Ей повезло. На звонок ответил он сам.

— Джули! Я сижу здесь, занимаюсь бумажками, и все это мне опостылело. Как ты, черт возьми, поживаешь? — воскликнул он гортанно, как обитатель Бруклина, этот акцент Мюррей «включал» и «отключал» в зависимости от настроения.

Она в двух словах рассказала, что случилось.

— Так это Сузи должна была бы позвонить, — сказал он, прослушав.

— Ну, мы просто не были уверены, что кто-то примет заявление всерьез, если звонок будет от человека неизвестного. Это правда, что нужно ждать двадцать четыре часа или что-то вроде этого?

— Нет, это одна из городских небылиц, — ответил Мюррей. — Что-то вроде слухов о появлении в канализации крокодилов. Принимая во внимание погоду, лучше заняться этим делом прямо сейчас. Хотя вообще-то это не дело для детектива. Я пошлю к тебе пару полицейских.

— А тебе не кажется, что ты… — Джульет помолчала мгновение, потом с тоской в голосе закончила: — Что ты мог бы зайти сам?

— О черт, конечно, если тебе это поможет. Если она не объявится уже сейчас, дело в любом случае будет поручено детективу. Но возможно, дама просто заблудилась или еще что-нибудь, тебе не кажется? Я имею в виду, ты ведь сказала, ей восемьдесят четыре, так?

— Но она страшно сообразительна.

— Да? Ну ладно…

Лэндис какое-то время молчал, взвешивая. Человек в течение восьмидесяти четырех лет не терялся и вдруг — на тебе, потерялся. Было в этом что-то странное. Он не удивился бы, если бы у пожилой дамы случился сердечный приступ, или если бы ее сбил автомобиль и она попала бы в больницу, или что-нибудь похуже. Но ему не хотелось пугать Джульет.

— Как бы там ни было, я зайду в пансион твоей приятельницы с парой ребят, — сказал он вслух.

— Скажем, через полчаса?

Джульет перешла на другую сторону улицы, чтобы подождать Мюррея там вместе с Сузи. Первыми подоспели «ребята» — очень молодой и очень худой мужчина по фамилии Гловацки и более полный и пожилой полицейский Лопес. Лэндис прибыл несколькими минутами позднее на машине без опознавательных знаков.

Последний раз Джульет видела Мюррея в конце ноября на открытии выставки в «Пьероги». Художник был ей знаком. И свела их фактически Сузи. Мюррей просто оцепенел, когда увидел ее, словно не мог поверить, что Джульет Бодин сподобилась переправиться через реку в Бруклин. Несмотря на то что он провел четыре года в Гарварде, такова была его обычная манера: «Ты — чудо, я — простолюдин, ты — Манхэттен, я — Шипсхед-Бэй, ты светская, я — парень с улицы». Джульет такой подход очень не нравился. Ей казалось, он был бы доволен, если бы она вытирала нос тыльной стороной руки или коверкала язык, показывая, что она девушка из народа. Казалось напускным его просторечие. Она считала Мюррея снобом-лицемером — следовательно, ничем не лучше снобов обычных.

С другой стороны, в нем было много такого, что вызывало симпатию. Он обладал живым умом, неординарным мышлением. Однажды Джульет посетила его студию и нашла работы чрезвычайно интересными. Вскоре после этого Лэндис попросил ее принять участие в мозговой атаке при решении одного запутанного дела. Она восхищалась тем, что детектив обращается с ней подобным образом, приглашает для решения полицейских задач, которые он рассматривал как способ оказания помощи людям. Больше того, она все еще находила его красивым: настоящий мужчина, темноволосый, худощавый и слегка нервный. Прошлым летом, когда они вновь почувствовали взаимный интерес, который испытывали в студенческие годы, Джульет некоторое время подумывала, что дружеские от случая к случаю встречи мог бы сменить роман. Вместо этого Мюррей сторонился ее, складывал руки, когда нужно было бы их протянуть к ней, забывал выполнять обещания позвонить. Он позволил возникающему чувству угаснуть. Возможно, и она, проявляя такую же нерешительность, была не менее виновата в том, что они не позволили искорке разгореться пламенем, не дала необходимого для подобного возгорания кислорода. Хотя окончательный разрыв с Робом ускорила хорошенькая молодая актриса, Джульет считала, что их брак потерпел крах в основном из-за того, что она, в профессиональном плане, достигла большего, чем муж. Опыт научил ее относиться с осторожностью к мужчинам, чьи банковские счета были меньше ее собственных. А у Мюррея, конечно же, были свои причины держать дистанцию. Тем не менее этот человек ей нравился и заслуживал уважения. Как выразилась бы ее самая старая подруга, он был личностью.

