Преодолев робость, Кэролайн положила руку ему на грудь. Она почувствовала теплую силу его мышц и то, как под ее ладонью отчаянно бьется его сердце. Он погладил ее щеку, провел рукой по подбородку, медленно наклонил голову и поцеловал ее.

В подвале их поцелуи были страстными, полными невысказанного желания. На лестнице они были игривыми и жадными. Здесь, в ее спальне, в этом уединенном убежище, их лобзания стали более спокойными и нежными. Однако Кэролайн все еще одолевали сомнения.

Ей очень хотелось поверить Джеймсу. Поверить в то, что он не предаст ее любовь и будет относиться к ней как к священному дару. Собственно говоря, любовь — это и есть бесценный дар, который нужно беречь и ценить.

— Джеймс?

— Ум-мм? — пробормотал он в ответ, продолжая целовать ее.

— Мы не будем сожалеть о том, что сделали?

Подняв голову, он посмотрел ей в глаза. Его лицо было совершенно серьезным.

— Кэролайн, я никогда не пожалею об этом, — сказал он. — Но если ты хочешь остановиться…

— Нет, — уверенно произнесла она, покачав головой.

Джеймс улыбнулся, широко и радостно. Его безупречно белые зубы сверкали так ярко, словно лучи солнца, пробившиеся сквозь толщу густых облаков.

— Ух-х! — радостно воскликнул он и, схватив ее на руки, бросил на кровать.

Кэролайн засмеялась. От возбуждения у нее кружилась голова, а щеки покрылись ярким румянцем. Он тоже смеялся. Раньше она и предположить не могла, что можно смеяться, занимаясь любовью. Теперь же ей казалось, что по-другому и быть не может.

Не теряя больше ни минуты, они принялись раздевать друг друга. Время для отдыха прошло. Они вдруг поняли, что занимаются очень серьезным и важным делом. Нетерпение, напряжение, спешка, страстное желание — все смешалось воедино. Кэролайн сняла с Джеймса ботинки, а он в это время пытался расшнуровать ее корсет.

— Не понимаю, зачем ты это на себя надеваешь, — проворчал он.

— А зачем ты носишь нижнее белье? — ответила Кэролайн, усмехнувшись.

Однако, расстегнув пуговицы на его до неприличия узких брюках, она увидела, что на нем не было нижнего белья.

Заметив ее удивление, Джеймс расхохотался и снял брюки. Когда Кэролайн увидела его мускулистое тело, ей было уже не до смеха. Она никогда не видела Трамбалла полностью обнаженным. Он всегда приходил к ней либо в темноте, либо в длинной ночной рубашке. Если бы она предложила ему заняться любовью посреди бела дня, он бы посчитал это вопиющим безобразием, извращением и нарушением естественного порядка вещей. И вот Джеймс Феррингтон при свете дня лежит обнаженным на ее кровати. Какой же он красивый, сильный, мужественный…

— В этой комнате мы с тобой одни или здесь есть еще кто-то?

Удивившись его вопросу, Кэролайн оглядела свою спальню. Нет, кроме них сюда никто не входил.

— Ты сейчас думаешь о своем муже? — осторожно спросил Джеймс.

От удивления она лишилась дара речи. «Господи, да он может читать мои мысли», — подумала Кэролайн.

— Наверное, ты очень сильно его любила, — серьезно сказал он.

Любила ли она когда-нибудь Трамбалла? Какое-то время он ей очень нравился. Кэролайн только сейчас осознала, что она тогда не имела ни малейшего понятия о том, что такое любовь.

— Нет, — сказал она.

Джеймс нахмурился.

— Тогда почему он сейчас здесь? — спросил он.

— Его здесь нет, — заверила она.

— Все эти годы ты носила траур. Ты хранила память о нем.

Кэролайн покачала головой.

— Нет, я просто не хотела ничего забывать.

— Что ты имеешь в виду?

Потянув Кэролайн за руку, Джеймс уложил ее на кровать рядом с собой и крепко обнял. Его объятия были для нее защитой и надежным укрытием.

«Второй раз за эту неделю я рассказываю о своей семейной жизни», — подумала Кэролайн. Сейчас ей было гораздо легче вспоминать о своем ужасном прошлом, чем тогда, когда она рассказывала об этом Минерве. На самом деле, если поведать кому-нибудь о событиях давно минувших дней, воспоминания будут не такими мучительными. Теперь Кэролайн вспоминала о Трамбалле без гнева, который все эти годы сжигал ее душу.

