– Тогда доставай, что можно.

– Я так и хочу! То, что можно, оно само идёт, даже тянуть не надо.

– Вспоминай, что он в середине сказал. Про жёсткую переоценку ценностей, про новый этап, что нужно прислушиваться к советам.

– Вот! – Она упорно пыталась подвести его к некой мысли.

– Расслабиться и не паниковать. Но это никак с концовкой не связано. – А он упорно не понимал – к какой.

– Связано! Ну не спрашивай же, пожалуйста! Мне стало очень плохо сейчас! Всё, и слабость сразу, и голова болит и кружится. Вот сейчас я чувствую, что схожу с ума. Понимаешь? Меня всю наизнанку выворачивает. Давай про окончание пару дней не будем вспоминать, я прошу тебя по-человечески, иначе я свихнусь просто. Я обещаю, расскажу тебе всё, как только мне позволят, допустят это. Я влезла не туда, куда надо.

– Всё, Матрёшенька, всё, не спрашиваю. Отдохни. Постарайся хорошо выспаться. Это поможет.

– Да, я и так сейчас засну. До завтра!

Она отключилась. Антон ещё немного поломал голову и тоже решил поспать. Night до сих пор не было дома, но за неё он не беспокоился – значит, дела. Звонок телефона вырвал Чёрного из сладкого сна. Гидромассаж помогал – по ночам Антон теперь спал спокойно. Но это было ещё очень слабое улучшение. Работать он по-прежнему не мог, да и жить без посторонней помощи тоже.

– Антон, мне страшно! – Матрёнин голос звенел от напряжения. – Сделай что-нибудь! Я умру сейчас!

– Что с тобой? Давай спокойно, не торопясь, понемногу. Что ты сейчас чувствуешь?

– Мне страшно. Что у меня крышу снесло. Меня трясёт всю, как когда температура поднимается. Холодный пот, и сердце колотится.

– Матрёша, это всё нервное. Я знаю, у меня так было. Это ты перенервничала вечером и из-за меня сильно переживаешь. Не надо так.

– Нет, это не нервы! Я попробовала понять, откуда оно. Это те, с кем ты общался, это они устроили. Ой!

– Что случилось?!

Чёрный очень хотел бы сейчас оказаться рядом с Матрёной, по телефону отличить реальный наезд от игры расшатанных нервов довольно сложно.

– Как канал открылся. И голос: «Мы пытаемся вас спасти, а вы сопротивляетесь». Это его голос! И страх пропал, сразу! Но кто мы и вы?

– Чей голос?

– Того дяди, Брюса.

– Ты же его не помнила!

Антон не забыл, как девушка уверяла его, что не может вспомнить голос человека из видения.

– Я и не помню! Просто мне кажется, что это он. Ещё был звук такой странный в ушах. На ультразвук похоже.

– Всё, ты успокоилась?

Ладно, кто бы то ни был, если он усмирил излишние нервы, спасибо ему.

– Да, почти. Сначала такая мысль пришла, что всё! Теперь я уже сошла с ума. Я никогда не буду нормальным человеком. Адекватным. Потом ещё одна волна страха того, что это может повториться в любой момент. А потом голос, и всё. Так легко сразу. Я правда с ума схожу? Понимаешь, это не разговор был, это как сообщение на пейджер. Я пейджер.

– Нюша, слушай сюда. Пока ты задаёшь себе вопрос, всё ли с тобой в порядке, ты в порядке. Запомнила? Что бы с тобой ни случилось.

– Так теперь будет всегда? Можно, я помру сразу? Вот, я уже не помню, что только что говорила. А ты помнишь?

– Да, я помню, не переживай.

При контактах подобная амнезия – штука обычная. Потому контактёры и стараются немедленно записывать всё или наговаривают на диктофон.

– Знаешь, Анфиса твоя как-то раз сказала, что она с тобой, потому что только ты можешь ей обеспечить весёлую жизнь. Если бы она сейчас была вместо меня, как бы оно ей понравилось? Такое веселье? Скорее это уже сумасшедшая жизнь!

Чёрному показалось, что Матрёна улыбается. Значит, самое страшное позади.

В институт Матрёша не пошла. Она лежала на диване и разглядывала потолок, который то приближался, то снова возвращался на место. Наверно, это качался диван. Ощущение полой трубы, приставленной к голове, не уходило, сама голова тоже была какой-то пустой и гулкой. Внутри неё, как камешки, перекатывались отдельные сжатые в комок мысли. Снова болела спина, тянуло ногу, слабость не давала оторвать голову от подушки. Ей было страшно закрыть глаза, тогда она обязательно упадёт в темноту и уже не встанет.