При встрече они дружески поцеловались. Джульет удивилась, почувствовав, как при этом радостно забилось ее сердце.

— Рада тебя видеть, спасибо, что пришел, — шепнула она.

Мюррей ничего не ответил, но смотрел ей в глаза дольше, чем она ожидала. Всего на какой-то миг, на долю секунды.

Или — показалось?

Они расселись в гостиной Сузи. Джульет заметила, что рисунок зубной щетки исчез, его заменил эскиз компакт-диска, похожего на летающую тарелку. Взгляд Мюррея одобрительно скользнул по стенам, на которых висели рисунки Сузи прежних лет, а полицейский Лопес приступил к опросу свидетелей, время от времени посматривая на Лэндиса, словно ожидал, что детектив сейчас его поправит. Сколько лет было пропавшей женщине? Ее полное имя? Где она жила? Не была ли больна? Лечилась ли? Когда ее видели в последний раз, кто, где, куда она собиралась идти после этого? Как она была тогда одета? Как она выглядит? Есть ли у Сузи ее фотография?

Фотографии у Сузи не было, но она подошла к своей чертежной доске и несколькими движениями карандаша набросала чрезвычайно похожий портрет.

Вопросы возобновились. Были ли у миссис Кэффри кредитные карточки? Сузи и Джульет считали, что вряд ли. Она еще не заплатила за жилье, так что подруги не были уверены. Был ли у нее автомобиль? Это казалось весьма сомнительным.

Когда полицейские кончили задавать вопросы, Лопес рассказал, что они собираются предпринять. Имя и приметы миссис Кэффри передадут по полицейской радиосети, уведомят офицеров автоинспекции, портовые власти, аэропорты; информацию сообщат через Национальный центр расследования уголовных преступлений в национальную базу данных о лицах, разыскиваемых полицией, если ее еще не обнаружили. Также проверят, нельзя ли получить сведения об операциях с кредитной карточкой. Возможно, она приобрела по кредитке вчера вечером театральный билет. Они переговорят с полицией Эспивилла, узнают имена некоторых соседей и родственников. И конечно же (тут Лопес снова взглянул на Лэндиса), обзвонят все нью-йоркские больницы. И морги.

Если Сузи любезно позвонит в свою телефонную компанию и попросит прислать список исходящих звонков со времени прибытия сюда миссис Кэффри, это тоже могло бы помочь. У Сузи получение информации займет меньше времени, чем если бы это сделали полицейские. Они также произведут, с разрешения Сузи, тщательный обыск помещения начиная с комнаты, которую занимала старая леди. И осмотрят весь дом.

Плотно сложенные руки Сузи задрожали. Не могли бы полицейские сообщать тем, кому будут задавать вопросы, что исчезла ее знакомая, а не платная постоялица? Сузи никогда не платила городского налога за сдачу внаем комнаты, и это заставляло ее держать язык за зубами, но вид копов, стучащихся в квартиры ее соседей по поводу «ночлега и завтрака» мисс Айзенман, путал все карты. Лопес и Гловацки не возражали.

Когда Сузи подняла трубку, чтобы позвонить в телефонную компанию, полицейские направились в комнату Ады. Лэндис тоже встал, чтобы уйти. Он подмигнул Джульет.

— Я вернусь в офис и отыщу своего напарника. Мы позвоним твоему приятелю Деннису, начнем поиск с того конца, пройдем по ее следам. Не волнуйся, — добавил он, улыбнувшись озабоченной Джульет. — Мы ее найдем. Ведь должна же она быть где-то, так?

Он хотел их успокоить. Но обе женщины сразу же представили себе Аду мертвой.

В следующий вторник, то есть в тот самый день, когда Ада действительно оказалась «где-то», Анжелика Кестрел-Хейвен занималась тем, что сочиняла беседу Селены Уокингшо со своей младшей сестрой по поводу вечно злободневной (как надеялась Джульет) темы любви.