— Ш-ш. Три — два, — раздался в гарнитуре очень тихий и спокойный голос Бузони.

— Серёга, я мигом! — Китяж ломанулся к своему, явно раненому наблюдателю, — Двадцать метров, брат!

— Шестьдесят, не хочешь? — ответил слабеющий Бузони, — ты от этого негра, как сайгак горный, прыгал.

Но Китяж не слушал рацию. Он бежал к товарищу, что было сил.

— Ну, Китяж? Слабо сравнять счет? — Устало улыбнувшись, сказал Бузони, когда Кирилл подбежал к нему. От лунного света, он казался ещё бледнее, чем был на самом деле. Серёга лежал на спине, в маленькой, оставленной взрывом от подствольника, воронке. Левой рукой, он придерживал, вываливающиеся сквозь рваный бушлат, кишки. Правая продолжала сжимать ВСС.

— Меньше говори, Серёга, — Китяж не знал, с какой стороны подойти к ТАКОЙ ране, — обереги силы, мне ещё тебя на себе переть.

— Да ты что, Китяж? Белены объелся? Или грибов, волшебных? — Серёга прикрыл глаза и отвернулся, — Нет, Кирюха. Думаешь, я не понимаю? Мое дело — труба. Ты, лучше, сгоняй до Тимура. Живой он, чую.

— Ты лучше, рот закрой. И носом дыши! — рявкнул Тяжин на приятеля и, убрав от раны его руку, начал осматривать повреждения, — Да уж. А вот бушлатик надобно вскрыть, — Кирилл аккуратно, чтобы не причинить другу лишней боли, расстегнул бушлат. С кителем было сложнее и Тяжин просто вспорол его кинжалом. Бузони заскрипел зубами так, будто они у прапорщика были титановые, — Тихо, тихо. папа рядом, — вскрывая аптечку Бузони, сказал Китяж. Достав два стерильных, марлевых пакета, он положил их прямо на кишки и пропитавшуюся кровью тельняшку, — А вот теперь, Серёга, попытайся не орать и выгнуть спину.

Серёга сделал то, что попросил его друг, хотя давалось ему это с большим трудом. По-быстрому замотав Серёгу и вколов ему морфин, из его же аптечки, Тяжин взял ВСС.

— Ты полежи пока здесь, — он подмигнул еле улыбающемуся Бузони, — Я до Тимура и назад. Вот тебе — переходящий карамультук, — Китяж поставил на край воронки ОСВ.

— Давай. Кирюха. Я прикрою, — слабеющим голосом ответил наблюдатель. И Кирилл скачками побежал к месту, где, по его расчетам, должен был быть Гангрена и Закиров. НО…

Но на месте их не оказалось. Единственное, что удалось найти Кириллу, это оторванная рука, полевого командира, смертельной хваткой сжимающая серебристый Кольт — 1911.

— Трофей не плохой, но где же, ноги? И все остальное? — Вслух подумал Тяжин. Крови кругом было море, но тела… Их просто не было. Вообще. Ни кого! Ни одного тела духов! Ни тела Тимура! Только свежие следы уходили цепью вниз, к подножью высоты.

Китяж выдернул Кольт из оторванной руки и побежал назад, к умирающему Серёге. Тишина стояла неописуемая, звенящая. На 776-й бой уже прекратился. И от этого становилось не по себе. Получалось так, что там уже все погибли. Кирилл бежал вверх по склону и только стук собственного сердца и дыхания создавали ему, хоть какой-то шумовой эффект.

— Серёга, смотри, какой я тебе подарок приволок, — крикнул Тяжин, подбегая к своему другу, но Серёга даже не шевельнулся. Он лежал на перебинтованном животе, положив голову на карамультук. Правая рука уже была готова к выстрелу.

— Серёга, — Кирилл насторожился и тихонько толкнул разведчика в плечо, — Серый, не раскисай. Мне тебя ещё на тебе переть, дружище.

От тычка в плечо, голова Бузони сползла с крупнокалиберной винтовки и безвольно упала на вспаханную взрывом землю.

— Серёжа, — Китяж, уже нервно, резко перевернул друга на спину, — Серый, я один остаюсь… Ты что творишь, брат? — Тяжин прощупал пульс на шее прапорщика. Пульса не было, — Ты давай… Это… Умирать не смей, — очистив лицо от земли и зажав Бузони нос, начал делать ему искусственное дыхание. Грудная клетка прапорщика поднялась. Теперь массаж сердца, — Не сметь умирать, старший прапорщик Жуковский!!!! Я приказываю!!!! НЕ СМЕТЬ УМИРАТЬ!!!!

