— Не надо было слушать, — прошептала Харриет, когда снова обрела дар речи. — Ты не должен был позволять мне слушать эти… эти такие личные разговоры.

Она пулей выскочила на террасу, чтобы позвать собаку, но холодный воздух был чистым и свежим, мириады сияющих звезд глядели с небес, и Харриет вышла в ночь, захлопнув за собой дверь.

Харриет побежала к берегу озера, собака мчалась за ней по пятам, там девушка резко остановилась, глядя на волны, бьющиеся у ног. Она не замечала ни слез, на которые была легка, ни холода, ни того, что забыла пальто. Ночной воздух освежал ее горящие щеки.

— Харриет, — ясный голос Нони раздался за ее спиной, она вздрогнула от неожиданности и обернулась. Маленькая девочка протягивала Харриет пальто.

— Я подумала, что тебе холодно, — сказала она, и Харриет продела руки в рукава, чувствуя, что ее и в самом деле начинает трясти.

— Красивая ночь, правда? — попыталась завязать разговор Нони. — Я дошла до мыса и обратно, пока вы распаковывали коробку тети Саманты.

— Правда? — Харриет растерялась. Нони была очень терпима с ней с тех пор, как прибыл Рори, но это был первый шаг навстречу, который девочка сделала сама. — Я думала, ты поможешь мне распаковывать. Разве тебе не хочется посмотреть на эти чудесные елочные украшения?

— Посмотрю потом, когда тетя Саманта уедет. Может, сядем, посидим немного, если ты согрелась?

— Давай, если хочешь. — Голос Харриет прозвучал как-то беспомощно.

Они присели бок о бок на один из плоских валунов, тут и там разбросанных по берегу.

— Как ты узнала, что я здесь? — спросила Харриет.

— Я видела, как ты ушла. Я тоже все слышала.

— О! — Харриет вовсе не хотелось читать проповедь по поводу того, как нехорошо подслушивать, и вместо этого она произнесла: — Ну, надеюсь, ты не услышала ничего такого, что расстроило тебя.

— Да нет, я не очень-то много поняла. Я часто подслушиваю. Единственный способ узнать, что происходит в этом доме.

— Может, это потому, что ты сама по себе и не хочешь ни с кем общаться? Тебе бы надо спускаться вниз, когда у нас гости, потому что ты — дочь!

Нони явно была польщена тем, что ее признали такой важной персоной, потом беззаботно добавила:

— Тетя Саманта не в счет. Она не гость.

— Ну, она очень симпатичная женщина, а ведь всегда приятно смотреть на красивое лицо. — Харриет решила воздать должное хотя бы там, где это надлежало сделать, и развеять детские предрассудки, но Нони скривила рот.

— Вовсе нет. Когда ты сама страшная, от этого только хуже.

Харриет почувствовала приступ нежности и впервые поняла, что сможет полюбить эту маленькую девочку с трудным характером, так не похожую на ребенка.

— Нони, ты вовсе не страшная. Дети очень меняются с возрастом. Вот я была чудовищем — кожа да кости, одни глазищи торчали, все говорили, что похожа на испуганного кролика, только вот глаза, по счастью, не розовые! Я знаю, что и сейчас не красавица, как ты однажды сама заметила, но в толпе никто не обернется мне вслед, правда ведь?

— Это точно, хоть и на костер из-за тебя никто не пойдет, как говорит Агнес. Но это и хорошо, потому что папа такой ревнивый!

— Ревнивый? Твой отец?

— О да! Мама была миленькой, знаешь ли, и из-за этого случались неприятности. Ты и вправду росла в приюте, Харриет? Это единственное, что я услышала интересного от тети Саманты.

— Да, но это не так страшно, как кажется. В наши дни приюты стали совсем другими. Многие из них просто называются детскими домами, так оно и есть на самом деле. Сироты ничего не могут поделать с тем, что они одиноки в этом мире, так что милосердие просто необходимо.

Нони вытерла нос тыльной стороной ладони, пренебрегая всяческими правилами приличия.

— Должно быть, здорово быть сиротой! Не знать, кто ты или что случится дальше. Ты ведь можешь даже оказаться принцессой!

