Ага, потому что за любую безделушку удавитесь от жадности.

— Я готов отказаться от ответного дара, вместо него хочу просить вас об услуге, — отозвался Филипп. — Прошу снять все обвинения с бывшего члена ковена Франсуа Вадье. Хочу, чтобы он был избавлен от преследований и мог жить там, где сочтет нужным.

Несколько секунд колдун молчал, задумчиво глядя на принца.

— Это опасный человек, — проговорил он, наконец, — Он убийца и чернокнижник.

— Его помощь в защите Парижа была настолько ценна, что окупает все его былые прегрешения.

— Вот как? — колдун едва заметно усмехнулся, демонстрируя, что понимает, какого рода была эта помощь, — Вы уверены, что окупает? Что вообще вы знаете о Вадье? Может быть, прежде чем просить за него, вам стоит почитать протокол обвинения?

Филипп улыбнулся.

— Скажу вам честно, мне это не особенно интересно.

— Так я и думал. Но смею вас уверить, протокол этот довольно пространен.

— Все мы, порой, совершаем ошибки… — глубокомысленно проговорил вампир, — Разумеется, вы даруете Вадье прощение только с условием, что он больше не станет заниматься ничем противозаконным.

— И вы готовы за него поручиться? Отвечать за него?

— Готов.

— Ну что ж, я передам вашу просьбу старейшинам ковена.

— Мою просьбу и медальон. А истинное имя сильфа, который ему служит, я сообщу вам позже. Когда все вопросы будут улажены. Кстати, этот сильф сможет вам поведать занимательную историю об одном члене ковена, совершавшим преступления не менее ужасные, чем Вадье, и, между тем, обвинения ему предъявлены не были.

— Это большое упущение. Думаю, мы расспросим сильфа.

— Не трудитесь. Вас избавили от необходимости вершить правосудие.

— Вы избавили?

— Нет, не я. Тот, у кого было на это больше прав.

— Что ж… Тем не менее, нам не мешало бы знать подробности.

— Сильф будет вашим, как только вы отдадите мне Вадье.

Но том дело было покончено. Через несколько дней Филипп получил ответ из ковена, удовлетворяющий его просьбу.

Таким образом, все насущные проблемы были улажены и, казалось бы, можно было, наконец, пожить в свое удовольствие, но судьба не подарила принцу вампиров такого счастья, — из дальних странствий вдруг явился его воспитанник.

Луи-Шарль уехал и надолго пропал из поля зрения Филиппа, хотя, на самом деле, за океаном он прожил не так уж долго. Жизнь вдали от родины не принесла ему умиротворения, и уже в 1810 году Луи-Шарль вернулся в Европу вместе с женой и маленьким сыном и поселился в Берлине под именем Карла-Вильгельма Наундорфа.

После окончательного свержения Наполеона и возвращения на престол Франции династии Бурбонов, дело о якобы не умершем сыне казненной королевской четы обрело вдруг новую жизнь. Откуда ни возьмись, как грибы после теплого дождика, в самых разных уголках мира в большом количестве стали появляться самозванцы, называющие себя Людовиками XVII и требующие корону. К счастью, большинство из них рассказывали о себе такие бредни, что вскоре этих Людовиков уже не воспринимали иначе, чем шутами, но Филиппу все равно это не нравилось. На то, что думают люди, ему было плевать, но если бы чудесным спасением королевского отпрыска заинтересовался Совет вампиров, дело могло бы обернуться плохо.

Когда один из птенцов поведал ему, что в доме камеристки Марии-Антуанетты, вернувшейся из эмиграции, хранятся священные реликвии — сердца умерших детей королевы, десятилетнего Луи-Ксавье и годовалой Софии, в голову Филиппу пришел интересный план, исполнение которого могло бы положить конец бесконечной череде претендентов на престол. Ну, или хотя бы внести смятение в их стройные ряды.

Привыкнув уже не доверять другим ответственную работу, Филипп сам явился в дом камеристки, заворожил ее и внушил мысль, что в ее доме хранилось только одно заспиртованное сердце, после чего забрал то, что принадлежало мальчику. Следующим этапом он посетил доктора Пеллетана, известного тем, что именно он проводил вскрытие умершего в Тампле мальчика, и заставил его поверить в то, что он решил сохранить сердце короля для потомков. Проснувшись утром после этого визита, Пеллетан вдруг был поражен мыслью, что должен отдать священную реликвию родственникам умершего, с этой миссией он направился к Людовику XVIII, а позже к герцогине Ангулемской, счастливо избежавшей смерти сестре Луи-Шарля, но все они шарахались от него, как от прокаженного. Сколь бы пламенно бывший тюремный врач не убеждал их, что это сердце действительно принадлежит Людовику XVII, они упорно в это не верили. Но, главное, в это поверил бы Совет, случись ему затеять собственную экспертизу. Сердце принадлежало сыну Людовика XVI, ну или, по крайней мере — сыну Марии-Антуанетты, магическое дознание подтвердило бы это.

