Вдруг Шарон вылетает в коридор и, раскрасневшаяся, орёт на меня:
— Оззи, ты долбаный дебил!
И хлоп!
Шарон вела мои дела практически в одиночку, когда мы готовили тур в поддержку «Blizzard of Ozz». Впервые в моей карьере всё было тщательно запланировано. В самом начале она сказала:
— Есть два пути, Оззи. Мы можем играть у кого-нибудь на разогреве, как «Van Halen», или выступать самим, но в менее вместительных залах. Я предлагаю начать именно с малых залов, благодаря этому у тебя всегда будут аншлаги, а когда люди увидят, что все билеты проданы, еще больше захотят пойти на твой концерт. И потом, ты с первого дня будешь главной звездой вечера.
Оказалось, что это была гениальная стратегия.
Куда бы мы ни приезжали, залы были набиты битком, а на улице стояли очереди.
Честно говоря, мы тоже пахали в поте лица. Это был мой шанс и я знал, что второго не предвидится. Знала об этом так же и Шарон, и мы не пропустили ни одной радиостанции, ни одного телеканала, ни одного интервью. Не брезговали ничем. Мы считали каждый проданный билет и диск.
Я заметил, что если Шарон поставит себе какую-то цель, если хочет чего-то достичь, то прёт напролом как паровоз, вырывая зубами и когтями нужный результат. Если что-то задумает, её не остановить. Если бы Шарон постоянно не толкала меня вперед, весьма сомневаюсь, что я достиг бы такого успеха. Собственно, не сомневаюсь, а знаю наверняка.
Шарон не позволяла себе ни на минуту расслабиться. Так её воспитали и это у неё в крови. Она рассказывала, что её семья или пила из рога изобилия или сидела на бобах. В один день, был «Роллс-Ройс» и цветные телевизоры в каждой комнате, а на следующий день они должны были прятать машину, а телевизоры отбирал банк. Сегодня на коне, завтра — уже под ним.
В денежных делах я никому так не доверял, как Шарон. Главное, что она рядом, я ведь ничего не смыслю в контрактах. И хочу, чтобы так и осталось, потому что не переношу подлянок и подковёрной борьбы.
Но Шарон разбиралась не только в деньгах. Так же могла изменить мой образ. При ней я мигом избавился от моего отстойного тряпья времен «Black Sabbath». Однажды она мне сказала:
— Когда из Лос-Анжелеса приехала мама Рэнди, то приняла тебя за техника.
Потом Шарон отвела меня к парикмахеру, который осветлил мои волосы.
В 80-х нужно было выглядеть соответственно. Люди над этим смеются, но если сегодня пойти на концерт, порой не различишь, кто выступает, а кто зритель, все, бля, на одно лицо. По крайней мере, выходя на сцену, человек выделялся большой блестящей прической.
Думаю, мои сценические костюмы стали такими шокирующими, что люди начали меня считать трансвеститом. Я носил брюки из спандекса и длинные плащи, усыпанные блёстками. Мне не стыдно за шмотки, а только за то, каким я был толстопузом — жирным, пьяным, пожирающим пиццы, придурком. Вы бы видели мою рожу, она не помещалась на фотографиях. Ничего удивительного, если принять во внимание, сколько «Гиннесса» я глушил каждый день. Поверьте мне на слово, один бокал заменит три обеда.
Во время этого тура я познакомился ещё с одним человеком, которому полностью доверяю: с Тони Деннисом. Этот парень из Ньюкасла появлялся практически на каждом моем концерте. Была середина зимы, а он носил поверх футболки обычный джинсовый пиджачок. Наверняка, отморозил задницу, пока стоял в очереди. Он посмотрел уже столько концертов, что я начал его пускать бесплатно, хотя ни хера не мог понять, что он бормочет. Поскольку говорил Тони невнятно, с таким же успехом он мог называть меня пиздой.
Во всяком случае, мы в Кентерберри, на дворе минус пять, и я его спрашиваю:
— Ты как добираешься на концерты, Тони?
— Афтофтопом, фтарик.
— А где ты спишь?
— На вокзалах. В телефонных будках. Де придёфа.
— Вот, что я тебе скажу! — говорю я. — Если будешь заниматься нашим багажом, у тебя будет комната.
