Он оставил Говарда в гостинице и сел в машину. Уже было далеко за полночь. Уилл сидел в больнице, ожидая, когда можно будет отправиться домой. Рей был дома, со своей семьей, но ему, наверное, хотелось присутствовать при вскрытии. Глупый старина Рей мечтал стать помощником коронера-и присматривать за искромсанными трупами. Сможет ли доктор Иннис ответить на вопрос: Кристина сперва умерла, а потом окоченела или наоборот?

— Да, — сказал доктор, отвечая на вопрос Спенсера. Хотя в передней комнате прозекторской было всего около восьми градусов тепла, доктор Эрл Иннис обильно потел и постоянно вытирал влажный лоб рукавом белого халата. Он уже не был совершенно белым, этот халат, но Спенсеру не хотелось думать об этом. Уилл ушел домой, как только Спенсер его отпустил.

— Вы говорите — да?

— Да, — сказал Иннис. — Таков мой ответ. Она умерла насильственной смертью.

— Доктор, а если человек замерз, это смерть насильственная или естественная?

— Но она не замерзла. То есть не это было причиной смерти. Она вначале умерла, а замерзла потом.

— Вот как?

— Да. Вы ожидали другого ответа?

— Нет, это именно тот ответ, какого я и ожидал.

— Хм, вы были правы. Поздравляю, у вас прекрасная интуиция.

Спенсер ждал. Они стояли в передней комнате прозекторской, в небольшом больнично-белом помещении с высокими окнами, стеклянными дверями и флюоресцентными лампами. В комнате было холодно.

Спенсер откашлялся и спросил:

— Доктор Иннис, что послужило причиной смерти?

— Ах да. Хотите удостовериться?

Спенсер решительно покачал головой:

— Нет.

— Прекрасно. — Доктор начал снимать перчатки, как будто измазанные чем-то маслянистым. Спенсера замутило.

Доктор не проронил ни слова, пока не снял перчатки и не бросил их в урну. Только после этого Спенсеру немного полегчало.

— Смерть наступила от асфиксии, — сказал доктор. — Ее задушили.

Это сообщение Спенсера не удивило. Отнюдь. Потому что эти слова проносились в его голове в течение последних двадцати четырех часов. Вердикт доктора только подтвердил его собственные предположения. Спенсер ничего не видел, ничего толком не знал. Чтобы сделать вывод о том, что смерть наступила от удушья, нужно было разрезать плоть этой мертвой красивой молодой женщины.

— Не могу сказать, что удивлен, — наконец произнес он.

Доктор Иннис вскинул брови и огрызнулся:

— Не удивлены? Может быть, вам следует переквалифицироваться, детектив О'Мэлли, и стать медицинским экспертом? Я думаю, эта работа сделала вас циником. Умирает молодая женщина, и вы немедленно подозреваете здесь что-то грязное и подлое. Надеюсь, вы ни с кем не поделились своими умозаключениями. Иначе, когда состоится суд, защита может выдвинуть претензии, что вы мной манипулировали, чтобы подтвердить свои версии.

Спенсер слабо улыбнулся, понимая его иронию и отвечая на нее:

— Неужели, доктор?

Доктор Иннис не нашел в этом ничего забавного и заворчал:

— Так вы хотите знать, что с ней произошло или нет?

— Да-да, конечно, — оживился Спенсер. — Пожалуйста.

— Части черепа, относящиеся к твердой лобовой оболочке вокруг мозга, обнаруживают признаки того, что мышечные волокна ослабли, и это произошло прежде, чем она замерзла. Если бы она упала в снег и просто заснула, ее мозг не начал бы разлагаться, до тех пор, пока температура тела не понизилась бы до такой степени, чтобы нельзя было поддерживать нормальное функционирование организма. Правда, к тому времени, когда она умерла, тело все равно уже почти окоченело. Но все же она умерла, а затем окоченела, причем быстро, то есть достаточно быстро, чтобы остановить разрушение сверхчувствительных мозговых тканей. При нормальных условиях, теряя полтора градуса в час, она бы охладилась до температуры окружающей среды за двадцать четыре часа и члены начали бы терять подвижность, то есть окоченевать, в течение следующих шести часов или около того. Но на дворе был настоящий мороз, вернее, пронизывающий ветер с морозом. Я помню ту ночь. В газетах писали, что это была самая холодная ночь за последние семьдесят лет. Значит, она теряла больше полутора градусов в минуту. В принципе она могла охладиться до температуры окружающей среды за час. Таким образом, никакого трупного окоченения, никакого разложения и изменения цвета кожи. На спине они есть, правда, незначительные, но если учесть, что она пролежала на ней ничком девять дней, то это вполне объяснимо. И все-таки окоченение замедлило развитие процесса умирания мозга, но не остановило его. За истекшие двадцать четыре часа тело ее оттаивало и начало разлагаться, а мозг достиг состояния скелетного разрушения, если можно так выразиться.