— О, Нони! — Харриет обняла малышку и увидела, что та не то плачет, не то смеется. Теперь высокомерная снисходительная девочка словно превратилась в ее двойника — еще одна витающая в облаках одинокая душа. Харриет припомнила, что Нони тоже берет из папиной библиотеки слишком много неподходящих книг, и возможно, не меньше, чем Харриет, строит фантазий, защищаясь от реальности.

— Думаю, мы все хотим того, чего не имеем. Когда я жила в приюте, я, бывало, представляла себя в замке с огромными комнатами, просторными землями вокруг, слугами и конечно же с принцем на белом коне. А ты, у которой все это есть с рождения, хотела бы быть сироткой!

— Разве тебе не нравится мечта, ставшая явью? Правда, папа не принц на белом коне, но ведь нельзя иметь все сразу… Мой идеал принца — дядя Рори. Почему ты не дождалась его?

— Думаю, потому что твой папа первым предложил мне руку, — ответила Харриет.

— Я рада, что он женился на тебе, а не на тете Саманте, — сказала Нони, и Харриет почувствовала, что снова ступила на зыбкую почву.

— Насколько я понимаю, твоя тетя овдовела совсем недавно, так что это вряд ли произошло бы. — Харриет понимала, что ответ ее прозвучал слишком натянуто, но, хотя детское чутье Нони и подсказывало ей, что между Самантой и отцом существовали, а может, до сих пор существуют какие-то взаимоотношения, девочка приняла это объяснение без споров.

— Только вот… Странное какое-то чувство возникает, когда они вместе, как будто они ненавидят друг друга, но дядя Рори говорит, что это частенько означает совершенно противоположное.

Харриет молча наблюдала восход луны. Дверь на террасу открылась, и раздался голос Даффа:

— Харриет! Ты где? Все еще на улице?

Они встали и пошли к дому. Узнав в маленькой фигурке свою дочь, Дафф очень удивился:

— Я не знал, что ты тоже здесь, Нони. Чем это вы тут занимались? Бросили гостей без внимания и поддержки, — рассеянно добавил он.

— Тетя Саманта уехала? — холодно поинтересовалась Нони и, когда папа ответил, что да, с нескрываемым облегчением выдохнула: — Хорошо! — и побежала в дом.

— Надеюсь, Саманта не обидела тебя своими легкомысленными замечаниями по поводу сирот, — сказал Дафф.

Харриет сняла пальто и бросила его на стул.

— Нет. Насколько я помню, она не давала никаких комментариев, только сказала, что это многое объясняет, в основном имея в виду твою свадьбу. Извини, что выдала правду, не подумав.

— Ради бога! Ты что, воображаешь себе, что я стыжусь твоего происхождения? — воскликнул Дафф. — Если такой вопрос и всплывет, то я буду первым, кто публично выразит свою признательность приютам!

— Хорошо сказано! — ответила Харриет, и он бросил на нее быстрый вопрошающий взгляд.

— Тебя что-то расстроило? Нони — она опять была несносна?

— Ничто меня не расстроило, а Нони очень мила. Мне кажется, она просто одинока.

— Я знаю это, все время чувствую за собой вину, но никак не могу до нее достучаться.

— Агнес говорит, что она помешана на тебе.

— Агнес, как и многие ей подобные, имеет свою точку зрения на то, какими должны быть любовь и уважение. Кажется, что ты, Харриет, тоже придаешь слишком большое значение сплетням слуг. Не пытайся вмешиваться в то, чего не понимаешь, — в очередной раз посоветовал Дафф, и Харриет подумала, что это смахивает на предупреждение не вмешиваться в его отношения не только с дочерью, но и с кем бы то ни было вообще.

Этот вечер стал для Харриет еще одной вехой на пути к взрослой жизни. Суета и приготовления, которые заполнили собой все последующие дни перед Рождеством, оставляли мало места для размышлений. Но Харриет понимала, что изменилась не только она сама, но отношения с окружающими. Теперь она воспринимала Саманту такой, какой та была на самом деле, — опасная привлекательная хищница; теперь она видела себя глазами Даффа — простодушный ребенок с романтической чепухой в голове.

Она не винила мужа за то, что он все еще желал того, что, как ему казалось, ушло из его жизни — ведь такова человеческая природа. Она даже не винила Саманту — той просто не хотелось быть отвергнутой. Харриет винила только себя — именно она приняла предложение, разбившее ей сердце и принесшее одни разочарования.