– Терпи, мать, если выжить хочешь, – с издёвкой пророкотала труба.

Матрёна мигнула. Это уже не на пейджер, это специально ей. С ней заговорили.

– Почему?

У неё не получилось собрать слова в нужный вопрос. Но неизвестный ответил:

– Чтобы его лечить, нужна энергия. У него её нет, у тебя её много. Поэтому ты сейчас работаешь донором. Мы берём твою энергию для лечения. Ты можешь плохо себя чувствовать, но, пока мы используем твою энергию, смерть тебе не грозит. Мы защитим тебя также от любого чужого воздействия.

– Мне уже плохо. Будет ещё хуже?

– Обязательно, – с новой порцией ехидства донеслось из трубы.

– Седой, это ты? – с внезапной надеждой спросила Матрёна.

Ответа не было, но ей показалось, что на той стороне усмехнулись. Расслышать что-либо ещё помешала заскрипевшая дверь.

– Матюня, ты чего разлеглась? Не заболела? – В комнату заглянула мать.

– У меня голова болит, – отговорилась Матрёна, надеясь, что её оставят в покое.

– Тебе таблетку дать? – Отделаться так просто не получалось, мать уже окончательно проникла в помещение и по-хозяйски оглядывала его. – А какой бардак ты тут развела! Мотя! Тебе на столе не прибраться?

– Мама, у меня голова болит! – возмутилась Матрёна. – Не кричи, мне и так плохо.

– Ну и болит, ничего страшного, анальгин выпей. А порядок в доме надо держать. Какая из тебя хозяйка растёт?

– Я уже выросла. – Матрёна поняла, что ситуация безнадёжна, придётся вести длинный бессмысленный диалог.

– Только ума не нажила. Тебе ко скольки на учёбу?

– Мама! Я третий раз повторяю, у меня болит голова! Я не пойду в институт!

– Так голова не попа. – Мать неуклюже попыталась шутить. – Завяжи и лежи.

– Вот я и лежу! Здесь! Сама! И не надо мне мешать!

– Ты как с матерью разговариваешь?! Ты ещё палец о палец не ударила, копейки не заработала, а на мать орёшь! А кто за твою учёбу платил? Кто тебе есть-пить готовенькое выдаёт? Антон твой? Только голову глупой девке дурит, мужик взрослый. А ты и рада за ним бегать. Да никому ты, кроме матери, не нужна!

– Не смей про Антона! – Жаркая волна ударила Матрёне в голову, перехватило дыхание, сердце споткнулось и застучало в два раза быстрей. – Антона не трогай! Никого не трогай! Ты ничего не понимаешь!

– Да, мать дура, мать не понимает! Мать тебе только всего хорошего хочет, работает на тебя всю жизнь!

– Мне срать на деньги! Оставьте меня в покое! Пожалуйста! Все оставьте! – Матрёна сделала попытку вскочить с дивана, колени подогнулись, и она упала на четвереньки. Её трясло, зубы стучали так, что она удивлялась, неужели мать этого не слышит? Ей хотелось одного – оказаться подальше от этих людей и этой квартиры, нужно было бежать, спрятаться. Матрёша поползла к двери.

– Ты чего? Что с тобой? – растерялась мать. Теперь она по-настоящему испугалась. – Матюшенька!

Мать протянула руку, чтобы погладить Матрёшу по голове. Матрёна не поняла, что и как произошло, но её голова сама собой резко дернулась навстречу, и зубы ляскнули рядом с маминой рукой. Потом она упала и разрыдалась.

– Психичка! Успокоительное тебе надо пить! На людей бросаешься! – Мать теперь трясло не хуже Матрёши. Она побледнела, выпрямилась, почти минуту простояла, остолбенев, потом опустилась на пол рядом с Матрёной и заплакала вместе с ней. Матрёна подползла, уткнулась, как бывало в детстве, в мамкины колени, мать привычно её обняла, и они дружно ревели вместе, пока не закончился запас слёз.

– Доченька, что случилось? – Матрёна уже отстранилась, мать вытирала последние текущие по её лицу слёзы и поправляла волосы. – Я же тебе только помочь хочу.

– Мама, ты не можешь мне помочь, поверь мне. У меня проблемы.

– В институте? Так то не беда, не страшно. Вот на работе проблемы бывают. А у тебя они ещё детские.