— Которое даже пес не жрет, — язвительно подхватил отец. — Вот тебе наглядное доказательство. Собака отворачивается, а мне что прикажешь делать? Послушай, Лила. Я встаю в пять утра и целый день ловлю креветок. Как портовый ниггер, я не разгибаю спины. А вечером у меня и обед, и ужин. И что я должен есть? Стряпню, которая даже глупому псу в глотку не лезет?

— Дорогой, попробуй отнестись к этому как к кулинарному приключению. Мне хотелось, чтобы наши дети познакомились с кухней разных стран и народов. Я пытаюсь расширить их горизонты. «Сладкие хлебцы» — французская классика. Классика. Рецепт я взяла из «Гурме».

Чувствовалось, что поведение отца сильно обидело мать.

— Французская? — заорал отец. — Я что, француз? Ненавижу этот поганый народ. Ты когда-нибудь слышала, как они говорят? Боже милосердный, Лила, это же нечеловеческая речь. Им как будто по двадцать фунтов чеддера в зады понапихали. Я американец, Лила. Простой американец, который корячится на дерьмовой работе, зарабатывая баксы. Я люблю американскую еду: бифштексы, картошку, креветки, окру [97], кукурузу и все такое. Мне не надо икры, улиток, лягушачьих печенок и яиц бабочки… или что там жрут эти французские придурки? Я не желаю никаких приключений за ужином. Я просто хочу утолить голод. Прости, если обидел.

Люк с показным аппетитом принялся уплетать «сладкие хлебцы».

— Мама, это восхитительно, — заключил он. — Ничего вкуснее я в жизни не пробовал.

Я осторожно откусил кусочек. Как ни странно, французская экзотика оказалась вполне приемлемой.

— Замечательно, мама, — похвалил я. — Просто сказка.

— Том прав, — согласилась Саванна. — Потрясающе… Папа, не переживай. Я тебе мигом поджарю ваху [98].

— Даже глупый пес не стал лопать вашу сказку, — пробубнил отец, чувствуя, что мы объединяемся против него.

— Джуп питается только чем-то, что из консервной банки, — объяснил отцу Люк.

— Люк, что за нелепую фразу ты построил? — отчитала его мать. — В таких случаях говорят не «чем-то», а «тем». Запоминай правильные обороты речи, пока они не войдут у тебя в привычку.

— Может, нам угостить папу банкой «Алпо»? [99]— предложила Саванна.

— Пусть подерутся с Джупом за порцию, — ухмыльнулся я.

Если бы в тот момент мать подала нам конский навоз в белом вине, мы бы и им восторгались, расхваливая тонкий вкус. Это была часть негласного и весьма сложного этического кодекса, заставлявшего нас бросаться на защиту матери всякий раз, когда отец совершал вылазку против ее достоинства и задевал ее лучшие чувства. Какими бы здравыми ни были отцовские доводы, у Генри Винго не получалось разрушить свой образ грубого и опасного человека. Это злило его и отдаляло от нас, но такова была закрепленная за ним роль.

Отец медленно обвел нас взглядом — своих детей, весело поедающих французский изыск. Это был тихий бунт против главы семьи.

— Да, Лила, ты отлично сумела настроить детей против меня. Получается, я один здесь — большое бревно.

— Пап, ну что тебе стоит быть повежливее? — осторожно произнес Люк. — Мама столько сил потратила на этот ужин.

— Молчи, болтун. Я трачу еще больше сил, чтобы ей было на что все это покупать. Смею вам напомнить, что кормильцем в семье являюсь я. И я не стану есть всякую дрянь, сляпанную из журналов. Если мне не нравится ужин, я имею полное право называть вещи своими именами.

— Но ведь можно высказать недовольство помягче, — ядовито заметила Саванна. — Ты же умеешь, когда захочешь.

— Заткнись, — потребовал отец.

— У меня есть право выражать свое мнение, — с полным ртом сообщила Саванна. — Мы живем в Америке, и я — американская гражданка. А вот затыкать мне рот никто не вправе.

— Говорю тебе, заткнись, — повторил отец.

— Слушай отца. Он большой, сильный и смелый, — совершенно некстати вмешалась мать.

— Перестань болтать, Лила, приготовь лучше нормальную еду, — велел отец. — Немедленно. Я работал весь день и имею право на съедобный ужин.