Иннис казался очень довольным, давая разъяснения Спенсеру, а тот вежливо кивал, хотя в этих объяснениях для него не было ничего нового, чего бы он прежде не знал. И он поддакивал:

— Понятно. Все действительно логично. Что-нибудь еще?

— Да. Есть признаки, свидетельствующие об удушении.

— Вы имеете ввиду ее глаза?

— Да. Но откуда это вам известно? Откуда вы знаете, куда надо смотреть в таких случаях?

— Да, обнаженная мертвая девушка в черных ботинках, владелица девяти миллионов долларов, оказывается в самом центре четырехугольника, пронизанного полем ревности высокого напряжения, и мне предстоит докопаться, что же там получилось. И это не так уж случайно, — покачал головой Спенсер. Ему не хотелось показывать, как он расстроен.

— Да, глаза, — сказал Иннис. — Капилляры полопались. Полопались от давления на голову, что, в свою очередь, явилось причиной острого давления на легочную артерию в области шеи и отсутствия поступления кислорода в область головного мозга на срок достаточный, чтобы это привело к прекращению функций парасимпатической системы и к последующей остановке сердца. Давление на глаза было настолько сильным, что началось кровотечение в височную часть. Вам действительно не хочется взглянуть на это самому?

Спенсер невыразимо страдал.

— Видимо, это был кто-то очень сильный? — спросил он срывающимся голосом.

— Нет, вовсе не обязательно. Она сопротивлялась, боролась за каждый последний вздох. Эти усилия почти разорвали ее легочную артерию.

— Да, — сказал Спенсер, борясь зато, чтобы голос звучал нормально. — Его она одолеть не смогла.

— Откуда у вас, детектив, такая уверенность, что это был «он»? Нет, это мог быть кто угодно. Она действительно не могла справиться с убийцей, потому что ее левое плечо почти не действовало. Оно было сильно повреждено.

— Да-да, — кивнул Спенсер. — Это у нее случилось днем раньше. Она попала в аварию.

— Хм, это многое объясняет. Дело, в том, что некоторые повреждения на ее теле выглядят несколько более старыми. У нее было сотрясение мозга и сломано правое ребро. Я удивлен, что она вообще могла действовать в таком состоянии. Она обращалась в больницу?

— Нет. Не пожелала.

Доктор Иннис потер брови и грустно заключил:

— Очень плохо. Это бы спасло ей жизнь.

— Почему вы так решили?

— Потому что из больницы ее наверняка бы не выпустили. Из-за плеча особенно. Оно было в ужасном состоянии. Ей требовалась срочная операция — там были множественные переломы, и к тому же началось заражение крови.

Спенсер потерял дар речи.

Доктор Иннис выглядел довольным, как если бы уже нашел убийцу, а не просто сообщил Спенсеру, насколько была слаба Кристина.

— Она была в скверном состоянии, — сказал Иннис. — Ее бы мог одолеть любой, даже если обладал силой, равной силе моей семилетней внучки. Единственное, чем она располагала для сопротивления, так это правой рукой.

— Вы полагаете, — спросил Спенсер, запинаясь, — что она сопротивлялась? Но на ней нет никаких следов.

Доктор улыбнулся и заявил:

— Бот здесь вы ошибаетесь, детектив. Я-то уж подумал, что вам никакой медэксперт не нужен. Мне показалось, что с таким детективом, как вы, я могу остаться без работы, — вы столько знаете, а тут вот прозевали. Есть на ней следы. И прежде всего большая рана в затылочной части черепа. Имеется и гематома на черепной кости. Когда она упала, то, наверное, потеряла сознание.