— А ещё, Серёга, — Тяжин нёс на себе, друга и ещё, кучу ненужной дребедени, — Когда мы дойдём, я на тебя представление напишу. На «орден Мужества». Тебе за него в Собесе попугая, на плечо, дадут. Матерщиника. Слышишь, Серёга? — Китяж прислушался к, еле слышному, дыханию друга, — Дышишь? Дыши братец, дыши… Только дыши. — Кирилл остановился, чтобы перевести дух. Тащить на себе два вещмешка, ОСВ, ВСС, да ещё и, еле дышащего, друга, было тяжело, даже, для такого бойца, как Тяжин. — Ну, вот, Серёга. Передохнули. Теперь пойдем дальше. — Китяж говорил это, скорее, себе, нежели прапорщику. Так было легче ему самому. Бузони его, все равно, не слышал.

Он нёс своего «второго номера» уже три часа и прекрасно понимал, что с такой дыркой в брюхе, как у Серёги, долго не протянешь. По этому, Кирилл, начал избавляться от ненужного балласта. Первой, на слом, была самая тяжелая штука — ОСВ. Частично разобрав винтовку, он раскидал запчасти в разные стороны. Единственное, что Китяж оставил, это был прицел, который он и положил в вещмешок. Затем, та же участь постигла участь ВСС и вещмешок Прапорщика. Оставшиеся МОН-ки и РГО усеяли место, ревизии личного имущества, невидимыми растяжками. «Давайте, господа бандитики, догоняйте. Кушайте, так сказать, не обляпайтесь!» Из оружия остались только нож, Стечкин и трофейный Кольт. «И рации. Надо скинуть рации.» Данная процедура облегчила разведчиков, ещё на полкило. Все. Скидывать было больше нечего. Можно, конечно, было выбросить, трехкилограммовый прицел, с тепловизором, но такой подарок делать духам, Китяжу не хотелось. «Да и Фашист орать будет».

Было около половины четвертого, когда, в свете убегающей за горы луны, за деревьями показался Грозный.

Правда, было до него, ещё километров десять топать, ну да ничего.

— Видишь, Серёга. Пришли, мы с тобой, — Китяж остановился, и, в очередной раз отдышавшись, вышел из леса на горную дорогу. Здесь было слякотно и грязно, но по дороге было идти, как то, проще. Хотя и опаснее. Дорога всегда притягивает к себе, различных «романтиков». И чем больше была дорога, тем больше «романтиков» она притягивала. Отсюда и фраза появилась — «Романтики, с большой дороги».

— Терпеть, Бузони, терпеть, — Кирилл уже еле волочил ноги. И свои и Серёгины. Причем Серёгины, он волочил буквально. Силы у прапорщика были на исходе. Да и сам Тяжин был уже, далеко, не первой свежести.

По этому, когда сзади, послышался звук двигателя восьмидесятки, Кирилл, попросту, его не услышал. Или не захотел слышать. Но звук, назойливо проникал в уши разведчика. Он нарастал. Он был громче и навязчивее. И, в конце концов, мозг дал команду ногам остановиться. Как раз, в этот момент, их и выхватила из темноты, фара бронемашины.

Бегать от БТРа бессмысленно, поэтому Кирилл принял единственно правильное решение — стоять на месте. БТР взял немного правее и поравнявшись с разведчиками остановился. Кирилл продолжал смотреть вперед, на город. Туда, где можно было найти приличного доктора.

— Ты кто, мил человек? — вопрос сопровождался лязгом затвора АК, который навел Китяжа на мысль, о бренности бытия.

— Я, — ответил Тяжин, продолжая смотреть на Грозный, — Мил человек!

— Милые люди, в такую пору по горам не ходят. Только плохие шастают. — голос у говорящего с Кириллом был с типичным южнорусским акцентом. «Ростов или Краснодар, а может Ставрополье. Нет, Кирюха. Не ведись, — Китяж незаметно сунул левую руку в карман. Там лежал Закировский Кольт, — Вполне возможно, что это духи. Или наемники из УНА-УНСО. Захватили бэтэр, и куражатся… Хотя, чего гадать. Повернись и посмотри…» — и Китяж повернулся к БТРу.

Румяный, монументальный майор сидел, обняв левой рукой ствол башенного пулемета. Рядом с ним сидели ещё пятеро бойцов, двое из которых уже направили свои автоматы, в сторону изрядно потрепанных разведчиков. Остальные, тоже приводили свое оружие, в состояние боевой готовности. «СВОИ», — облегченно выдохнул Кирилл.

— Старший лейтенант Тяжин. Разведка округа… Ребята, мне бы, своего наблюдателя, на больничку, да поскорей. Плохой он, очень.