За окном стало светлее.

Поднявшись с кресла, Кристина прошла к ночному столику. Бутылка «Южного комфорта» была не только пуста, но уже успела высохнуть. «А где же та, что мне подарили? Неужели я забыла ее принести?»

Она сделала круг по комнате, а затем села на постель. «Исправить свою жизнь, — стрельнуло в ее голове. — Исправить жизнь. Не смерти я боюсь, — подумала Кристина, утирая мокрое лицо. — Нет, не ее. Я будущего боюсь».

Кристина вспомнила прошлогодний зимний карнавал, когда они с Джимом слепили большого снеговика на университетской площади. Это заняло у них два часа, и Джим к концу дня очень замерз, но не ушел, пока они не нашли шляпу и угольки для глаз. Он даже сбегал в магазин напротив и принес морковку для носа. Кристина еще удивилась тогда, что у них там нашлась в такое время свежая морковка. Джим любил тогда Кристину. Возможно, не очень сильно, но любил. Несмотря на Эдинбург.

Кристине захотелось вдруг, чтобы Джим сказал ей прямо и открыто, что не любит: «Я не люблю тебя, Кристина. Если бы любил, то, возможно, мог бы спасти тебя своей любовью. Вытащить из этой темной трясины, в которой ты завязла. Возможно, я мог бы сделать тебя счастливой… и свободной. Своей любовью я мог бы освободить тебя, мог бы заставить забыть этого сумасброда. Но я не люблю тебя, а это означает, что ты спасена не будешь. Нет, не будешь. Играй в свой баскетбол, играй себе на здоровье, спрячься вся в этой игре. Пиши статьи для «Обозрения». Заботься об Эвелин. Но нет тебе спасения».

Кристина набросила на себя что-то из одежды и выскользнула из комнаты. Она направилась вниз по лестнице к Джиму.

— Джимми, проснись, — мягко проговорила она, сев к нему на постель. — Мне надо с тобой поговорить.

Она слегка его встряхнула. Он застонал и повернулся спиной. Она снова попыталась его разбудить:

— Пожалуйста. Проснись, Джим.

Вначале он ничего не соображал:

— Который час?

— Еще рано. До рассвета далеко.

— О-о-о, — простонал он. — У меня же занятия завтра. Пожалуйста!

— Никаких «пожалуйста», — сказала Кристина. Тогда Джим сел, опершись спиной о стену:

— Ну что?

Кристина потерла ладонями лицо:

— Джимбо, я просто не знаю, что и думать. Мне показалось, что у нас с тобой все кончено.

— Показалось? — усмехнулся он.

— Джим, мне очень жаль. — Взглянуть на него она сейчас была не в силах. Кристина сползла с постели и встала на колени. — Я не могу сделать тебя счастливым?

— Это верно. Но все потому, что к этому ты не приложила никаких усилий.

— Я старалась.

— Ты не старалась. Ты была слишком занята своим баскетболом, и «Красными листьями», и даже «Обозрением»…

— Да я в «Обозрении» этом работала только из-за тебя.

— А вот таких одолжений мне не надо, — резко бросил он.

— Слушай, ты ведь тоже не сделал меня счастливой.

— Крисси, тебя невозможно сделать счастливой.

— Откуда ты знаешь? — произнесла она удивленно. Затем поднялась на ноги и принялась возбужденно ходить из угла в угол. — Что ты сделал для этого? Ты хотя бы пытался?

— Я проводил с тобой время. Считалось, что мы с тобой встречаемся. Разве этого не достаточно?

«Ну и свинья же ты», — подумала Кристина, а вслух произнесла:

— Мне тоже от тебя никаких одолжений не нужно.

— Ты мне вот что лучше скажи, — проговорил он. — Это ведь действительно отличная идея, чтобы нам с тобой больше не встречаться? Давно уже я не чувствовал себя таким счастливым.

— Да что ты?

— Да-да, — сказал он. — Такое было, но давно, еще до того как я встретил тебя.

Сердце Кристины упало. Она с трудом выдавила из себя:

— Я вот сейчас слушаю тебя и ушам своим не верю. — Ее губы искривились. Она уже была готова заплакать. «Он, наверное, будет рад, если я заплачу, но не стоит доставлять ему такое удовольствие».

Джим засмеялся нервным смехом и признался:

— Я просто не могу поверить, что мы смогли вытерпеть так долго.

