Талалаев нас спросил: «Как вы думаете, где наиболее целесообразно вас использовать? На границе вы не служили, но вижу, что вы уже бывалые политработники, у каждого из вас на петлицах три кубика. А у нас, на границе, начальник заставы носит три кубика. А помощник начальника заставы по политчасти носит два кубика. А послать вас на такую должность мы не можем, так как вы не знаете этой службы. Как же быть? Если вас послать на должность помощника начальника заставы, надо снимать по одному кубику». Он внимательно посмотрел на выражение наших глаз, взвешивая, очевидно, наше настроение, а потом сказал: «Мало ли что в жизни бывает. И у меня было такое: то поднимался, то опускался, — в зависимости от того, как сумел в данный конкретный момент работать. Поэтому решим, что большевикам не стоит обижаться на то, что они временно ущемляются в какой-то мере, исходя из требований обстановки. Пошлем вас на заставу в качестве помощников начальников заставы».

Помолчав, он взял папку, лежавшую перед ним, раскрыл ее, перелистал бумаги и сказал: «А впрочем, среди вас есть кавалеристы? Да, вы учтите, что у нас на заставах все кавалеристы». Я и еще пара моих друзей подняли руки и сказали, что выросли на лошадях и могут быстро овладеть конным делом, если потребуют интересы службы. «Вот хорошо, — сказал он, — мы для ликвидации басмаческих банд формируем две маневренные группы, у нас их раньше не было. Они предназначены для непосредственной борьбы с бандитскими шайками, которые прорываются на нашу территорию со стороны Ирана и Афганистана. Ввиду того, что наши части должны быть очень подвижны, то и называются маневренными группами. Жизнь там будет весьма неспокойная, но что поделаешь, интересы дела требуют. Назначим вас политруками взводов этих маневренных групп. Каждый взвод по существу будет самостоятельным подразделением, потому что боевые задачи придется решать в отрыве от маневренных групп».

После этого повел нас к начальнику пограничных войск Среднеазиатского округа Бабкевичу, носившему на петлицах три ромба. Он нас сразу же принял. Выше среднего роста, статный мужчина, оставляющий очень приятное впечатление, настоящий военный работник, он был лаконичен в беседе с нами. Спросил: «А что непонятно в тех задачах, которые поставил перед вами товарищ Талалаев?» Мы сказали, что много непонятного, но приедем на место, все своими глазами увидим, разберемся и будем стараться, чтобы не подвести школу, которая нас обучала, и оправдать высокое доверие, которое нам оказано. Закончил он разговор с нами следующей фразой: «Мы с вами увидимся еще много раз, а едете вы в сложный 47-й пограничный отряд, отряд, который имеет замечательные боевые традиции. Историю отряда вы на месте изучите, с людьми познакомитесь и убедитесь, что это так. Служба ваша будет боевой, интересной и почетной».

Тут же был отдан приказ о том, чтобы нам выдали форменные фуражки, потому что мы приехали в фуражках полевых войск. Когда мы шли по Ташкенту, нам казалось, что все на нас обращают внимание.

Так непривычно было на своей голове чувствовать этот ярко-зеленый головной убор.

47-й пограничный отряд базировался в г. Керки в Туркмении. Конечно, было обидно из-за такого понижения в звании. Но по порядкам, которые тогда были в Красной Армии, нельзя было занимать низшую должность с более высоким званием. Но мы были молодые, поэтому горевали недолго.

Средняя Азия представляла в конце 1920–1930-х годов очень сложный регион. Недобитые банды басмачей постоянно вторгались со стороны Афганистана на нашу территорию. Мне было бы интересно услышать о том, как советские пограничники боролись с этими бандами. Какие формы и методы были у этой борьбы. Как местное население относилось к Советской власти, в том числе и к пограничникам.

Помимо этого, интересно узнать Ваше мнение об исторических событиях в нашей стране, очевидцем которых Вы были.

По пути в Керки мы проезжали Бухару, где нам рассказывали диковинные истории про жизнь бухарского эмира, про его гарем, где было около 100 женщин и, как сейчас говорят, мужчин неправильной ориентации, т. е. педерастов. Сам эмир, как нам говорили, был не прочь в своих утехах использовать мальчиков, хотя беспощадно казнил своих подданных, если узнавал, что те грешат тем же.

