Фургончик медленно тронулся. Дорога была неровной, и Поперечный с Полосатым, подпрыгивая на ухабах, кричали:
— Эй, за рулём! Прибавь-ка ходу!
Лошади бежали за машиной. Соня еле поспевала за ними. Но вот уже шлагбаум. Вот уже и Поперечный с Полосатым спрыгнули. Фургончик выехал на ровную дорогу и покатил быстрее.
— Ривьера! — крикнул Кабачок.
— Пока! — донеслось издалека.
— Вот если бы мне предложили поехать, — сварливо сказала Халва, — я бы отказалась!
— А я думаю, это хорошо, когда есть хозяин, — сказал Кабачок.
— Это ещё зачем? — возмутился Руслан.
— Ну, просто хорошо, когда у тебя кто-нибудь есть…
— Кабачок, но у тебя есть я… — сказала Соня. — Во всяком случае, у меня есть ты…
— Я есть, ты ешь… — кивнул Кабачок.
Помолчали. Кабачок посмотрел на Поперечного и Полосатого — те были все в сене.
— Ох и попало бы мне от вашей мамы!
— А мне понравилось! — заявил Полосатый.
— Мы через голову кувыркались! — гордо сообщил Поперечный.
— Кувыркались? Кабачок, почему ты их отпустил одних? — из кустов появилась кошка Машка.
— Что я мог сделать? — стал оправдываться Кабачок.
— Уехала? — спросила Машка.
— Уехала… — вздохнули Поперечный и Полосатый, и Кабачок, и Соня.
— Ничего, — ласково сказала кошка Машка. — Это недалеко. Она будет приезжать в гости… и писать письма.
— Письма? — встрепенулись Поперечный и Полосатый. — Хорошая мысль!
Прошла неделя. И вот однажды, когда лошади как обычно паслись, прибежала Соня:
— Где Кабачок?
— Понятия не имею… — Руслан нехотя повернул лохматую голову.
— От Ривьеры письмо!
— Читай!
— А Кабачок?
— Потом ещё почитаем.
— «Дорогие мои Кабачок, Руслан и Халва! У меня всё хорошо. С новым хозяином мы сразу подружились. Моё стойло большое и светлое. Вот только вас очень не хватает. Приеду на соревнования. Ривьера».
Халва аж прослезилась. Да и Руслан довольно хмыкнул:
— Видишь, и меня помнит.
Тут из-за угла конюшни выскочил взволнованный Кабачок.
— Вы слышали, от Ривьеры письмо? — крикнул он.
— Только что читали.
— Как читали? — растерялся Кабачок. — Оно у меня! Слушайте. — Кабачок расстелил на земле лист бумаги: — «Здравствуй, Кабачок! Здесь сплошные зебры. Ни одной родной души! Хочу назад! Рою подкоп!»
Все в растерянности молчали.
— Я что-то не поняла, — сказала Халва. — Ей там хорошо или плохо?
— Плохо! — сказал Кабачок. — Что тут не понять?
— А у меня написано — хорошо! — сказала Соня.
— Где у тебя? — растерялся Кабачок.
— В письме.
— И у тебя письмо? — недоверчиво спросил Кабачок.
— У нас письмо! — закричали, появляясь, Поперечный и Полосатый. — Нам Ривьера написала!
— Почта перегружена, — сообщила Халва.
— Слушайте: «Привет мохнатым, Поперечным и Полосатым! Местные кошки мышей не ловят. Стойла у меня нет совсем, и не надо…» — радостно начал читать Поперечный.
— Ничего не понимаю! — сказала Халва.
— Чего тут не понять? — крикнул Полосатый. — Слушайте дальше!
— Покажи письмо! — потребовал Руслан. Поперечный и Полосатый развернули лист бумаги. На листе красовались следы кошачьих лап.
— Да это вы сами написали!
— Откуда ты знаешь? — растерялся Полосатый.
— Разве Ривьера может оставлять такие следы?
— Может, она кого-нибудь попросила? — не сдавался Поперечный.
— Наверное, вас, — съехидничал Руслан.
— Да что уж там… — признался Полосатый. — Нам хотелось, чтобы все обрадовались…
— Врать нехорошо! — сказала Халва.
— Подожди! А эти письма? — и Руслан повернулся к Соне и Кабачку: — Вы тоже сами написали?
— Угу! — Соня кивнула.
