Я принял подсвечник с двумя рожками из рук женщины и прошел в гостиную. Храп разносился из кресла, стоявшего у окна. Дородный господин лет пятидесяти спал, запрокинув голову на спинку. Пышные усы трепетали при каждом выхлопе из открытого рта. Свет упал на его физиономию. Он перестал храпеть, пошлепал губами, веки его дрогнули, глаза приоткрылись – сперва щелочками, затем шире, и гость разразился криком:

– А-а! Что-о?! Что за напасть?!

Он попытался вскочить, но, только забавно подпрыгнув, вновь плюхнулся в кресло и перекрестился.

– Простите, сударь, с кем имею честь? – спросил я.

– Полковник Парасейчук, – заспанным голосом представился он. – А вы верно действительный статский советник граф Воленский?

– Честь имею, – я кивнул.

– Что же вы, ваше превосходительство, так из темноты-то меня напугали? – промолвил он.

Я отступил в сторону, и он поднялся из кресла. В окне я заметил отражение своего лица между двумя свечами – испуг полковника оказался вполне простителен.

– Я откомандирован к вам для поездки в Москву, – произнес полковник.

– В Москву отправляемся завтра, – сказал я. – А пока вам будет сподручнее переместиться на диван. Засим, сударь, оставляю вас до утра.

Я удостоил полковника легким поклоном и направился было в спальню, но вдруг в дверь постучали.

Надворный советник Косынкин крайне изумился тому, что отворила ему дворничиха.

– А где же ваш камердинер? – Косынкин огляделся по сторонам, словно предполагал, что не заметил французишку в каком-нибудь углу.

– Я отправил его в Москву, – сказал я.

– В Москву?! Одного?! – вскинул брови Вячеслав Сергеевич.

– Что же тут странного?! Он же не ребенок, – ответил я.

– Да это ж небезопасно! Вы не представляете себе, что творится сейчас на дорогах! Народ творит самосуд, иностранцев убивают, а тем паче он француз! В умах людей нынче француз синоним шпиону!

– Надеюсь, доберется невредимым, – буркнул я, уже пожалев, что отправил Жана одного. – А вы?..

– А я собственно никакого дела не имею. Просто пришел проведать, узнать, не нужно ли чего? – сказал Косынкин.

– Очень даже нужно! Нужно! – обрадовался я. – Вот что, Вячеслав Сергеевич, а не достанете ли вы для меня верховую лошадь? А лучше двух.

– Верховую лошадь? – он удивился.

– Я, признаться, сильно задержался в Санкт-Петербурге. Верхом до Москвы доберусь быстрее и хоть как-то наверстаю упущенное время.

– Но это же…

– Знаю, далеко. Думаю, дня за три доберусь.

– Что там Парасейчук? – хмыкнул я, пробудившись утром, и вышел в гостиную.

Полковник поднялся из-за стола. Всю его грудь закрывали награды. На меня он смотрел со столь преувеличенным воодушевлением, словно верил, что сейчас я отдам распоряжение, и ему, после того, как он потрудился встать, останется еще повернуться, чтобы получить новый орден за как-то сам собою случившийся подвиг.

– Отдыхайте пока, сударь, – сказал я. – У меня остались еще кое-какие дела в Петербурге.

– А в Москву? Когда же мы поедем в Москву? – с разочарованием спросил он.

– Сегодня же и поедем, – ответил я. – А вы вот что, сударь, узнайте-ка пока, где этот господин сейчас проживает и чем занимается?

Я выдал полковнику «Санкт-Петербургские ведомости» и показал на объявление Христиана Венстера.

Я предполагал, что граф Аракчеев заставит меня долго ждать в приемной. Но Алексей Андреевич принял меня незамедлительно и встретил с доброй улыбкой, чего уж я никак не ожидал.

Десять лет назад я по воле случая оказался вовлечен в историю, распутать которую до конца мне не позволили. И я до сих пор сомневаюсь: правильно ли поступил, что сдался? И что получилось бы, раскрой я тогда весь механизм готовившегося заговора? Следы вели к графу Аракчееву. И я верил, что карьера Алексея Андреевича прекратилась бы навсегда.

