Вскоре, в марте 1598 года, появилась окружная грамота Патриарха Иова — провести трехдневные благодарственные молебны по всей стране в связи с восшествием на престол Бориса Годунова.

Новый Царь вёл себя чрезвычайно осторожно и деликатно, прекрасно понимая, что ему теперь надо сдавать чуть ли не каждодневно трудный экзамен на свою «достойность». В Москву он въехал 26 февраля, где его встречало множество народа с хлебом-солью и богатыми дарами: соболями, жемчугом, кубками, золотыми и серебряными блюдами. Он же ничего не принял, кроме хлеба-соли, сказав, что богатство ему приятнее у людей, чем в казне государевой. В храме Успения в Кремле состоялась торжественная литургия, и Патриарх вторично благословил Бориса Фёдоровича на Царство.

Затем Третий Царь молился в Успенском и Архангельском соборах, приложился и к иконам и коленопреклоненно отдал дань уважения и памяти могилам правителей Земли Русской. Затем вернулся на жительство в Новодевичий монастырь; в царские хоромы в Кремле Борис Годунов переехал только в апреле 1598 года.

Годунов был невероятно деятельным; на Москве такого усердного правителя ещё не знали. Даже Н. М. Карамзин вынужден был признать, что Борис Годунов занимался делами «с отменной ревностью, и в кельях монастыря и в Думе, часто приезжая в Москву. Не знали, когда он находил время для успокоения, для сна и трапезы; беспрестанно видели его в совете с боярами и с дьяками или подле несчастной Ирины, утешающего и скорбящего днём и ночью». Просто принять подобное как данность Карамзин, конечно же, не мог, а потому, будучи рабом идеологической концепции, и заключил, что всё являлось «лицемерием.

Сразу же после воцарения встал и вопрос о совершении чина коронования, без чего правитель не имел права именоваться «Царём Боговенчанным, Помазанником Господним». Вполне возможно, что этот великий мистический акт «венчания с Россией» — коронование — состоялся бы вскоре после принятия престола. Но, как часто бывало в Отечественной истории, важные дела приходилось откладывать под воздействием «внешних обстоятельств».

Над Москвой опять нависла угроза вторжения со стороны ненавистных крымцев. Так почти всегда происходило: как только случались какие-то нестроения в управлении государством, как только возникали некие внутренние трудности и проблемы, то почти тотчас появлялись и закордонные пришельцы, желавшие поживиться за счёт Руси, а ещё лучше — вообще уничтожить эту ненавидимую всеми соседями Московию. Именно так дело обстояло и теперь.

Крымский хан Казы-Гирей^^\ потерпевший позорный разгром летом 1891 года, как только проведал, что власть в Москве «зашаталась», немедленно начал готовиться к походу. Очевидно, желание реванша, жажда мщения ему не давали покоя. Да и торговый промысел надо было поддержать: торговля русскими рабами была самым прибыльным занятием в Крыму.

По подсчётам русского историка В. И. Ламанского (1833–1914), в крымско-турецкий плен за период с XV по XVIII век было увезено не менее пяти миллионов человек! Цифра просто неимоверная, колоссальная, если учесть, что в середине XVI века численность населения Руси составляла около 8 миллионов. Набеги крымцев являлись страшным народным бедствием^^^. Так, только во время нашествия 1571 года была полностью сожжена Москва и ещё более 30 русских городов и поселений; в плен же было уведено более 60 тысяч невольников. Уместно добавить, что торговлей русскими рабами весьма деятельно занимались не только крымцы, но и «свободные»венецианские «негоцианты», имевшими тесные деловые связи с Крымом^^^.

Борис Годунов, как главный администратор при Фёдоре Иоанновиче, надеялся замириться с Крымом; без спокойствия на южных рубежах державы очень трудно было обеспечивать безопасность и благополучие страны. Русское правительство шло на уступки, надеясь на мир с Крымом, который находился в вассальной зависимости от могучей Турецкой (Османской) Империи.

