Услышав усталые нотки глубокой тоски в его голосе, Сибилла поняла, что его решение окончательное.

– Будь ты проклят, – тихо произнесла она. – Я обнажила перед тобой свою душу, свое чувство, почти встала на колени. Ты больше не питаешь ко мне никакого интереса, тебя больше интересует твоя новая подружка. Оба вы, ложась вместе в постель, предаете меня, ломаете мою жизнь. Будьме вы оба прокляты!

Ник начал было объяснять, что он вовсе не спал с Пари, когда вдруг его неожиданно осенило: Сибилла не имела в виду Пари, она говорила не о настоящем, а о прошлом. И он замолчал.

Сжав губы, Сибилла продолжала:

– Ты оплатишь мою поездку в Нью-Йорк и мое проживание до тех пор, пока я не найду там работу. А когда устроюсь, я заберу Чеда.

Ник понимал, что это была лишь отговорка: не могла же она признаться себе или ему в том, что она не нуждается в Чеде, особенно там, в Нью-Йорке. Поэтому он промолчал. Если она хочет поверить в то, что она действительно пришлет за Чедом, он не будет ей противоречить.

– Дай мне знать, когда ты устроишься, – сказал он ей и достал из внутреннего кармана чековую книжку. – Сейчас я могу тебе дать тысячу долларов, а завтра днем ты получишь еще пять тысяч. И еще нам нужно обсудить, сколько тебе понадобится денег на жизнь.

– Очень много, – ответила она запальчиво. – Мне нужно очень много денег.

– Чем смогу – помогу, – сказал Ник, и ему самому было интересно, что он имел в виду: деньги или жизнь вдвоем с сыном.

– Сегодняшнюю ночь мы проведем у Тэда, – резко сказал он.

Не говоря больше ни слова, он поднялся наверх, разбудил Чеда и Елену, и они навсегда покинули этот дом.

В студиях телевещательной компании, которой руководил Квентин Эндербай, окнами выходившей на церковь Святой Троицы и расположенной в южном округе Манхэттэна, с именем Сибиллы Филдинг все были хорошо знакомы.

– Это резкая и крутая женщина, – говорил Эндербай администрации компании во время просмотра пленок с передачами из рубрики «Кресло, которое хотят занять многие». – Она знает, чего хочет, и не боится замарать себе руки таким материалом. Прекрасная перемена по сравнению с пустыми и бесцветными выпусками, которые жевали сладкую кашку для детей.

Слышавшие не раз «нестандартные» выражения своего босса, члены администрации компании привычно заулыбались, как и раньше, когда Эндербай применял те же «затейливые» фразы по отношению к ним. Но они перестали улыбаться уже через несколько месяцев, когда он назначил Сибиллу Филдинг исполнительным директором «Обзора событий в мире» – еженедельной передачи новостей телестанции ВЭБН, имевшей очень низкий рейтинг. Улыбки окончательно сошли с их лиц, когда Эндербай, проведя Сибиллу через расположенные на пятнадцатом этаже офисы и студии, представил ее им и когда она решительным, не терпящим возражений тоном обнародовала свою программу.

– Они привыкнут, – обратился он к ней, провожая ее в застекленный с четырех сторон кабинет после того, как закончилась процедура холодных приветственных рукопожатий. – Меня всегда удивляло то, как быстро приспосабливаются люди, начиная получать приличное жалованье.

– Если они это сделают, будет легче работать, – сказала Сибилла.

Вопросительно подняв брови, он спросил:

– А если нет, ты справишься? Тебе популярности не занимать.

– Я хочу, чтоб они признали меня и чтобы вы тоже поддерживали и одобряли мою работу, – ответила она, глядя прямо на него.

Он смотрел зачарованным взглядом в ее пронзительные ярко-голубые глаза, которые оттеняли гладкую, оливкового цвета кожу лица и густые черные волосы. Он давно заметил ее миловидность, плотную фигуру небольшого роста с приятными выпуклостями в нужных местах, затянутую в изящный костюм серого цвета. Сейчас он снова сказал себе, так же как и во время беседы перед наймом ее на работу, что глаза Сибиллы такие же пронизывающие, как и сигнальные огни, и ему было очень интересно, что скрывалось за этим решительным взглядом, – жестокость или страсть. «Я хочу, чтоб они меня признали». Будет очень забавно посмотреть, каким образом она этого добьется. Эндербай с удивлением ощутил короткую вспышку сексуального влечения. Он даже забыл, когда в последний раз с ним происходило такое.