Она рассказала Джеймсу о том, как была пленницей в собственном доме, об обидах и унижениях, которые ей пришлось терпеть, и о том, как был зверски убит ее пес Вегс.

— Разве ты не была хозяйкой в своем доме?

— Нет, свекровь никогда бы не уступила мне эту роль, и мой муж поддерживал ее, считая, что хозяйкой должна быть именно она. Я чувствовала себя совершенно бесполезной. Если бы я умерла, никто бы даже не обратил на это внимания…

Она замолчала, не в силах продолжать, и, перекатившись на свою половину, посмотрела ему в лицо.

— Я не хочу этого забывать.

— Я не Трамбалл.

— Знаю. Теперь уже знаю.

Джеймс не ответил ей. Обняв Кэролайн, он крепко прижал ее к себе, успокаивая, выражая ей свою любовь. Это было так чудесно, что она не смогла удержаться и расплакалась.

Кэролайн медленно села и, застенчиво потупившись, спустила с плеч бретели. Сорочка медленно соскользнула вниз, обнажив ее грудь, бедра и ноги. Теперь Кэролайн так же, как Джеймс, была совершенно голой.

— Ты прекрасна, — сказал он. И это были не пустые слова. Она видела, с каким восхищением он смотрел на нее, слегка приоткрыв рот.

— Ты тоже, — ответила Кэролайн и засмеялась. Раньше, до того как она познакомилась с ним, она бы никогда не рискнула произнести такие слова.

Она смело и уверенно гладила его тело. Так, как это делает женщина, которая знает, что мужчина любит ее, что она может доверять ему. Джеймс лежал на спине, откинувшись на подушки, а она изучала его тело, наслаждалась теплотой и мягкостью его кожи. Он шептал ей нежные слова, подбадривая ее. Наклонившись, Кэролайн поцеловала его. Она целовала его так, как он целовал ее, изучая его тело, вдыхая его аромат. Сначала она прикоснулась губами к маленькой ямочке в самом низу шеи, потом поцеловала сосок, а после этого покрыла поцелуями нежную кожу на внутренней стороне его бедра. Затем, отбросив всяческий стыд, она прикоснулась губами к его возбужденному органу.

— О Кэролайн! — едва слышно воскликнул Джеймс, и его тело задрожало от возбуждения.

Заключив ее в объятия, он крепко прижал ее к себе и поцеловал, вложив в этот поцелуй всю свою страсть и силу своей души. Кэролайн почувствовала его желание. Однако кроме желания она ощутила еще кое-что. Этим поцелуем Джеймс заявлял свои права на нее. Это была священная клятва, и значила она гораздо больше, чем слова. Теперь Кэролайн принадлежит ему, и он открыто заявлял об этом.

Уложив ее на спину, он придавил ее своим мощным телом и медленно вошел в нее. Он не сводил с нее золотисто-зеленых глаз до тех пор, пока полностью не погрузился в ее лоно. Несколько долгих минут они лежали неподвижно, наслаждаясь своим счастьем. Наконец Джеймс сказал тихим хриплым голосом:

— Теперь мы с тобой одно целое.

Магия этих слов заворожила Кэролайн.

— Да, — ответила она, и это слово прозвучало как священный обет.

Она прижалась к Джеймсу еще крепче, заставив его еще глубже войти в нее.

Кэролайн осознала, что первый раз в жизни испытывает наслаждение от мужских ласк. Став женой Трамбалла, она поняла, что в интимных отношениях нет ничего приятного. Со временем супружеские отношения стали для нее просто обязанностью.

Занимаясь любовью с Джеймсом, она узнала, что совокупление мужчины и женщины — не просто физиологический акт. Джеймс не терял времени даром. Он нежно ласкал ее, целовал, шептал слова любви. И Кэролайн отвечала на его ласки. Она стонала от наслаждения, поощряя и ободряя его нежными, чувственными стонами. «Боже мой, неужели это я издаю все эти звуки?» — удивилась Кэролайн. Ее руки любили Джеймса, а губы боготворили его.

А потом произошло нечто невероятное. Нечто такое, чего ей еще никогда не доводилось испытывать. Ей показалось, что внутри нее загорелось яркое солнце, и оно становилось все горячее и ярче. Кэролайн хотелось еще сильнее прижаться к Джеймсу, хотелось, чтобы он еще глубже вошел в ее лоно. А потом это чудесное, изумительное солнце раскололось на миллионы сверкающих звезд, падающих сквозь нее, на нее и вместе с ней.