— Джим, не надо. Не всегда было плохо.

— Всегда.

— Нет. Это началось с тех пор, как я осознала, какие на самом деле чувства ты ко мне питаешь. Или, более точно, каких чувств ты ко мне не питаешь.

Он холодно ее разглядывал и наконец спросил:

— Я не понимаю даже, о чем ты говоришь?

Кристина все еще продолжала ходить по комнате: ее больная рука вяло болталась вдоль туловища.

— Забудь это, Джимбо. — Она закашлялась и продолжила через несколько секунд: — Я пришла к тебе в надежде, что мы сможем поговорить по душам.

— Нет, не за этим ты пришла ко мне, Кристина, — грустно проговорил Джим. — Ты разбудила меня, надеясь, видимо, как-то облегчить себе душу. Впрочем, ты всегда добивалась от меня одного и того же. Так вот, манкировать своими обязанностями я не собираюсь. Я готов облегчить тебе душу. Но я все же не специалист. Психотерапия не мой профиль.

— По крайней мере, хотя бы это ясно, — пробормотала Кристина и воскликнула: — Господи! Я вовсе не хочу, чтобы ты облегчал мне душу. И никогда не хотела. Если ты так думал, то ошибался.

Она была готова расплакаться прямо перед ним. Только не сейчас. Ни в коем случае. Она пыталась, чтобы, насколько это возможно, ее голос звучал ровно.

— Я ухожу.

— Счастливо, Крисси, — произнес он упавшим голосом. Но не сделал никакой попытки ее остановить, и она ушла. Придя к себе, Кристина села на постель. Разговор с Джимом окончательно испортил настроение.

В комнате было очень тихо, за окнами поднимался голубой зимний рассвет. Аристотель слабо повизгивал.

— Аристотель, я знаю, каково тебе иногда бывает, псина, — печально произнесла Кристина. — Я знаю теперь точно, что чувствует побитая собака. — Она легла на ковер рядом с ним, поцеловала в макушку и тут же заснула, почувствовав перед этим на мгновение сильную боль.

Кристина проспала две пары утренних занятий и тренировку по баскетболу. Но для баскетбола она все равно не годилась. Кристина проснулась и обнаружила, что лежит на полу. Аристотеля рядом не было. Его кто-то забрал, а на нее набросили одеяло, как будто вспомнив о ней в последнюю минуту. Кто это сделал? Альберт? Джим? Конни?

Проснулась она с ужасным чувством тяжести и депрессии и долгое время лежала, не в состоянии даже пошевелиться. Ко всему прочему ее начало знобить.

Наконец она нашла в себе силы, чтобы подняться. Где все? Неужели уехали? Забрали Аристотеля и уехали? Проводя щеткой по спутанным волосам, Кристина посмотрела на часы: первый час.

Одеться было много сложнее, чем вчера. Плечо болело еще сильнее. Левую руку Кристина была способна поднять только до талии, не выше. Она подержала ее в таком положении несколько секунд, а потом осторожно опустила.

Внезапно в дверь постучали. Она ждала этого стука и вроде бы не боялась, но когда это случилось, то сердце все равно екнуло.

— Кто там?

— Откройте. Полиция.

«Боже мой! И это в довершение ко всему». Кристина грустно вздохнула.

— Пожалуйста, подождите минутку, — крикнула она. — Я одеваюсь.

Стук повторился, чей-то голос приказал:

— Откройте дверь. Немедленно.

— Черт побери, — пробормотала Кристина и прошла к двери в тренировочном свитере и комбинации.

Открыв дверь, она впустила молодого низкорослого плотного полицейского, который сунул ей под нос удостоверение. За его спиной стоял Спенсер О'Мэлли.

Полицейский сильно волновался. Спенсер стоял с каменным лицом, но было заметно, что он едва сдерживает улыбку.

— Я буду вам очень признательна, — сказала Кристина, — если вы дадите мне пару минут, чтобы одеться.

Спенсер промолчал, только улыбнулся ей, в то время как другой полицейский, весь красный, теребя свой полицейский значок, выдавил:

— Пожалуйста.

Кристина поблагодарила их, и они вышли. Она закрыла дверь, застыла на несколько секунд, а затем надела тренировочные штаны.

— Можете входить, — крикнула она. — Чем могу быть полезна?

В руках у Спенсера О'Мэлли была ее новая сумка. Она сделала вид, что с ним не знакома.