Город Керки Туркменской ССР, куда я прибыл в марте 1927 года, произвел на меня тягостное впечатление. Началось с переправы на левый берег Амударьи. Государственной переправы еще не существовало. Промышляли ею частные владельцы каюков (лодок). Сажали пассажиров столько, что вода едва не заливала их. Оказалось, что сесть в каюк трудно, так как берег не был оборудован. Требовалось умение прыгнуть в суденышко, чтобы не попасть в реку, кипящую водоворотами. Не менее трудно было и выйти из каюка. А как беспомощно мы чувствовали себя на середине полноводной реки, с тревогой следя за туркменом, который, выбиваясь из сил, орудовал длинным шестом, сопротивляясь течению — именно шестом, а не веслом, ибо только так можно бороться с могучей стремниной горной реки.

Керки хотя и называли городом, но это был большой кишлак, правда, не совсем обыкновенный, ибо в нем сходились торговые пути с Афганистаном. Одна из улиц называлась Таможенной, здесь стояло два ряда европейского типа домов, в них размещалась таможня и жили таможенные служащие. Остальные строения — глинобитные, с плоскими крышами.

В центре города находилась базарная площадь, куда на верблюдах и ишаках приезжали продавцы и покупатели всевозможных изделий. В базарные дни шла очень оживленная торговля. Немало было здесь купцов — туркменов и афганцев. Торговали мясом, шерстью, великолепными коврами, фруктами, а нелегально — контрабандными товарами и наркотиками. Всего было вдоволь, кроме рыбы, хотя рядом протекала Амударья; иногда, правда, нам приносили рыбу, но по высокой цене. Называлась эта рыба скаферингус, с виду похожая на маленького сома, а на вкус даже лучше стерляди. Знатоки утверждали, что такая рыба водится только в двух реках мира: в Амударье и Миссисипи.

В наиболее многолюдных, а, следовательно, и наиболее грязных уголках рынка располагались парикмахеры; бритву им заменял остро отточенный кусок косы или длинный стальной нож — ими они брили и головы, и бороды, предварительно долго массируя кожу мокрыми пальцами без мыла. Благодаря такому массажу бритье проходило совершенно безболезненно, не вызывая раздражения.

В Керки в то время насчитывалось до двух тысяч жителей, из них около 600 русских, большинство которых составляли бывшие ссыльнопоселенцы. В городе были: один кинотеатр, одна русская школа и несколько школ на туркменском языке, больница и военный госпиталь.

Керки являлся окружным центром. Здесь размешались окружной исполком и окружной комитет партии.

Я единственный из всех моих товарищей приехал на границу с женой, вызвав большое удивление у них смелостью этого поступка. Условия жизни были очень тяжелые. Но хочется отметить, что жены для пограничников были надежным тылом и, как могли, скрашивали их скудный быт.

Прибыв в город Керки, мы сразу же явились к помощнику начальника отряда по политической части товарищу Морозову. Человек небольшого роста, подвижный, с проницательным взором, он умел хорошо, четко излагать свои мысли. Он сказал, что уже получил телеграфное распоряжение относительно нас и что мы назначены политработниками в маневренную группу.

Нам с женой выделили кибитку в крепости и дали пару дней на обустройство. Мебели у нас никакой не было, но тумбочки, табуретки и топчан мне удалось получить. Конечно, мне как женатому человеку была отведена кибитка получше.

Случилось так, что прибывшему со мной политработнику Максиму Тельному не досталось места. Пришлось поместить его с нами. Небольшую комнатку перегородили ситцевой шторой, и таким образом у нас образовалось как бы две комнаты.

Опасности поджидали нас на каждом шагу. Это касалось и насекомых. Старожилы разъяснили, что лучше всего спать на разостланной кошме, скорпионы не любили запаха шерсти. Обувь по утрам не рекомендовалось надевать, не вытряхнув ее предварительно, потому что скорпионы забирались туда, где был хоть слабый запах человеческого пота.