Тогда верил, а ныне, когда государь устраивает бал в доме убийцы императора Павла и назначает этого убийцу начальником главного штаба армии17, я полагал, что и самые неприглядные факты не помешали бы Аракчееву подняться на вершину власти. Этой мыслью я и оправдываюсь перед собой за то, что десять лет назад уступил.

Прямого столкновения с графом Аракчеевым не произошло. Но он безусловно знал: когда его приспешники затеяли заговор, чтобы привести Длинного18 во власть, на пути встал я, граф Воленский.

Теперь всемогущий вельможа улыбался, кажется, вполне искренне: обиды он не держал и полагал естественным объединиться перед лицом войны с Наполеоном.

Он протянул мне бумаги.

– Здесь необходимые документы и письмо де Санглену, – сказал он. – В Москве на Малой Дмитровке дом капитана Уварова занимает Германский легион. При нем же расположен и штаб Высшей Воинской полиции Первой Западной армии. Там и найдете Якова Ивановича.

– Благодарю вас, ваше высокопревосходительство. Я намерен сегодня же выехать, – промолвил я.

– Бог в помощь, милостивый государь, – ответил Аракчеев.

Его слова напомнили мне аудиенцию у генерал-губернатора Вязмитинова. Аракчеев словно из воздуха уловил мою мысль и сказал:

– Я слышал, Вязмитинов был крайне раздосадован, что вы не приняли предложения служить в министерстве полиции.

– Право, было незначительное недоразумение. Уверен, оно уладилось. Признаться, я не имею намерения и в Воинской полиции задержаться надолго. Выполню поручение его величества и сразу же в действующую армию!

– Между министерством полиции и Высшей Воинской полицией возникает естественная состязательность, – пустился в рассуждения Аракчеев. – И то, и другое ведомство ловит шпионов. Де Санглен действует более скрупулезно. Прежде чем доложить о поимке очередного злоумышленника, он добывает неоспоримые доказательства того, что тот и впрямь Наполеоновский агент, а не плод воображения какого-нибудь полицейского подпоручика.

– Вполне разумно, – произнес я.

– Да, но на поиск подтверждений уходит много времени. Люди Вязмитинова в таких случаях не церемонятся и потому о своих успехах докладывают чаще, – продолжил Аракчеев.

– Да, но в ходе дознания всплывет подтасовка, – сказал я.

Граф Аракчеев потускнел и с видом уставшего божества сказал:

– Ну, это если будет, с кем вести расследование.

Несколько секунд Аракчеев молчал, ожидая, чтобы я осмыслил его слова, затем добавил:

– Вот потому-то его величество и поручил розыск вам. Государь хочет знать наверняка, что нашли и арестовали именно этого Наполеоновского агента, а не выдали очередной труп за шпиона.

Возле дома стучали копытами и злобно фыркали два жеребца, светло-серый с кофейного цвета пежинами и гнедой. Надворный советник Косынкин дожидался в квартире. Я прервал разгоревшийся между ним и полковником Парасейчуком спор. Судя по раскрасневшимся физиономиям, вопрос оказался животрепещущим.

– Вот, ваше превосходительство, а вы как считаете? – кинулся ко мне Косынкин в расчете обрести союзника.

– Я, простите великодушно, не знаю предмета вашей дискуссии.

– Только что поступили новости! – с воодушевлением начал Вячеслав Сергеевич. – Новая победа графа Витгенштейна…

– Какая же это победа? – пробурчал Парасейчук.

– А что же, по-вашему, победой может считаться только успех в наступательном деле?! – выпалил Косынкин и повернулся ко мне. – Баварская дивизия атаковала корпус Витгенштейна. Но мы не уступили! Баварцам дали отпор! Троих офицеров и сто пятьдесят солдат взяли в плен!

– Видите ли, Витгенштейн долго у Белого не продержится, – заявил полковник Парасейчук. – Когда вся армия отступает, невозможно малой ее части держать оборону!

Сводки из корпуса генерал-лейтенанта графа Витгенштейна разительно отличались от удручающих сообщений о действиях всей остальной армии. Барклай-де-Толли отступал, Багратион проклинал Барклая, но подчинился отступательной тактике. И в это время граф Витгенштейн с завидной постоянностью громил противостоявший ему корпус маршала Удино.