И с тех пор он всегда со мной, этот Тони. Практически член семьи. Исключительный парень, прекрасный человек. Он смекалистый и я могу на него положиться. Его не пугают никакие трудности. Я ему безгранично доверяю. Могу оставить при нём на столе кучу денег, прийти через два года и они будут лежать на том же месте. Он присматривал за моими детьми в лихую годину. Они до сих пор называют его дядя Тони. А все потому, что однажды вечером в Кентеберри, я спросил его, чем он добирается на концерты.
После нашей первой ночи в отеле напротив «Shepperton Studios», я и Шарон самозабвенно трахались. И нам было мало. Мы ни от кого не прятались. Все вокруг знали, что творится. Бывали такие ночи, когда Шарон выходила в одни двери, а Телма входила в другие. Я разрывался между двумя женщинами и был измотан. Не знаю, как французы с этим справляются. Порою, когда со мной была Шарон, я называл ее Тарон, что неоднократно заканчивалось синяками под глазом.
Конечно, сейчас, спустя столько лет, понимаю, что мне нужно было уйти от Телмы.
Но я не хотел этого делать из-за детей. Знал, что если дойдет до развода, то пострадают в первую очередь они, потому что дети тяжело переносят развод родителей. Мысль о расставании с детьми была для меня невыносимой. Боль была страшной.
С другой стороны, до встречи с Шарон, я понятия не имел, что значит влюбиться, несмотря на то, что это было не совсем романтичное приключение. У меня была семья, Шарон должна была смириться с ролью третьей лишней и в самом начале пила наравне со мной. Когда мы не трахались, то дрались, а если не дрались — значит бухали. Во всяком случае, мы были неразлучны, просто не могли друг без друга. На гастролях мы всегда жили в одном номере, а если она куда-то уезжала по делам, я часами висел на телефоне, рассказывая, как сильно её люблю и жду не дождусь, когда мы свидимся вновь. Нечто подобное со мной случилось впервые. Положа руку на сердце, могу сказать, что понятия не имел о том, что такое любовь, пока не повстречал Шарон. Раньше, путал любовь с безрассудной страстью. Но потом понял, что любовь — это не только гимнастика в постели, но и ощущение пустоты, когда любимый человек далеко. А когда далеко была Шарон, я не находил себе места.
Но чем больше я в неё влюбился, тем больше понимал, что дальше так продолжаться не может. В какой-то момент подумал, что получится усидеть на двух стульях: и семью сохранить, и любимую женщину. Но давление было велико и мне пришлось чем-то пожертвовать. На Рождество, по окончании английской части тура, я рассказал обо всём Телме. На пьяную голову решил, что так будет лучше. Идея оказалась хреновой.
Телма взорвалась как граната, выгнала меня из дому, и сказала, что ей нужно всё обдумать.
А потом в мои дела вставил свой пятак Дон Арден. Позвонил Телме, вытащил её на встречу в Лондон, где проинформировал, что отныне мои дела будет вести его сын Дэвид, благодаря чему, я перестану видеться с Шарон. Правда была такова, что он наложил в штаны от страха, ведь Шарон могла уйти из «Jet Records», открыть собственный бизнес, а он потеряет на этом состояние, особенно, если она заберет с собой и меня. Позже, именно так и поступила. Но Дон мог бы предвидеть: если Шарон поставила себе задачу, то добьется этого во что бы то ни стало. А если кто-то попытается ей помешать, она ещё больше закрутит гайки.
Дэвид не продержался и пяти минут.
Перед отъездом в американский тур в поддержку «Blizzard of Ozz» в апреле 1981 года, мы вернулись в «Ridge Farm» и записали «Diary of a Madman». До сих пор удивляюсь, как нам удалось так быстро управиться. Мне кажется, что мы провели в студии не больше трех недель.
Во время записи все жили вместе в маленькой зачуханной квартирке. Никогда не забуду, как однажды утром проснулся и услышал обалденный акустический рифф, который доносился из комнаты Рэнди. Я влетаю к нему в одних трусах, а он сидит там с каким-то чопорным учителем классической музыки, у них, типа, урок.
— Что это было? — спрашиваю, а учитель пялится на меня как на лохнесское чудовище.