Инициатива замирения исходила из Бахчисарая^^ Казы-Гирей писал Царю Фёдору о возобновлении дружбы и сообщал даже о своём намерении провозгласить полную независимость от турок, хотя крымцы одновременно и продолжали нападать на южные области России. Часто посылаемый султаном Мурадом III (1545–1595) в Молдавию, в Валахию, в Венгрию для усмирения взбунтовавшихся народов, Казы-Гирей, естественно, с разрешения султана в 1594 году заключил договор о мире с Царём Фёдором, получив от него 10 тысяч рублей и много других даров. Оставался в дружбе с Русским Царством до 1598 года.

Положение изменилось, когда в Стамбуле утвердился у власти кровавый тиран султан Мехмед III (1566–1603), прославившийся в истории тем, что, придя к власти, приказал убить девятнадцать своих единокровных братьев. Теперь все договоренности теряли всякое значение. И Хан решил нанести удар по Москве, считая, наверное, что мир был заключён с Царём Фёдором, а раз его нет, то и обязательств нет. Да и что там с этими «гяурами»^^^ «неверными» «недочеловеками» церемониться. Делай, как тебе нужно, как выгодно; Аллах ведь на стороне правоверных!

Борис Годунов не хотел войны и уже в марте 1598 года отправил с гонцом Хану послание с предложением продления мира. Однако скорого отклика не последовало.

Так как крымское войско — это конные соединения, то естественно, что вести военные действия на Севере, при обилии снега и холодов, такая армия не могла. Русские это прекрасно знали и всегда готовились к отражению крымцев, как только половодье завершалось. В Москве уже в феврале 1598 года точно знали, что Хан готовится к походу на Русь по «первой траве». Потому надо было спешить, собирать воинство, провиант, лошадей, фураж. Всем этим заботам полностью и отдался Третий Царь сразу же после воцарения.

К маю удалось собрать огромную рать. Существуют утверждения, что Русская армия насчитала до 500 тысяч человек. Подобная цифра кажется баснословной, учитывая, что общая численность населения России в тот период не превышала 12–13 миллионов человек. Но в любом случае армия была весьма многочисленной. Сколь же велика могла бы быть Крымская орда, неизвестно, но, учитывая предыдущие случаи, можно предположить, что она вряд ли насчитывала бы менее 100 тысяч.

Воинство под водительством Царя Бориса выступило из Москвы 2 мая 1598 года и расположилось большим лагерем под Серпуховом, на берегу Оки. Ненавидящий Годунова «Новый летописец» по этому поводу говорит: «После Великого дня (Пасхи. — А.Б.)не венчанный ещё Царским венцом, пошёл (Борис. — А.Б.)в Серпухов против крымского Царя со всеми ратными людьми; пришёл в Серпухов, и повелел со всей земли боярам и воеводам с ратными людьми идти в сход, и подавал ратным людям и всяким другим в Серпухове жалование и милость великую »^^^ Последняя обмолвка весьма показательна. Годунов всегда являл щедрость по отношению к служилым людям, вне зависимости от того, были они гражданского или военного звания.

Почти два месяца мощная русская армия во главе с Царём стояла на южных подступах к Москве. Татары, прослышав о несметном воинстве, не рискнули начать сражение. Вместо татарских, как называл их Карамзин, «разбойников» прибыли послы от Хана во главе с Алеем-мурзой. Царь принял их радушно, показал богатство и мощь Руси: более ста пушек палили целый день, и крымцы ещё на подъезде к ставке Царя были потрясены этим грохотом. У них ведь артиллерии не было. Эта история описана в «Новом летописце».

«Пришли же крымские послы, и поставили их от стана в семи верстах. А сам Царь Борис стоял не в Серпухове, а на лугах у Оки-реки, той ночью повелел Борис ратным людям стрелять по всем сторонам, и была стрельба всю ночь, ни на один час не умолкала. И на память святых Апостолов Петра и Павла^^^ были послы у Государя; и поставили пеших людей с пищалями от стана государева до станов крымских на семи верстах, а ратные люди ездили на конях. Послы же, видя такое множество войска и слыша стрельбу, ужаснулись...

Посланники уверили Царя, что Хан желает «вечного мира и дружбы » с ним, что нашло живой отклик у хозяев. Была составлена новая «союзная грамота», послов щедро одарили и отправили обратно уже вместе с русским представителями. С тех пор страх неожиданного крымского нашествия постепенно начал выветриваться из сознания русских людей.