— Это не одно и то же, — возразил мой брат. — Бывают невосполнимые потери.
— Да я сегодня видел в реке два десятка дельфинов.
— И среди них — ни одного белого. Ни одного особенного, — заметил Люк.
— Получается, это из-за нашей семьи поймали Снежинку, — заключила Саванна. — Я чувствую себя… дочерью Иуды Искариота, хотя, честное слово, Иуда мне нравится больше.
— Этого нельзя было делать, Генри, — вздохнула мать. — Тебе это принесет несчастье.
— Лила, да жизнь и так меня не особо баловала. И что болтать попусту? Сделанного назад не воротишь.
— Я попробую, — прошептал Люк.
Недели через три, когда родители уже спали и до нас доносился негромкий сбивчивый храп отца, Люк шепотом поделился с нами своими намерениями. Казалось бы, что тут такого особенного? И все же годы спустя, когда мы с Саванной вспоминали ту звездную душную ночь, нас удивляло, что мы с точностью можем назвать время превращения нашего старшего брата из пылкого мальчишки-идеалиста в человека действия. Нас испугала и взбудоражила дерзость его плана, и нам совершенно не хотелось в нем участвовать. Люк продолжал спокойно и настойчиво убеждать нас, пока мы не попали под магнетизм его своеобразного ненавязчивого красноречия. Сам он решение уже принял и полночи вербовал нас в союзники для своего первого настоящего сражения с миром. В смелости Люка мы не сомневались с той самой минуты, когда увидели его наедине с тигром. Теперь мы столкнулись с вполне очевидным безрассудством брата.
Через три дня, после предпринятых Люком тщательных приготовлений, мы выехали на федеральное шоссе номер семнадцать и помчали на юг. Было раннее утро. Люк без конца давил на акселератор; в кабине во всю мощь гремело радио. Рэй Чарльз исполнял: «Hit the Road, Jack» [131], а мы ему подпевали. Наш приемник был настроен на станцию «Биг эйп», которая вещала из Джексонвилля. Попивая пиво из холодильника, мы неслись к Саванне по мосту имени Юджина Талмаджа [132]. У шлагбаума мы притормозили. Люк протянул старику служащему доллар, оплатив наш проезд туда и обратно.
— Что, ребятки, решили немного прогуляться по магазинам Саванны? — спросил старик.
— Нет, сэр. Мы едем во Флориду. Будем красть дельфина, — ответил Люк.
В той безумной гонке все мои пять чувств ослепительно пылали. Казалось, стоит мне только взглянуть на какую-нибудь пальму, и она тут же загорится. Я был заряжен электричеством, охвачен экстазом и ужасом одновременно. Каждая песня, звучавшая по радио, воспринималась так, словно ее ставили специально для меня. В общем-то голос у меня отвратительный, но в те минуты, когда мы мчали по прибрежным шоссе Джорджии, обсаженным дубами, он звучал просто потрясающе. Люк вел наш грузовичок на полной скорости, притормаживая только перед городами. Скорость всегда была у брата в крови; неудивительно, что спустя два часа после того, как мы покинули остров Мелроуз, мы пересекли границу штата Флорида. Мы даже не притормозили, чтобы зайти в павильон и выпить по стакану апельсинового сока, бесплатно полагавшегося всем, кто въезжал на территорию штата.
Улицы Джексонвилля несколько замедлили наше продвижение, зато река Сент-Джонс предстала перед нами захватывающим зрелищем. Мы впервые увидели реку, которая текла на север. Затем мы выбрались на шоссе А1А, и под колесами снова заблестел разогретый асфальт, а слева замелькал океан. Нам казалось, что его воды, зная о нашей партизанской миссии и одобряя ее, вместе с нами торопятся на юг.
В глубине души мы ощущали себя и ворами, и людьми, поставившими себя вне закона; мы питались неистовой энергией друг друга. Мой брат засмеялся в ответ на реплику Саванны. Я обернулся и щекой почувствовал завиток ее волос, а носом — душистый их запах. Я вдруг наполнился совершенной, невыразимой любовью своих брата и сестры; любовью настолько сильной, что я ощущал ее вкус на языке, ее сладостное тепло проникало в грудь. Наклонившись, я поцеловал Саванну в шею, а левой рукой стиснул плечо Люка. Он сжал мою ладонь и вдруг, к моему удивлению, с необычайной нежностью поднес ее к губам. Я откинулся на сиденье, позволяя дыханию Флориды наполнять меня радостью.