Все оказалось напрасно. Совет вампиров лже-Людовиками не заинтересовался. Зато ими заинтересовались ученые почти двести лет спустя…

Судьба королевского сердца вообще оказалась весьма замысловата: хрустальный сосуд с ним словно жег Пеллетану руки, и он после долгих безуспешных попыток все же сумел пристроить его архиепископу Парижскому. Несколькими годами позже, в процессе июльской революции 1830 года, дворец архиепископа был захвачен чернью и разграблен, однако сердце было спасено одним из рабочих, пожелавшим вернуть реликвию сыну скончавшегося к тому времени доктора Пеллетена.

Неблаговидный поступок тайного роялиста был замечен его товарищами, которые пожелали проучить его по-свойски и начистили физиономию. В процессе драки сосуд упал и разбился, и сердце запинали куда-то в грязь. Пеллетан-младший, меж тем, узнал об этом кощунстве и, спустя несколько дней, тайно пробрался в разгромленный дворец, отыскал реликвию, положил в новый хрустальный сосуд и в очередной раз начал пристраивать в хорошие руки.

На протяжении следующих десятилетий сердце сменило нескольких хозяев, пока в 1895 году не попало в руки дона Карлоса, графа Мадридского, где осело надолго. В 1975 году правнучка дона Карлоса передала его графу де Боффремону, президенту фонда «Мемориал Франции» в соборе Сен-Дени.

Закончилась же эта история только в 2004 году, когда генетическая экспертиза подтвердила тот факт что сердце действительно принадлежит ребенку десятилетнего возраста, имеющему отношение к роду Бурбонов, и его торжественно разместили в одной из ниш склепа, подписав, что принадлежит оно Людовику XVII.

К тому времени лично для Филиппа это уже не имело никакой пользы, — предполагалось, что к XXI столетию Людовик XVII должен быть мертв при любом раскладе и претендовать на престол не сможет. Да и престола не было уже давно.

Зато в начале XIX века проблема долго оставалась актуальной.

Решение господина Наундорфа влиться в ряды претендентов на французскую корону, в какой-то мере, стало неожиданностью даже для него самого. Должно быть, его желание открыться миру зрело давно, — не напрасно же он вернулся в Европу, — но оно вдруг вспыхнуло с неодолимой силой однажды, когда Луи-Шарль узнал об очередном претенденте на свое имя, которому почти удалось кому-то доказать свою подлинность и даже обрести сторонников. «Возвращение короля-изгнанника!», «Чудесно спасшийся Людовик XVII скоро взойдет на престол!» орали заголовки газет, в то время как подлинный король прозябал в безвестности и почти в нищете.

Луи-Шарль давно уже не был пламенным республиканцем, суровая правда жизни остудила его пыл. Он успел побывать солдатом, фермером, торговцем и авантюристом, пару раз он попадал за решетку и лишался с трудом нажитых сбережений, в конце концов, на последние средства он выучился на часовщика и открыл лавку, — но и это дело в итоге зачахло. И вот теперь Луи-Шарль подумал: может быть, в жизни его все так не складно, потому что судьба его все же стать королем? Почему бы нет? Ведь он действительно имеет на это законное право!

Успех очередного самозванца так сильно возмутил его, что господин Наундорф взялся разоблачить его, в качестве самого главного аргумента в споре предъявив собственную персону как подлинного короля. Самозванец был уличен во лжи, а вот разоблачить самого Наундорфа оказалось не просто: Луи-Шарль подробно рассказывал о своем детстве во дворце и о жизни в Тампле, несколько путался он только с историей своего спасения, что и не удивительно, — расскажи он правду, его тот час сочли бы буйно помешанным и не стали бы слушать. Только поэтому Луи-Шарль выдумал каких-то авантюристов, которые выкрали его и держали взаперти, собираясь передать эмигрантам за выкуп, об обещании сохранять тайну вампиров он не вспоминал, — Луи-Шарль настолько вошел в раж, доказывая свое королевское происхождение, что готов был бы использовать любые аргументы в свою пользу.