Кристина сняла джинсы и надела чистые черные трусики. Затем она сняла футболку и бюстгальтер и надела розовую ночную рубашку с бретельками. В подростковом возрасте ей очень нравилось разглядывать себя в зеркале, любуясь своей внешностью. Она была похожа на мать. Волосы тогда у нее всегда были коротко подстрижены, и мама не позволяла ей надевать в школу ничего, кроме платьев. Когда-то Кристина была настоящей молодой леди, но в Дартмуте она начала играть в баскетбол, где в первую очередь ценились скорость и выносливость. В Дартмуте у нее не было ни одного платья.

Кристина вышла в холл и направилась в ванную почистить зубы и умыться.

Когда она вернулась, на ее постели в темноте сидел Альберт. Закрыв за собой дверь, Кристина подошла и села рядом, чувствуя облегчение, что вот он, здесь. Он вытер пальцами ее влажную щеку. В свою очередь, Кристина отбросила волосы с его лица. Его конский хвост был распущен, волосы свободно свисали на плечи.

— Я не могу оставаться долго, — сказал он. — Я едва выбрался. Сказал ей, что нужно взять презервативы. Она намекнула, что у нее есть несколько. Я заявил, что хочу цветные. Красные, белые и синие. С красным отливом… [12]

— А, ты же у нас патриот. — Она улыбнулась и придвинулась ближе. Он вытер ей другую щеку и лоб. Она смотрела ему прямо в глаза. Ее взгляд медленно передвигался по его лицу, пальцы нежно перебирали волосы. — Я понимаю, — проговорила она мягко. Их руки соприкасались:

— Я хотел поговорить с тобой кое о чем, — произнес он.

— Поговори, — нежно отозвалась Кристина. — О чем? — Она была счастлива, что он пришел. Ведь совсем недавно Кристина считала, что чувство у них кончилось. Она знала, что это должно кончиться. Но когда они были вместе, один на один, ей не хотелось, чтобы оно кончалось.

— Давай уедем куда-нибудь, — сказал он.

— Когда?

— Сейчас. На все праздники.

Кристина сидела рядом с ним в темноте и молча смотрела в окно.

— И куда же мы поедем? — спросила наконец она.

— В Канаду, — выдохнул он. — Мы возьмем напрокат машину и переедем через реку на другую сторону, там повернем направо и просто поедем. Мы найдем где-нибудь маленький милый коттедж. В Квебеке. По дороге назад можно остановиться в Монреале. Ну, что ты на это скажешь? — Альберт встретился с ней взглядом. — Что? У нас опять нет денег? — произнес он со своеобразными модуляциями в голосе.

— Нет, у нас… — Она остановилась. — У нас есть немного. Говард дал мне немного на день рождения.

— Сколько это — немного?

Она слегка помедлила и наконец ответила:

— Десять тысяч долларов.

Альберт внимательно посмотрел на нее. Она попыталась придать своему лицу безразличное выражение.

— На Канаду этого достаточно, — наконец проговорил он. — Или все эти деньги нужны тебе?

— Не надо быть таким, — ответила Кристина, поглаживая его руку. — Они все наши.

— Они не наши, — сказал он. — Они твои. Он дал их тебе.

— Нет, они наши, — настаивала она.

— Они твои, — повторил он с теми же самыми своеобразными модуляциями в голосе. Затем правой рукой он захватил в горсть ее лицо и проговорил нежно: — Роки, так ты хочешь поехать?

— Пожалуйста, Альберт, — прошептала она. — Нам не надо этого делать. Мне ведь играть в субботу.

Альберт усмехнулся:

— Это с Ю-Пен? Да я сам их могу побить один, с закрытыми глазами. Ваша третья команда может побить их первую, а уж первая и подавно. И они вполне могут обойтись без тебя.

— Альберт, игру я пропускать не могу!

— Как будто ты не делала этого раньше, — сказал он, пожав плечами. — Подумаешь, какое дело. Тренерша подуется на тебя пару минут, а потом ты забросишь несколько крутых мячей на тренировке, она придет в дикий восторг, и все будет в порядке.

— Да, вот именно. Ты знаешь, что она мне сказала, когда я в последний раз пропустила игру? Если я еще раз повторю что-либо подобное, она посадит меня на скамью запасных. И не меньше чем на месяц.

