В ночь на 4 августа мощным огневым ударом была смята вся вражеская охрана железнодорожных путей, было перебито 5635 рельсов. 4–6 августа дорога бездействовала, а партизаны продолжали наносить удары. В рядах противника возникла паника. Пошли слухи, что Красная Армия прорвала фронт и наступает. Были и другие разговоры — дескать, рельсы взрывают не партизаны, а 8 тысяч специально подготовленных диверсантов-парашютистов.

Вошла в историю партизанского движения савкинская операция. О ней написано много, а еще больше рассказано. Хочу внести ясность в ее историю. Дело в том, что 26 декабря 1942 года мной, представителем ЦШПД, членом Военного совета Калининского фронта, был издан приказ о формировании оперативной группы для усиления руководства боевыми действиями партизан в тылу врага.

В пункте первом приказа начальником опергруппы был назначен старший батальонный комиссар А. И. Штрахов, а его заместителем майор И. И. Веселов. В пункте втором перед опергруппой ставились конкретные задачи, четко указывалось время и силы их выполнения: «Взорвать железнодорожные мосты на магистралях Идрица — Пустошка в д. Савкино; Невель — Полоцк у разъезда Железница. Взорвать мосты на шоссе Идрица — Пустошка у д. Либица и Могильно; Невель — Полоцк у разъезда Железница; уничтожить немецкие гарнизоны д. Савкино, квадрат 4424 и разъезд Железница».

В приказе оговаривалось, что для выполнения этой задачи привлекаются бригады тт. Бойдина, Шиповалова, Семина, Карнаушенко, Гаврилова. Организаторы и руководители операции на месте — А. И. Штрахов и И. И. Веселое. ЦШПД эту операцию держал на контроле, и она была выполнена успешно. Но партизаны понесли тяжелую утрату — погиб Иван Иванович Веселое.

Должен особо сказать об оперативной группе нашего штаба. Нас все время беспокоила мысль об улучшении непосредственной связи с партизанскими отрядами и бригадами. Нередко ответственные работники штаба сами отправлялись во вражеский тыл, особенно во время сложных ситуаций, когда на месте был необходим конкретный совет. Если позволяла обстановка, партизанские командиры прилетали к нам попутными рейсами. Но все-таки в тылу врага было необходимо иметь группу опытных людей, на которых можно было бы положиться как на себя. Подходящей кандидатурой для этого стал Алексей Иванович Штрахов. Это был образованный человек, профессиональный дипломат и ученый, с твердым характером, отличавшийся смелостью и решительностью. Он сам все время просился за линию фронта. Его авторитет и у партизан, и у командования был особенно высок.

Впервые я услышал фамилию Штрахов в сентябре 1942 года на Калининском фронте, куда меня перевели с Западного фронта. Корпус тогда еще действовал, но свою задачу он в основном выполнил.

Немцы старались окружить и ликвидировать корпус. Опыт тогда показал, что более целесообразно действовать небольшими формированиями, так как немцы даже выигрывали, имея дело с таким крупным формированием как корпус. Собрать против него крупные силы, окружить и разгромить его им было легче, легче было действовать и авиации, и бронетанковым частям. Они обладали преимуществом в скорости маневра и т. д.

Угроза нарастала. Я поставил вопрос о расформировании корпуса. Вскоре на его базе были созданы партизанские бригады, которые были намного маневреннее и боеспособнее.

В марте 1943 года меня отозвали в Москву и назначили заместителем начальника ЦШПД. Я счел целесообразным забрать туда и Штрахова. Исходил из того, что он приобрел богатый опыт, в частности в разведработе. Не помню, сколько он времени работал в ЦШПД, но недолго.

Он хорошо анализировал материалы. Его начальник, старый разведчик, очень хорошо о нем отзывался. А Штрахов заскучал. Я уловил это, спросил:

— В чем дело?

— Да вот, — говорит, — на бумагах сижу…

— Эти бумаги идут знаешь куда? — спрашиваю.

— Знаю, — говорит, — но все равно отпустите меня к партизанам.