— Да успокойся ты, папа, — примирительно сказал Люк, но голос его звучал напряженно.

Отец ударил брата по губам. Люк оторопел от удивления, затем уткнулся в тарелку.

— Приготовь мне мяса, — приказал матери отец. — Меня устроит любое, какое есть. Я научу свою семью уважать ее кормильца.

— Как ты, Люк? — спросила мать.

— Все нормально, мам. В полном порядке.

— У нас осталось немного вчерашнего рагу. И рис. Сейчас все разогрею, Генри.

— Мама, я тебе помогу, — заявила Саванна.

— И я тоже, — подхватил я, отодвигая стул.

За столом остались отец и Люк.

Я ретировался в кухню, поскольку жизненный опыт научил меня: если отец взорвался, лучше скрыться с его глаз как можно скорее.

— Том, покроши лук, — дала мне задание мать. — А ты, Саванна, пожалуйста, достань рис. Он в холодильнике, в прикрытой тарелке.

— Я так тебе сочувствую, мама, — призналась Саванна, открывая дверцу холодильника.

— Сочувствуешь? Не надо мне сочувствовать. Я сама выбрала такую жизнь. Жизнь, которую заслуживаю.

Мать заглянула в кладовку, где хранились консервы, и вышла оттуда с банкой собачьей еды. Не обращая внимания на наши удивленные лица, она положила на сковородку кусок сливочного масла и лук.

— Том, прошу тебя, добавь еще одну луковицу, — попросила мать, когда в кухне запахло жареным луком. — И пожалуйста, очисти две дольки чеснока.

Когда лук и чеснок на сковородке стали совсем прозрачными, мать вывалила туда всю банку консервов «Алпо» и начала энергично перемешивать. Она посолила и поперчила мясо, добавила острой соевой приправы, такого же острого мясного соуса и столовую ложку томатной пасты. Следом на шипящую сковородку отправился мелко покрошенный лук-резанец, а затем и вчерашний рис. Дождавшись, когда вся смесь станет горячей, мать выложила ее на большую тарелку и красиво посыпала луком-пореем и петрушкой. Мать отнесла тарелку в столовую и с видом победительницы поставила перед отцом.

Джуп тут же проснулся и теперь без всякого приглашения подошел к столу.

— Видите, даже глупый пес почуял настоящую пищу.

Отец взял мелкую тарелку для хлеба, отложил туда немного риса с собачьим кормом и поставил на пол. Пес мгновенно умял угощение и, довольно пофыркивая, вернулся на стул.

— Королевский дегустатор, — заключила Саванна, возвращаясь к прерванному ужину.

Власть главы семьи была восстановлена. Отец попробовал новое блюдо.

— Вот, Лила, это нормальная еда. Простая, но вкусная. Я рабочий человек и не стыжусь этого. Прекрасный ужин получился. Спасибо, что приготовила.

— Не стоит благодарности, дорогой. Мне это доставило истинное удовольствие, — с непонятной отцу язвительностью ответила мать.

— Терпеть не могу наших вечных ссор за столом, — пожаловался Люк. — Стоит нам собраться на ужин, и я начинаю чувствовать себя как перед высадкой союзников на побережье Нормандии.

— Это, братец, одно из развлечений семейной жизни, — поддела его Саванна. — Пора бы привыкнуть. Съел несколько горошин, и тут тебе — по губам.

— Не желает ли юная леди попридержать язык? — предостерегающе спросила мать.

— Иногда необходимо поднимать руку. Только так можно воспитать характер, Люк, — добавил отец, с аппетитом жуя собачьи консервы. — Уж лучше бы отец порол меня, чем читать по десять страниц из Библии.

— Но Библия помогла твоему отцу достичь ошеломляющего успеха, — напомнила мать.

— Лила, я приношу тебе свои извинения, что я не кардиологический хирург и не «белый воротничок» в банке. Но по-моему, пора перестать стыдиться моего ремесла. Да, я ловец креветок.

— Да ты даже среди ловцов креветок не являешься лучшим. Найдется с десяток человек успешнее тебя. И половина из них — цветные.

— Зато у них нет планов, которые есть у меня. Их мозги не бурлят идеями, как сколотить капитал.