– Я в истеричку превратилась уже! И винить некого! Пойми, я всегда раньше винила парней, Петя, Вася, Коля – все козлы! А я белая и пушистая! А тут кто? Никто! Никто не виноват, «так исторически сложилось», точка!
– Да, Матрёша, да.
– А мне-то хреново! А меня ещё и ругают! Меня всё достало, как меня оно всё достало! Квартира эта, родители, их вечные проблемы, универ. Время у них линейно! Вот сейчас как дура сижу и реву.
– Ещё нет. – Антон легонько обнял девушку и, успокаивая, погладил по голове. – И не надо. Не плачьте, мадемуазель Нюша!
– Я всегда боялась сойти с ума. – Матрёша всхлипнула, но вроде бы продолжать не собиралась. – А сегодня ко всему наслушалась про психушку. А ещё мне поплакать-то и негде. На улице от меня и так шарахаются. Дома мать решит, что ты меня обижаешь или что в институте проблемы. Опять приставать начнёт.
– Ну ладно, – разрешил Чёрный. – Раз уж совсем негде, можешь поплакать тут. Только недолго.
– Я не могу при мужчинах плакать, – гордо заявила Матрёна и добавила: – Главное, в «Жирафике» не разреветься. Знаешь, я сейчас не стала плакать, зато теперь состояние, как будто оно всё вовнутрь ушло.
– Мы же всё знаем и понимаем, да? Мы будем держаться вместе, и всё будет хорошо!
– Конечно. Правда, правда? Только проблема в том, что мы ничего не знаем и не понимаем до конца.
– Значит, нам остаётся только расслабиться и получать удовольствие.
– Тоже верно. И пусть всё сложится исторически. – Матрёна подняла кружку со сбитнем, потом сделала изрядный глоток. – Вкусно!
– Конечно, вкусно, – самодовольно подтвердил Чёрный. Ему льстила слава специалиста по приготовлению оригинальных напитков.
– Антош, я тебя спросить хотела, это только у меня столько энергии много, что на двоих хватает, или это у всех так?
– У тебя её правда много.
– Теперь уже мало. А может из-за того, что часть переходит к тебе, быть синхрон? Ещё я знаешь что заметила? У меня вообще хорошая память, я запоминаю отлично и даты, и какие-то мелочи, а в последнее время некоторые моменты просто исчезают из памяти.
– Может, это потому, что линия событий меняется? Если изменять будущее, прошлое должно подстроиться под него, чтобы слилось в линию. Вот оно и меняется, и память уходит.
Матрёша помолчала, взвешивая новую мысль. Потом кивнула:
– Возможно. Ещё я подумала, что болезнь – это как кнопка, которой тобой манипулируют. Надо – включили психический негатив, надо – физический.
– Но мы пытаемся с этим бороться.
– Да. Ещё, знаешь, мне голос сказал: «Если вы думаете об операции: делать или нет, то можете её делать. Это ускорит время и облегчит нам задачу. Мы занимаемся глобальными процессами, связанными с вами. Разбираться с физической болью не наша функция. Операция облегчит нам задачу, мы спасаем вас от другой, более глобальной проблемы. В любом случае операция будет под нашим контролем». Вот так. Это был Седой, да?
– Я не знаю, Матрёш, он ведь тебе не представился?
– Нет.
– Откуда же я тогда могу знать? – Антон очень картинно развёл руками, и Матрёша слабо улыбнулась. – Операцию придётся делать, да.
– Антош, мне тут об одной клинике рассказали, – оживилась Матрёна. – Там спортсмены лечатся. Но нужно ещё всё точно узнать. Я узнаю?
– Конечно, узнай. Пожалуйста.
Матрёна продолжала старательно менять обстановку. Она теперь почти не посещала институт, вместо этого либо добиралась до Чёрного, и они шли куда-нибудь обедать, либо бегала по городу по его делам. Антон без крайней необходимости не уходил далеко от дома, до выздоровления ему было пока далеко. Матрёна чувствовала себя постоянно усталой и разбитой, но у неё хотя бы прошла спина. Сработал принцип «клин клином» – болезнь как появилась на нервной почве, так при ещё большем напряжении отступила, девушка перешла на существование в форс-мажорном режиме, стало не до неё.
– Прикинь, я начала чувствовать забор энергии! – поделилась Матрёша, когда они оккупировали уже любимый столик в дворовом кафе. – Ощущения странные.
– Да? И как это выглядит? – тут же заинтересовался Антон.