Через десять часов почти безостановочной езды (две короткие передышки на заправках не в счет) мы миновали указатель поворота на знаменитый ипподром в пригороде Хайалиа. Впереди показались очертания города Майами, окруженного морем. Теплый бриз шелестел в листве кокосовых пальм, по широким улицам разливался аромат садов — в основном благоухание бугенвиллей. Раньше мы никогда не были во Флориде, и казалось несколько странным катить по улицам незнакомого города, выискивая, под каким лимонным деревом или авокадо остановиться на ночлег.
— И что теперь? — спросил я. — Мы же не можем заявиться в океанарий и сказать: «Привет! Мы приехали украсть вашего белого дельфина. Не будете ли вы так любезны собрать ее вещи?»
— Сначала мы осмотримся, — ответил Люк. — Все продумаем. Предварительный план у меня есть, но нам надо подготовиться. Прежде всего мы тщательно изучим территорию. Там наверняка есть ночной сторож — какой-нибудь дурень, следящий, чтобы ребятня не лазила и не пыталась ловить местную живность шестами и всяческими приспособлениями.
— И что мы будем делать с ночным сторожем? — осведомилась Саванна.
— Лично мне не хотелось бы его ликвидировать, — будничным тоном сообщил Люк. — А вам?
— Ты что, спятил? — накинулся я на него. — Или с дерева только вчера слез?
— Это лишь в случае чрезвычайной ситуации.
— Нет, Люк, — возмутилась Саванна. — В таких чрезвычайных ситуациях мы участвовать не станем.
— Да вы что? Я же пошутил. Кстати, у них тут содержится косатка. Завтра можем освободить и ее.
— Кажется, Люк, мы приехали не за косаткой, — напомнила Саванна. — По голосу чую: ты готов выпустить весь океанарий. Опомнись и не отвлекайся.
— Я бы не прочь опустошить их чертов бассейн, — мечтательно заметил Люк. — Это бы они надолго запомнили.
— Кстати, почему косаток называют «убийцами китов»? — поинтересовался я.
— Думаю, потому, что им нравится носом бить китов под зад, — предположил Люк.
Мы свернули на дорогу, ведущую в сторону острова Ки-Бискейн [133], и вскоре справа увидели комплекс океанария. Люк сбросил скорость. Мы медленно ехали по территории стоянки. В сторожке горела лампа. Заслышав шум мотора, охранник подошел к окну. Его лицо в ореоле электрического света расплывалось и выглядело нелепо. Территорию океанария от вторжения незваных гостей оберегал восьмифутовый забор, по верху которого была натянута колючая проволока. Люк дал полный газ, и мы вылетели со стоянки. Под колесами пикапа шуршал гравий. Судя по запаху, где-то рядом находился зоопарк. Пахло так, как в клетке Цезаря, только в сто раз сильнее. В темноте протрубил невидимый слон. Люк постарался повторить этот звук.
— Не умеешь ты подражать слонам, — усмехнулась Саванна.
— А я думал, вышло очень естественно, — признался Люк. — Тогда на что это было похоже?
— На пуканье устрицы, застрявшей в «Криско».
Люк взревел еще раз, затем крепко обнял сестру и притянул к себе.
Ночевали мы на скамейке в парке Ки-Бискейн, а утром, когда солнце уже было высоко, собрали свои пожитки и отправились в океанарий.
Мы купили билеты и прошли через турникет. Первые полчаса мы посвятили общему осмотру парка. Территория ограничивалась стальной плетеной сеткой, установленной по параболе. Еще вчера, взглянув на колючую проволоку, находящуюся сверху, мы оставили все мысли перелезть через ограждение. Оглядевшись, мы подошли к стоянке. С внешней стороны забора росли пальмы.
— Подгоню машину к самым деревьям и проделаю в сетке дыру, — сообщил Люк.
— А если нас поймают? — засомневался я.