– Пока еще слишком рано говорить о моем одобрении, – сказал он. – Но ты мне небезынтересна.

Сибилла долго и настороженно смотрела на него, а затем, как будто бы через силу, отвела взгляд и прошептала:

– Мне очень нравится этот офис.

Окинув беглым взглядом кабинет, он ответил:

– Это обычное рабочее место каждого, кто приходит сюда трудиться. За письменным столом висит картина Пикассо, которая, может, нравится одному из тысячи.

– Меня она очень впечатляет, – стоя рядом с рабочим креслом, Сибилла очень хотела усесться в него, но сдержалась, решив выждать, когда уйдет Эндербай.

– Я и не ожидала, что мне сразу предложат офис, мне казалось, что вы захотите сначала проверить, на что я способна.

– А ты что, полагала начать свою работу в клозете? Я не завожу никаких отношений с людьми, которые лишь на время подстраиваются под меня или слишком настойчиво показывают свое остроумие. Либо ты действительно талантлива – и тогда мы сработаемся, либо ты бездарь – и долго здесь не продержишься. У тебя слава резкой и крутой женщины, и если это соответствует действительности, то люди поймут это с первой минуты. Никому не давай ни малейшего шанса думать о себе что-то другое. Запомни это.

Нахмурившись, она созерцала его, чуть прищурившись, стараясь понять смысл сказанного. Он был высокий, широкогрудый, с сутулыми плечами и кривыми пальцами рук. Лицо его имело хорошо отточенные черты, а на голове ореол желто-белых кудряшек распадался на пряди каждый раз, когда он начинал громко разговаривать и трясти головой. При ходьбе он опирался на трость с золотым набалдашником и, подобно британскому провинциальному сквайру, одевался в костюм из твида и носил галстуки-бабочки.

Сибилла нашла его имя в справочнике еще до приезда в Нью-Йорк, где он назначил ей встречу. Она знала, что ему семьдесят семь лет, что родился он в богатой канадской семье, из которой никого не осталось в живых. Он был женат четыре раза и только один раз избежал развода, да и то по причине смерти его очередной жены. Детей у него тоже не было. Он стоял у истоков создания телевещательной компании, носившей его имя, и сколотил капитал на показе новых программ, так и не выполнив основной задачи – компания не была создана. Он владел лишь независимой станцией под названием ВЭБН, когда-то очень влиятельной, а сейчас с таким низким рейтингом, что никто не принимал ее всерьез. Поэтому он неохотно тратил деньги на ее перестройку.

Это и послужило причиной найма на работу двадцатитрехлетнего продюсера с маленькой калифорнийской станции, да еще женщины, и помогло ему сэкономить на этом двадцать пять процентов жалования.

Но Сибилла не собиралась спорить по поводу зарплаты: у нее просто не было выбора. Она сказала себе, что это временное явление, что она не удовлетворится такими деньгами и не успокоится, пока не будет получать столько же, сколько получал бы на ее месте мужчина.

«Никому не давай ни малейшего шанса прийти к каким-то другим умозаключениям относительно себя, кроме тех, которые ты считаешь нужными». Она сделала свой первый вывод: она никому не позволит считать себя дешевкой.

– Я запомню, – сказала она Эндербаю. – Благодарю за хороший совет.

Она прочла в его глазах удивление, и он сказал:

– Какой великодушный ответ, чтоб мне провалиться!

Затем после небольшой паузы он неохотно повернулся к двери:

– Познакомься с новым местом. Если возникнут вопросы, можешь обращаться к любому. Чем выше у тебя будут требования, тем больше к тебе будет уважения. Будь решительной и требовательной.

Он ждал, когда она улыбнется, но так и не дождался. Наоборот, лицо ее приобрело задумчивое выражение.

– Завтра в восемь состоится редакционный совет «Обзора событий в мире», – прогрохотал он – Я жду твоих критических замечаний и предложений.