Я его уговаривал еще поработать, а он все-таки просил отпустить. Я стал думать, в качестве кого его послать. Потом на манер калининской создали опергруппу ЦШПД. Я доложил Пономаренко, и Штрахов как уполномоченный ЦШПД был откомандирован во вражеский тыл на оккупированных территориях Витебской и Калининской областей.

Как-то от Алексея Ивановича пришла шифровка: он просил выслать самолет на озеро Язно, чтобы забрать ценности, собранные населением партизанского края в фонд обороны.

По нашему звонку генерал Н. П. Дагаев выделил летчика Серафима Григорьевича Фадеева. К сожалению, не все получилось сразу. То погода была нелетная, то посадочные сигналы перепутали. Удался только третий полет. Но зато, когда летчик вернулся и втащил в мой кабинет тяжелый мешок, мы ахнули.

Чего там только не было! Часы, кольца, портсигары, облигации. Отдельно были сложены партизанские трофеи, захваченные у гитлеровцев. Авторитетная специальная комиссия составила обстоятельный приемочный акт и отвезла ценный груз, предназначенный для финансирования создания новой военной техники, в банк.

Конечно, не будь такой поддержки наших бесстрашных летчиков, партизанское движение вряд ли приобрело бы столь могущественный характер, не смогло бы стать столь важным стратегическим фактором. Я с глубоким почтением вспоминаю бесстрашных авиаторов Мамкина, Тарасова, Денисова, Кузнецова, Ползунова и многих других. Время стерло в памяти их имена, но осталась незабываемой их отвага.

Круг людей, достойных упоминания, велик. Я бы хотел назвать всех, но при всем моем желании объем книги не позволяет это сделать.

Покидая Калининский фронт, на котором провел восемь очень напряженных, непростых месяцев, я сохранил о людях, с которыми воевал, самые теплые чувства. Моим преемником стал И. И. Рыжиков, мой довоенный знакомый, секретарь ЦК Компартии Белоруссии, очень опытный, образованный работник, участник Гражданской войны.

Честно говоря, меня мучили сомнения: справлюсь ли? Там, на фронте, у меня были очень хорошие отношения с командующим М. А. Пуркаевым и начальником штаба М. В. Захаровым. С Матвеем Васильевичем судьба свела меня и после войны, когда он был командующим Ленинградским военным округом, а я начальником погранвойск этого округа. Мы сохранили дружбу и в Москве, куда нас привела служба.

В Центральном штабе я снова стал работать с П. К. Пономаренко. Мне импонировали его всесторонняя образованность, блестящая память, неиссякаемая работоспособность, широкий кругозор, умение выслушать собеседника и быстро войти в суть вопроса.

С высоты ЦШПД я имел возможность сравнивать, сопоставлять результаты действий партизан во многих регионах, на разных фронтах, и за своих калининских товарищей мне, честное слово, никогда не было стыдно.

6 сентября 1942 года был учрежден пост — Главнокомандующий партизанским движением, на который был назначен член Политбюро ВКП(б) Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов.

Ворошилов попытался, как это было предусмотрено в начале 1930-х годов, военизировать партизанские силы и приступить к осуществлению внезапных крупных операций партизанских сил с целью закрыть пути подвоза войск противника и отрезать их на фронте от источников снабжения. Главком партизанским движением принял меры по укомплектованию ЦШПД опытными военными кадрами.

ЦШПД и подчиненными ему республиканскими и областными штабами партизанского движения проводилась большая работа по подготовке партизанских кадров: радистов, диверсантов, разведчиков. Наладилась радиосвязь с партизанскими формированиями. Принимались меры по снабжению партизан необходимыми им средствами борьбы и связи. Но из-за недостаточного выделения самолетов для доставки грузов партизаны остро нуждались в минно-подрывных средствах и других видах оружия.

П. К. Пономаренко, оценивая деятельность Главнокомандующего партизанским движением маршала К. Е. Ворошилова, говорил, что «благодаря его авторитету, энергии и настойчивости были решены многие важные вопросы партизанского движения, особенно в части боевого и материально-технического снабжения и авиационных перевозок для партизан».