– Как будто кто-то нежно так проводит мне по руке, от самых пальчиков. И где провёл, я там потом почти ничего не чувствую. Ни боли, ни касаний. Я проверяла. Это недолго, потом проходит.
– Это хорошо, что у тебя чувствительность повышается.
О том, что причина этого повышения была не самой лучшей, Антон умолчал.
– Ага. Вот сейчас я чувствую, что сегодня ещё инфа будет. – Матрёша задрала нос.
– Как чувствуешь?
– Попой! Не могу объяснить. Во! Интуиция – это способность головы чуять попой!
Они дружно хихикнули.
– Антош, – Матрёша снова стала серьёзной, – можно тебя об одной вещи спросить?
– Разумеется, можно, что вдруг за реверансы?
– Да я как-то у Анфисы спросила, реально ли перемещаться во времени, а она мне: «О-о! Это больная тема Чёрного. Он над ней бьётся, и лучше его об этом не спрашивать».
– Так это ей лучше не спрашивать, – ухмыльнулся Антон. – Тебе можно.
– Скажи, а ты, когда засыпаешь, можешь находиться на грани реальности и сна? Не в осознанном сновидении, просто в будущем?
– Не понял, – качнул головой Антон.
– Вот смотри: ты как будто спишь, но ты переместился в будущее?
– А что, у тебя такое бывает?
– Ага. Сегодня ночью было.
– Рассказывай.
– Я проснулась, точнее, почти проснулась и чувствовала, что нахожусь на грани реала и сна.
– А при чём тут будущее?
– Оно не было ни в настоящем, ни в прошлом, но оно было так реально, что тогда я осознавала, что это реальность.
– Что значит «оно»?
– Это отчасти связано с тем, что говорил Брюс. Как раз с последним, о котором я не могу с тобой говорить. Всё ещё не могу. – Матрёна смотрела на Чёрного снизу вверх преданным, честным взором. Она действительно не могла. – Просто я в один момент поняла, что это не сон.
– И давно у тебя эти «выходы»? – не стал наступать на грабли Антон.
– Сегодня впервые. Были бы раньше, я бы раньше спросила.
– И что там было, ты рассказать не можешь?
– Да. – Матрёна кивнула. – Этот сон – будущее. Обещаю, как только станет можно, я тебе сразу всё-всё расскажу. Прямо немедленно!
– Понятно. У меня так иногда бывает.
– То же самое?
– Ты, главное, запиши сейчас всё, в подробностях, пока ещё помнишь.
– Уже. Зато я теперь знаю, как определить, что полная попа кончилась! Я подскажу. Вот когда увидишь, что я на грани, так она тут и кончится.
– А совмести-ка этот сон и предсказание Брюса. – В голове Чёрного уже заработал компьютер, закрутился перебор комбинаций. – Попробуй почувствовать – когда? Что у тебя выходит?
– По предсказанию? – удивилась Матрёша. – А почему ты решил, что это будет сразу после полной попы?
– Потому что в это время и будет происходить переоценка.
– Не думаю. – Матрёна покрутила прядь волос. – Мне так не кажется. Но это моё мнение, а если по сну – то всё скоро.
– Во сне уже не было попы?
– Там был такой момент, который её сворачивал. Мы тогда станем сильными, и нам эта попа станет безразлична, не страшна. Совсем это не попа окажется, а ерунда, мелкие неприятности. Ибо! – Девушка с многозначительным видом указала пальцем на потолок. – Был ключевой момент.
– Так, хорошо! – решил не вдаваться в подробности Чёрный. – А время событий?
– Ближайшее. Но здесь я совсем не уверена. По обстановке это никак не поймёшь, это ж не офис. Там, может быть, вообще ничего не меняется.
– Ближайшие десять лет?
– Не-эт! Скорее уж ближайшие один-два года.
– Ты не по обстановке суди, а по ощущениям! – рявкнул Антон. Ему показалось, что Матрёна не слишком серьёзно отнеслась к столь важному вопросу.
– По ощущениям? – Она ненадолго задумалась, припоминая. – Если по сну, то ощущение, что это совсем рядом.
– Завтра?!
– Ну если это стряхнётся завтра, то я больше никогда ничему не удивлюсь! Даже если наяву ко мне заявится Нечто. – Матрёша покрутила вздёрнутым к потолку носом и наконец заговорила серьёзно: – Если честно, для меня это настолько же нереально, как то, что сон исполнится завтра.