
Он ждал, что Женевьева начнет задавать вопросы, может быть, предположит, что он слишком сгущает краски, но ее, похоже, более всего поразило иное.
— Если все это действительно так, почему ничего не делает Совет? Почему они не пришлют своих солдат, чтобы перебить фоморов, почему не займутся поисками этого сумасшедшего сидхэ или просто не выставят кордоны возле той пещеры, где расположены вторые врата, чтобы не дать ему провести ритуал? Ведь известен и день и час… Почему не взорвут ее, в конце концов, чтобы засыпать? Они не могут просто бросить это все на вас!
— Могут. Они уже это сделали. Хотите, покажу вам нашу переписку?.. На самом деле, Женевьева, вряд ли они так уж беспечны. Уверен, что если у меня ничего не получится, Совет что-нибудь предпримет. Просто он привык верить пророчествам Кассандры. Если она говорит, что должно быть так и не иначе, Совет предпочтет не вмешиваться.
— И вы тоже верите в пророчества?
— И я верю. По крайней мере, я не стал бы пытаться что-то изменить без особой на то нужды. Взорвать пещеру большое искушение, но тогда мы не сможем поймать Леавана. Взорвать пещеру вместе с Леаваном вряд ли получится, потому что техника не работает в присутствии фэйри. Да я и не вижу смысла в такой масштабности. Думаю, нет ничего особенно сложного в том, чтобы убить одного-единственного сидхэ.