— Кристина, — сказал Альберт улыбаясь. — Тренерша так ни за что не сделает. Она знает, что ей в этом случае будет много хуже, чем тебе. Без тебя — какая у них будет игра? Сама подумай. Никакой. — Альберт притянул Кристину к себе и обнял. — Ты слишком большая ценность для них, чтобы так с тобой поступать. Она тоже обняла его.

Альберт не унимался.

— Ну давай же, Рок. Что ты скажешь?

Только он один называл ее этим выдуманным именем. Она сильнее обвила его рукой и покачала головой.

— Ты предлагаешь нам исчезнуть на несколько дней? А что потом? Мы возвратимся назад, ты это знаешь. Нам нужно будет возвратиться и жить здесь. А как мы будем жить? Нет, таким способом нам не спастись.

— А кому нужно спасаться? Я просто хочу, чтобы мы с тобой уехали…

Она прервала его:

— А вот теперь скажи мне. Если бы у нас была возможность уехать на Аляску, ты бы сказал: «Давай поедем туда»? Если бы у нас было много денег, ты бы сказал: «Давай больше не будем сюда возвращаться, давай путешествовать по миру, освободимся от этой жизни, от Дартмута, от Говарда…»?

— От Говарда мы уже свободны, — резко бросил Альберт.

Она продолжала перечислять:

— …от Коннектикута, от Люка и Лауры, от Джима и Конни. Ты бы предложил бросить даже Аристотеля, если бы это означало…

— Что означало?

— Что мы уедем туда, где никто не будет нас знать. Ты бросил бы все. Да или нет?

Альберт положил руку ей на грудь, чтобы почувствовать биение сердца.

— А ты?

Кристина попыталась отстраниться:

— Я бы, наверное, все бросить не смогла. Наверное, не смогла бы. — Она закашлялась. — Хотя, Бог знает, мне бы хотелось…

— Хотелось? — спросил он с напряжением. — Ты бы хотела?

— Быть свободной? Да больше всего на свете я хочу именно этого, — сказала она так же напряженно. Ее темные глаза вспыхнули.

Но он не понял значения этой вспышки.

— Давай же поедем! — прошептал он. — Эдинбург, Кристина! Помнишь Эдинбург?

От воспоминания о той поездке у нее ослабели руки. Пальцы напряглись и тут же расслабились, а сердце болезненно сжалось.

— Конечно, помню. Но что из того? Я должна буду возвратиться и посмотреть в глаза Джиму. А как насчет Конни? Помнишь, как это было, когда мы тогда вернулись? Сейчас будет так же, только еще хуже.

— Я что-нибудь придумаю. — Он нежно улыбнулся. — Я ловок на такие вещи.

— Нет, — возразила она. Они говорили приглушенными голосами, но ее «нет» прозвучало гораздо громче.

— Здесь нет большой проблемы. Я изобрету что-нибудь, чтобы нам свалить на несколько дней.

— Но к чему такая спешка? Ведь у нас есть Фаренбрей.

Он отмахнулся:

— Фаренбрей слишком близко отсюда. Нам надо забраться подальше, в Канаду. На несколько дней. На несколько длинных дней. Мы будем кататься там на санках. Помнишь, как ты любила кататься на санках?

— Конечно, помню, — сказала Кристина, чувствуя, что становится слабее, что способность бороться ее покидает. — Господи, нам нельзя этого делать!

— Рок, перестань, — произнёс он ласково, прижимая ее к себе. — Перестань сопротивляться.

— Но ведь это только на праздники, — возразила она.

Разубедить его ей, разумеется, не удалось, но он убрал руку.

— Это нехорошо, — продолжала настаивать Кристина.

— Согласен, — вздохнул он. — Ну и что ты предлагаешь нам делать? Остановиться?

— Да, — немедленно отозвалась она.

— Ох, Кристина, Кристина! Как ты думаешь, сколько раз в году мы должны возвращаться к этому разговору?

— Пока не остановимся.

— Черт побери! Сегодня утром в Фаренбрее ты ничего такого, насколько я помню, не говорила.

— Там холмы были такие красивые, — произнесла она грустно. — И ты тоже был такой красивый.

Он наклонился к ее лицу и, поддразнивая, спросил:

— А теперь я некрасивый?

Она посмотрела в сторону, чтобы не встречаться с ним взглядом, и тихо ответила: