– Нет, не в институте.

– А где?

– Мама, я не могу рассказать. Это бесполезно. Ты просто не поймёшь, мне самой нужно справиться.

– Да как это, родная мать не поймёт?

– Я не сумею объяснить, мама. Поверь. Ты можешь только мне не мешать. Пожалуйста, я очень об этом прошу. Позволь мне разрулить всё самой, не вмешивайся. И не дергай меня из-за мелочей. Мне и так плохо.

– Ну полежи сегодня, отдохни. Может, тебе морсика сделать, вон затемпературила вроде? А?

– Мама, можно я просто так полежу? Чтобы тихо было и никого не было? Так мне будет лучше всего.

– Как хочешь. – Мать, оскорблённая в лучших чувствах, поджала губы. – Поменьше в компьютер смотреть надо, голова не будет болеть.

Наконец она поднялась и покинула помещение. Матрёна вернулась на свой диван. Её продолжала трясти мелкая дрожь, то ли от нервного взрыва, то ли от на самом деле поднимающейся температуры. Время от времени ей становилось трудно дышать, и в сознании поднимались волны знакомого уже страха. Сил не было совсем, она погрузилась в ровное тупое отчаяние и полную безысходность.

– Что я могу рассказать тебе, мама? Что я пытаюсь вспомнить, что мне говорил человек, который умер три века назад? Да? Мне нужно, нужно, нужно вспомнить. А я не могу. Я убью себя, если не вспомню.

Впрочем, сил на осуществление этого намерения у неё всё равно не было. Матрёна ещё немного тихонько поплакала и погрузилась в сон.

– Я не знаю, что это было со мной в этот раз, но этот был самым сильным, – вечером рассказывала Матрёша Чёрному.

– А ты представь, каково наркоманам, у них бывает ещё сильнее. Иногда такое случается от психоделиков.

Такое бывает, ничего страшного не случилось, ей совершенно не нужно бояться – вот что Антон очень хотел до неё донести.

– Да, я уже думала, что это может быть просто ломка. Но я же не употребляла ничего никогда! Твои наркоманы сами это всё вызывают.

– Это тот же самый эффект. Веришь?

– Я верю. Чёрт.

Хорошо, что верит, тогда получится.

– Они так тоже проходят через переоценку. Свою.

– Я всегда была против наркотиков, а теперь мне эта радость, как им?

– Нет, тебе не так, тебе без веществ, наяву.

– Зашибись!

– Ну что, полегчало?

Антон с надеждой дожидался ответа. Матрёна писала что-то длинное.

– Да-а. Знаешь, есть такое состояние, «пофигизм» называется, когда всё до звезды. Я на всё могу забить, кроме одного. Я никогда, никогда не смогу спокойно реагировать, когда оскорбляют дорогих для меня людей! Я никогда не позволю им обвинять тебя. Наши проблемы можем решить только мы, изнутри, здесь и сейчас. А когда они начинают говорить, что из-за тебя у них со мной портятся отношения, я не могу сдержаться. Я готова с собой что-нибудь сделать.

– Вот этого не нужно.

– Да нет, не бойся. Сейчас как после тёплой ванны – расслабуха полная, всё пофиг. Смотри как экономно – на наркоту денег тратить не надо, эффект и так уже есть.

– Слушай, – задумчиво произнёс Чёрный, когда они опять шли в «Жирафика». – Смущает меня этот твой голос. Может быть, там не один источник информации, их несколько. Постарайся каждый раз отличать, когда тебе помогают, а когда идёт наезд.

– Хорошо тебе говорить. А как? Что ты от меня хочешь?

– Нужно, чтобы ты вспомнила то, чего от меня не слышала.

– Я поняла. Ты хочешь сказать, что я это всё придумала? – Матрёша даже остановилась от возмущения.

– Нет, не ты, конечно.

Чёрный не улыбался. Теперь он на самом деле был уверен в том, что у Матрёны происходит настоящий контакт.

– А тогда кто?

– Иные.

– Скажи прямо, ты думаешь, что со мной играют? – Она приступила к нему вплотную и смотрела в глаза.

– Матрёша, я тебе говорил, что насмотрелся контактов за свою жизнь? – со вздохом произнёс Чёрный.

– Говорил.

– Например, Властелины Времени читали наши мысли.

– То есть ты допускаешь возможность, что голосу не всегда следует доверять?

– Если бы у меня не было сомнений, то не много загадок я бы смог разгадать.