— А ты? Кабачок?!
— Я?.. — растерялся Кабачок. — Ну и что?!
— Ну и вот! — ответил Руслан.
Всем стало грустно.
— Облака плывут туда, куда Ривьера уехала, — вдруг сказала Соня. — Ривьера гуляет и смотрит на наши облака.
— Давай ей что-нибудь пошлём с этим облаком? — отозвался Кабачок.
— Как?
— Ну… как-нибудь. Например, крикнем: «Ривьера, ты — настоящий поэт!» — И Соня с Кабачком запели:
Бежала лошадь не спеша
По солнечной дороге…
— Глупость! — отрезала Халва.
Все притихли.
— Знаешь, Кабачок, — сказала Соня, — я думаю, ей там хорошо… ей не может быть плохо… ведь мы её любим…
А ещё через неделю по каким-то делам заезжал высокий человек. Перед отъездом он подошёл к Кабачку и сказал:
— Послушай, Рыжий, тебе просили передать, — и он запел: — Иге-ге-го! Ге-ге, го-го и фыр-фыр-фыр! — если я ничего не напутал. А что это значит, — высокий пожал плечами, — разбирайся сам!
Цыганская песня
Ходят кони, ходят люди
И медведи. Горит костёр… —
распевал Кабачок старую цыганскую песню. Слушая его, некоторые лошади фыркали со смеху, а некоторые грустили и вспоминали сказки о цыганских лошадях. Поговаривали, что Кабачок так проникновенно поёт потому, что сам когда-то бродил с цыганами. Кабачок даже знал один цыганский трюк — как открыть денник. Он стучал копытом по двери до тех пор, пока доска не вываливалась вместе с замком. Он повторял этот трюк часто: ведь так смешно смотреть на вытянувшиеся лица конюхов, когда в очередной раз он оказывался на свободе.
Была весна — пора, когда травка ещё молодая и нежная и так хочется куда-нибудь бежать. В тот вечер Кабачку стало совсем невмоготу. Он решительно открыл денник, переступил через выломанную доску и ушёл в лес с твёрдым намерением не возвращаться никогда или, во всяком случае, нагуляться вволю, а впрочем, как получится.
— Прощай! — крикнул он Халве.
— Ты куда на ночь глядя? — Халва оторвалась от сена.
— Куда-нибудь!
Какой удивительный лес в сумерках! Бредёшь себе. Талая вода ещё не ушла, и всё пахнет так тревожно. Сквозь деревья иногда видны огоньки деревенских домов. Где-то поезд стучит, собаки лают, а здесь так тихо, и только сухая листва шуршит под ногами. Невдалеке проехала машина, и от света фар по лесу побежали тени.
Хлоп-хлоп-хлоп.
— Кто здесь? — Кабачок испугался.
— Карр!
— Что каркаешь над душой?! Эх, ворона, знаешь ли ты, что я из конюшни удрал? Не хочешь разговаривать? Ну и лети!
Темнело. Холодный туман стелился по земле. Вдруг Кабачку почудилось, что вдалеке что-то светит. Он стал тревожно втягивать ноздрями.
— А правда ли, что меня нашли на стоянке цыган? — Кабачок устремился на свет. Свет оказался фонарём, и Кабачок загрустил. — Нет никаких цыган…
Вдруг из-за дерева выскочил взъерошенный пёс и, то припадая к земле, то подпрыгивая, стал истошно лаять. Ломая кусты, Кабачок бросился бежать. Пёс погнался было за ним, но остановился:
— А, ты лошадь! Я-то перепугался в темноте, вижу: на меня что-то огромное надвигается.
— Что за манеры?! Чуть испугался — сразу кидаться.
— Извини! Привычка.
Помолчали.
— А ты цыган не видел? — вдруг спросил Кабачок.
— Видел.
— Ну и какие они?
— Какие? — задумался пёс. — Такие высокие, голубоглазые, летают. Я одно время к ним прибился, но потом отстал…
— И что, хорошо с ними?
— Хорошо! Собак много…
— А ты знаешь такую песню, не знаю, как называется, цыганскую, сейчас я тебе спою. — И Кабачок спел.
— Конечно, знаю. Кто хоть раз побывал в цыганском таборе, тот знает эту песню. Только мотив немножко другой. И слова не совсем такие. Я тебе сейчас спою. — Пёс взглянул на молодой месяц и вдохновенно запел:
