А оставшись один, он прислонился лбом к косяку книжной полки и перевел дыхание, словно только что свалил с плеч тяжелый мешок.

Агафья Матвеевна за его спиной прогремела посудой. Мальчик стоял лицом к книжной полке и, казалось, задался целью изучить в это утро все переплеты. Агафья Матвеевна покашляла, звякнула ложками, уронила одну. Мальчик не отрывался от переплетов, даже не повернул головы.

«Э, — смекнула старуха, — что-то с грамотеем неладно». Чтоб вызвать на разговор «грамотея», она решила пустить в ход испытанное средство.

— Стоит, как статуй! Эки бесчувственные пошли нынче ребята! Мать вернулась, а он, как сентябрьский день, разугрюмился. В прежние-то времена…

Враждебная вылазка не произвела впечатления. Мальчик молчал.

Агафья Матвеевна подперла кулаками бока, всем своим видом выражая величайшее недоумение.

— Сынок! А с тобой ведь плохое стряслось, — поразмыслив, догадалась она.

Тут Саше снова пришлось не мигая нацелить глаза, в одну точку.

Он усвоил этот прием — помогает в тех случаях, когда что-то подкатит к горлу и больно распирает грудь изнутри.

Ласка Агафьи Матвеевны вконец доконала Сашу.

Старуха встревожилась:

— Никак, заболел? Сашенька, я липового чайку вскипячу. С двух стаканов хворь выгоняет. Глядите-ка, с лица побелел. Молчит, как поврежденный. Ах, беда!

Проворно шаркая подшитыми валенками, она отправилась в кухню.

Однако липовый чай кипятился напрасно. Может быть, Агафья Матвеевна слишком долго с ним провозилась, но так или иначе, вернувшись в комнату, она застала ее пустой. Больной бесследно исчез. Всердцах Агафья Матвеевна выплеснула в раковину целебную настойку и, так как никого поблизости не было, обрушила гнев на свою собственную голову:

— Из ума, видать, выжила, старая! Где бы березовой кашей лечить, потчует липовым чаем! Верно люди говорят: «Человек два раза глуп живет — стар да мал»…

С близнецами что-то случилось. Обед прошел в чинном молчании. Дети до того благопристойно держали себя, что мать забеспокоилась. Она переводила с одного на другого настороженный взгляд.

— Костя, хочешь еще супу?

— Нет, мама, спасибо.

— Юля! Погоди вставать. Я приготовила вам на третье оладьи.

Как ей хотелось всегда побаловать своих «малышей»! Старшая дочь, навещая время от времени мать, пеняла ей:

— Вы, мама, нас строже воспитывали, а для близнецов в вашем доме запрета нет. Вырастут они у вас себялюбцами, наплачетесь с ними.

Мать не спорила со старшей, такой благоразумной и рассудительной дочерью, только посмеивалась про себя: «Это близнецы-то себялюбцы?»

После обеда дети спрятались в Юлькином уголке, отгороженном ширмой.

— Костя, он так и сказал: «мой вольтметр, не отдам»? — спросила строго Юлька.

— Да нет же! — воскликнул Костя с досадой, удивляясь странной непонятливости сестры. — Вовсе не так. Я не помню, что точно он говорил, но видно было, Саша не хочет дарить вольтметр вместе с классом. Он хотел от себя. И чтоб все его восхваляли.

— Ну?

— Что «ну»? Ребята обиделись. Как ты думаешь, Надежде Димитриевне приятнее было бы, если бы весь класс подарил? Все так ждали, надеялись, что будет сюрприз. И вот все сорвалось. И вообще…

— Что «вообще»? — нахмурилась Юлька.

Костя мрачно смотрел в сторону, избегая взгляда сестры.

— Я разочаровался в Саше. Он оказался совсем другим человеком.

— Ты уверен? — холодно спросила она.

— Да что ты так за него заступаешься? — рассердился Костя. — Никакого самолюбия! Он же напал на тебя!

Юлька спокойно возразила:

— Не он. Я на него напала. Теперь мне понятно, почему он не был на сборе. Костя, каким Саша оказался «другим» человеком?

— Таким, что когда делается общее дело, на него не очень можно надеяться, — резко ответил Костя.

Они замолчали. Юлька уныло накручивала на палеи упавшую прядку волос.

— Знаешь, что говорил Ключарев? — сказал Костя, решившись, должно быть, до конца раскрыть Юльке глаза на их бывшего друга. — Он говорил: если бы мы были не просто седьмым «Б», а… «Молодой гвардией» во время войны? Приняли бы Сашу после этого случая, как ты думаешь?

— Какой ужас! Наверное, нет, — шопотом ответила Юлька.

Она сидела на кровати, обхватив колени руками, и внимательно смотрела на брата. Она вместе с ним обвиняла товарища и хотела его оправдать.

— Что же будет?

— Не знаю, — вяло ответил Костя. — Ребята ему не простят.

— А ты?

— Мне Сашу жалко. И я.

Снова молчание, и новый вопрос:

— Вы считаете его эгоистом?

— Эгоистом.

— И несознательным?

— Да.

Юлька взбила подушку и с ожесточением смяла.

— А я знаю сто случаев, когда Саша был не эгоистом и очень сознательным.

— И я знаю, — грустно согласился Костя. — Но в этот-то раз…

Чувствуя, что сердце брата начинает оттаивать, Юлька просительно заглянула ему в глаза:

— Костя! Не может быть, чтоб вдруг в один день Саша навсегда изменился в противоположную сторону!

Костя молча рассматривал незатейливые узоры на ширме. Юлька вздохнула. Это был вздох человека, который теряет надежду.

— Воскресенье. Саша одни.

Никакого ответа.

— Может быть, он заболел? Позвонить ему, Костя?

— Не бывает, чтоб в таких случаях обязательно заболевали, — последовал равнодушный ответ.

Юлька встала и, опустив руки и голову, долго что-то напряженно обдумывала.

— Мне все ясно, — сказала она, раздельно выговаривая слова. — Один человек страшно ошибся. — Она сумрачно посмотрела на брата. — Все сразу от него отвернулись, и даже его лучший друг. Не понимаю!! — Юлька пожала плечами.

— Что должен делать лучший друг? — спросил нерешительно Костя.

— Узнать! Расспросить! Помочь! Посоветовать! — гневно крикнула Юлька. — Костя, может быть Саша раскаивается? И… может, он все-таки не «другой» человек, а просто ошибся? И тогда… Слушай-ка, Костя, если даже его завтра не примут в комсомол, после ведь могут принять? А если мы не поддержим, вдруг он навсегда упадет духом! Давай. Костя, пойдем!

— Ладно. Согласен. Пойдем!

Юлька захлопала в ладоши.

Джек, готовый в любую минуту разделить веселье хозяйки, сорвался с подстилки. Началась суматоха.

Мать вздохнула.

— Видишь ли, мама, вчера у нас с Сашей получился конфликт… Да скорей же ты, Костя!

Юлька сдернула с вешалки шубу и в дверях ждала брата. Как на грех, он не мог разыскать свою шапку. Под руку попадались разные бесполезные вещи — варежки, свитер, портфель, — все, кроме шапки.

— Мы придем и самым обыкновенным образом помиримся с ним, — рассуждала вслух Юлька, — потом узнаем, что происходит.

Костя продолжал искать свою шапку.

— Никто не собирается его защищать, если он подвел весь ваш класс. Но нельзя человека бросить… Костя, можно подумать, что ты тянешь нарочно! Или ты хочешь, чтобы я шла одна?

Она с нетерпеливой решимостью посмотрела на брата. Отчаявшись, Костя сказал:

— В чем итти, если эта проклятая шапка исчезла? Какая-то просто судьба со вчерашнего дня преследует Сашу!

— Ах, преследует! Тогда я одна.

Но тут в роли судьбы из-под кровати выскочил Джек с изрядно потрепанной, пыльной ушанкой в зубах. Боясь упустить хозяйку, он кинулся к двери. Произошла короткая стычка, во время которой Джек яростно рвался на улицу, Костя разжимал ему зубы, а Юлька клялась, что совершенно не стоит любить такого сумасшедшего пса. Наконец, выручив шапку, они убежали из дому.

На звонок предстала во всем своем грозном величии Агафья Матвеевна.

Ее глаза сверкали презрением из-под надвинутого на брови платка.

— Хватились Насти, когда ворота настежь! — отрезала старуха и, не вдаваясь в подробности, захлопнула перед ребятами дверь.

Это была настоящая нота протеста со стороны Агафьи Матвеевны: отныне она разрывала дипломатические отношения с беспокойным Сашиным миром.