– Это да.

Она старательно закивала, соглашаясь. Потом медленно двинулась дальше, пока Антон развивал свою мысль.

– Нет плохого или хорошего, есть варианты развития. Сейчас, как я понимаю, мы в полной попе и идёт жёсткая коррекция будущего для меня настоящего.

– Будущего вообще или твоего только?

– Моего.

– Но это же для чего-то нужно?

– Может быть, чтобы избежать смерти.

– Или для чего другого.

– Или для другого, – согласился Антон. – Попробуй вспомнить про Властелинов что-либо, чего ты до сих пор не знала.

– Я попробую, только не сегодня, ладно? Сегодня мне сразу плохеет, как только я пытаюсь настроиться. Мысли разбегаются и летят. Со скоростью света. У тебя так было?

– Нет, никогда.

– Может, не со скоростью, я не меряю. Но очень быстро. Интересные ощущения. Как перезагрузка идёт. Но уж очень тяжко. – Матрёна опустила глаза. – Завтра опять в универ не пойду, не могу. Может, хоть во сне полегчает.

– Тренировки должны помогать, – обнадёжил Антон.

– Вот сейчас и проверим.

Они подошли к фитнес-клубу. Матрёна первая взялась за тяжёлую дверь. Физическая нагрузка действительно помогала, выравнивала и как бы отводила нервное напряжение. Иногда девушке казалось, что только тонкая нить тренировок держит её на грани разумности и безумия, не позволяет потерять контроль над перегруженным мозгом.

– Привет, как моё пузечко?

Антон выходил из очередной клиники, когда его застал телефонный звонок.

– Да так, средне. Как у тебя?

– Никак. Всё болит, всё раздражает. Антош, давай где-нибудь погуляем, что ли? Раз я не учусь. Не могу больше в этой квартире!

– Погода как-то… – Чёрный поднял воротник пальто. – Не радует. На дворе тоже полная попа. Знаешь что, приезжай ко мне! В Татьянином баре что-то согревающее ещё точно есть.

– Хорошо, я приеду.

– Мне тут подруга рассказала сегодня… – Через два часа Матрёша удобно устроилась на тёплом ковре и трещала не переставая. – Раньше тоже говорила, но я ей не верила. Она в психушке лежала. Представляешь, она тоже слышала голоса и людей видела, а никто больше не видел. И её положили. Это два года назад было.

– Бывает, – кивнул Антон. – Поэтому осторожность очень нужна. Про такие вещи непонимающим людям никогда не следует говорить.

– Так вот, она такого порассказала. Это такой ужас! Я чуть не разревелась там же. Она говорит: «Мотя, так ты мне веришь?» – а я: «Верю!», а у самой уже слёзы текут. Мне страшно стало, что со мной тоже так будет. Я поняла, что нужно срочно куда-то вырваться, обстановку сменить.

– Ну вот и сменила! – Антон прислушался. Нет, не показалось – в кухне звякнул сигнал на умной плите, сообщая, что поспел вкусный горячий сбитень.

– Да! – Матрёна сходила за кружками и за кувшином. – Скажи, а фраза: «Ты что, сдурела?» – тоже в репертуаре Седого?

– Это когда было?

– Когда я лежала и думала обо всём. О голосах, о том, как я устала. Мне было сказано: «Ты что, сдурела? Мы только начали работать. Терпи, я сказал». Я спрашиваю: «До какой стадии я могу дойти?» – а в ответ: «Ты будешь на грани, но только так мы его вылечим, твоими силами. Так что терпи».

– Может быть, это был и Седой.

– Ещё фраза была: «Пока ты нюни распускаешь, мы творим дела вселенского масштаба. Я не должен тебя успокаивать».

– Я обещаю, я помогу тебе, всё, что в моих силах. – Антон старался говорить убедительно. Он очень хотел хоть как-нибудь ей помочь, вот только сил у него пока что никаких не было.

– Да не поможешь ты мне, блин! – неожиданно взорвалась Матрёша. – Как ты не понимаешь? Как ты мне можешь помочь, если меня даже во сне страх держит?! Веришь, нет? Я реву каждый день.

Кажется, она могла это немедленно подтвердить. Антон не любил женских слёз, потому что не очень представлял, что с ними следует делать. Каждый раз оказывалось по-разному. Сейчас он подумал, что надо дать Матрёше возможность выговориться. Её понесло: