Ах, Рик, ну почему ж ты такой упрямец? Сдайся и позволь себе провести со мной вместе хоть одну ночь, а уж потом можешь прогнать меня!

Как будто прочитав ее мысли, он разомкнул объятия, нежно отстранил Джоди, сел за руль и уехал.

На другой день Джоди получила от детского попечительского совета официальное уведомление, в котором говорилось, что для Долли подыскали семью и что Джоди рекомендуется в ближайший понедельник передать девочку приемным родителям на испытательный срок. В понедельник в десять утра ее, Джоди, ждут в Агентстве по защите детей, с тем чтобы приостановить ее опеку над Долли.

Джоди была в доме одна, когда пришла почта, и ничто не мешало ей дать волю слезам.

Что ж, пора подумать о будущем. Будущем, в котором не будет ни Рика, ни Долли!

Она не рассказала о письме родителям Рика, но спросила Дороти, можно ли ей сегодня самой приготовить ужин и пригласить на него Рика. Дороти хоть и удивилась, но согласилась с готовностью. Рик, когда Джоди ему позвонила, удивился не меньше.

Этим вечером она приготовила жареного цыпленка с капустой брокколи — блюдо, которое в семье все любили, — и подала его с зеленым салатом, горячим французским хлебом и чесночным маслом, а на десерт у нее был припасен торт с шоколадным кремом, купленный в местной кондитерской, которая славилась домашней выпечкой. Джоди надела костюм цвета сливы, который очень шел к ее золотистым волосам.

Рик, явившись, не удержался, взял ее кончиками пальцев за талию и, налюбовавшись, одобрительно произнес:

— Ох, не тем ты занялась, душа моя. Тебе самое место на обложке какого-нибудь шикарного журнала!

Джоди так и растаяла от удовольствия. А Рик обнял ее и крепко прижал к себе, прямо на глазах у родителей.

— Рада, что тебе нравится мой костюм, — прошептала она и осторожно отстранилась, не в силах больше выдерживать такое напряжение. — Ужин будет готов через несколько минут, а пока Шон согласился поработать барменом. Так что милости прошу к стойке — и сам назови отраву, которую предпочитаешь.

Ужин прошел весело.

Позже, когда торт был съеден, а со стола убрано, все устроились в гостиной с рюмками ментолового ликера в руках. Джоди и Рик — на диване.

Сердце Джоди бешено билось, но откладывать было уже нельзя.

Джоди поставила рюмку на столик и откашлялась.

— Прошу внимания! — старательно изображая веселость, объявила она. — У меня новость!

Рик прервал разговор с отцом, Дороти вопросительно приподняла брови.

— Сегодня утром я получила письмо, — Джоди приподняла конверт, загодя положенный ею на столик.

Все выжидающе замерли, не говоря ни слова. Джоди вынула письмо из конверта, развернула и прочла вслух, следя, чтобы не дрожал голос.

Когда она кончила, наступила мертвая тишина, которую прервал Рик.

— Ну, я… наверно, мы все знали, что рано или поздно это случится, — произнес он, внимательно глядя на Джоди, и она поняла: он боится, что она заплачет. Держать себя в руках удавалось с трудом.

— Кроме того, мне пора на работу, так что я передаю Долли в агентство и сразу же уезжаю в Цинциннати.

Все уставились на нее в изумленном молчании.

Джоди почувствовала, что губы ее дрожат, и стиснула кулаки, стараясь, чтобы голос звучал твердо.

— Мне будет страшно не хватать вас всех. Вы стали мне совсем родными, и никогда в жизни я не смогу отблагодарить вас по-настоящему за все, что вы для меня сделали… — Голос все-таки сорвался, и она всхлипнула. — Я очень надеюсь, что вы вскорости приедете в Цинциннати и мы повидаемся. Мне хочется показать вам город, познакомить с друзьями…

Она поняла, что плачет навзрыд, еще до того, как ее перебила Дороти.

— Твое присутствие в доме было для нас истинным удовольствием, Джоди, — сказала она. — Мы не представляем себе, как сможем без тебя обходиться, и всегда будем тебе рады.

Рик молчал. Неужели он рад, что она наконец уезжает? Хоть бы притворился, что ему жалко, — ведь они расстаются навсегда. Навсегда.

А Рик чувствовал себя так, словно ему дали под дых. Боль накатывала волнами, было трудно дышать.

Джоди уезжает!Не когда-нибудь там, в неопределенном будущем, а сейчас. Еще четыре дня, и уедет.

Может, выложить ей всю правду? Именно так и следовало поступить с самого начала, вместо того чтобы ходить вокруг да около! Рик живет со своей тайной уже тринадцать лет, и за все это время у него ни разу не возникало ни малейшей потребности кому бы то ни было открыться.

Но соблазн скоро пройдет.

Нет, насчет этого он, похоже, крупно ошибся.

Мало-помалу туман боли и отчаяния, окутавший его разум, прояснился; он вслушался в звучащие вокруг голоса. Да, Джоди уезжает в Цинциннати. От этого никуда не деться, но разве честно отпустить ее, не объяснив истинной причины, почему им нельзя пожениться и иметь детей?

— Джоди, мне нужно с тобой поговорить, — настойчиво сказал он. — Не могла бы ты поехать сейчас ко мне? Мы можем взять с собой и Долли тоже.

Джоди так и ахнула. Конечно, она хотела, чтобы он заговорил, но никак не ожидала услышать такое.

— Я… конечно, могла бы… — с усилием молвила она. — Но Долли спит, а на улице слишком холодно, чтобы ее выносить.

До этого Рик не выказывал к ребенку интереса, так с чего это вдруг сейчас приглашает к себе ее вместе с Долли?

— Нет никакой нужды тревожить девочку, — вмешалась Дороти. — Мы с отцом прекрасно с ней справимся.

Рик не отрываясь смотрел на Джоди.

— Решать, конечно, тебе, но можно завернуть ее в теплое одеяло. Я прогрею машину, и Долли пробудет на холоде всего несколько секунд, не больше.

— Спасибо вам, — сказала Джоди, обращаясь к Дороти, — но я думаю, мы довезем ее в машине, ничуть не потревожив.

Так оно и вышло: сиденье машины раскладывалось в детскую кроватку; не разбудив, они осторожно положили туда девочку и через полчаса уже были в гостиной Рика. В камине горел огонь, и возле него, в безопасной близости, поставили кроватку Долли.

— Ты не озябла? — спросил Рик у Джоди, когда они сели на диван. — Я могу включить отопление.

Но Джоди предчувствовала, что этим вечером ей будет не то что не зябко, а так жарко, что полетят искры.

— Нет, спасибо, — отозвалась она.

Они помолчали.

— Знаешь, у меня оборвалось сердце, когда ты сказала, что скоро уедешь в Цинциннати, — сказал наконец Рик.

Что ж, по крайней мере он услышал, что она говорила.

— В этом нет ничего неожиданного, Рик. Я ведь и так прожила здесь куда дольше, чем предполагала.

— Знаю, но чем дольше ты была здесь, тем больше я привыкал к мысли, что ты никогда не уедешь и мы сможем быть друзьями, не становясь любовниками.

Она печально покачала головой.

— Боюсь, это было бы противоестественно.

— Это вообще невозможно, — резко сказал он, — но я был слишком влюблен в тебя, чтобы смотреть на вещи трезво. Я не переставал повторять себе…

—  Влюблен? — перебила Джоди, не веря своим ушам. — А ты случайно не путаешь любовь с вожделением?

— Ни на минуту, — твердо сказал он. — Вот почему мне так тошно. Со страстью, с вожделением я бы как-нибудь справился, но полюбил я впервые, и вся моя жизнь пошла кувырком… Я был с тобой неискренен, милая, — пробормотал он. — Не сказал тебе всей правды, не объяснил, почему мы никогда не сможем иметь детей.

Джоди приникла к нему, не делая попыток в чем-либо разобраться. Он любит ее — это самое главное. Главнее ничего нет. Если они любят друг друга, то с прочими проблемами как-нибудь справятся. Это точно.

— Слушай: тринадцать лет назад, еще учась в колледже, я заболел свинкой. Здорово заболел, пришлось на несколько дней лечь в больницу, и даже когда вышел оттуда, не сразу оправился. Прописали постельный режим. Но со временем пришел в себя и возобновил занятия.

Он умолк. Джоди подняла голову, взглянула на него и увидела лишенный всякого выражения, затуманенный взгляд, искаженное болью лицо.