— Даже если ты кого-то знаешь очень давно, это не значит, что тебе известна вся подноготная этого человека.

— Действительно, не значит. — Дальше она шла молча.

Минут через десять в сгущающемся тумане темной массой проступила хижина Эстерли. Окружавшие ее деревья стояли подобно привидениям в карауле у разрытой могилы. Калеб чуть не застонал вслух. Черт возьми, у меня развивается слишком живое воображение. Он никогда не позволял себе увлекаться игрой воображения, за исключением тех случаев, когда дело касалось бизнеса. Вне сферы бизнеса воображение было вещью опасной. Оно питалось эмоциями.

— Чем-то этот дом теперь пугает меня, — прошептала Сиренити, вглядываясь в хижину. — Всякий раз, когда прихожу сюда, сразу вспоминаю, как натолкнулась на тело Эмброуза у подножия этой лестницы, ведущей в подвал.

— Ничего удивительного. Такие воспоминания быстро не исчезают.

Калеб пошел впереди, направляясь в обход дома к заднему крыльцу. Поднявшись по ступенькам, он попробовал открыть дверь. Ручка не поворачивалась.

— Заперто? — шепотом спросила Сиренити.

— Да. — Калеб по крыльцу придвинулся к ближайшему окну. Попробовал нажать и почувствовал, что оно поддается нажиму. — Похоже, что Джесси не удосужилась проверить окна, когда запирала дом.

— Может, забыла.

— Или забыла, или шпингалет сломан. — Калеб толкнул окно, и оно открылось. В нос ему ударил затхлый запах. — Фу, как здесь застоялся воздух.

— Ничего удивительного. — Сиренити с беспокойством смотрела, как он проскользнул в зияющую темноту кухни.

— Порядок, давай теперь ты. — Калеб высунулся из окна, чтобы помочь ей.

Сиренити перелезла через подоконник и попыталась что-нибудь разглядеть в кромешной тьме.

— Я ничего не вижу.

— Нам придется добираться до лестницы в подвал ощупью. Я не хочу пользоваться фонариком, пока мы наверху. Кто-нибудь может заметить свет.

— По-моему, сюда. — Сиренити сделала несколько неуверенных шагов в чернильном мраке.

Прежде чем последовать за ней, Калеб провел рукой по нижнему краю окна.

— Я был прав. Задвижка действительно сломана.

— И могла оставаться сломанной не один год. Эмброуза нельзя было назвать хозяйственным мужиком. Ой!

— Что случилось?

— Нашла дверь в подвал. Врезалась в нее. Xорошо, что она оказалась закрытой.

— Ради всего святого, осторожнее. Не хватает еще, чтобы ты рухнула с этой лестницы.

— Не волнуйся. Ну вот, открываю.

Раздался скрип ржавых петель, и Калеб понял, что Сиренити открыла дверь. Он двинулся на звук. Его глаза уже начали привыкать к царившей в доме темноте. Он различал фигуру Сиренити у входа в подвал.

— Насколько я помню, слева должен быть поручень.

— Знаю. Уже держусь за него одной рукой.

Калеб нащупал поручень и первую ступеньку. Протянув руку назад, он закрыл за собой дверь. Потом ощупью же нашел на стене выключатель и щелкнул им. Вспыхнула голая лампочка на потолке и осветила мрачным светом пространство, в котором они находились.

— Так-то лучше. — Немного постояв на ступеньке ниже Калеба, Сиренити начала спускаться в подвал. Калеб последовал за ней.

— Ты говорила, что он располагал все в хронологическом порядке, а внутри каждого временного промежутка по фамилиям. Начнем с самых последних лет и будем двигаться назад.

— Что мы будем искать?

— Не знаю. Любое, что покажется странным, — сказал Калеб и вытянул первый ящик.

В начале их рискованного предприятия Сиренити была настроена весьма оптимистически, но полчаса спустя, когда они просмотрели три ящика, она стала терять надежду. Она дошла до середины ящика, помеченного буквой "П" и все еще не обнаружила ничего необычного.

— Эти досье — просто фантастика, — сказал Калеб, выдвигая ящик с обозначением «Т — Ф». — Я начинаю менять свое мнение об Эстерли. Он не только был потрясающим фотографом, но и знал толк в ведении и хранении документации. Ты имеешь представление о том, какая это редкость — хорошее делопроизводство? Невозможно сосчитать, сколько я видел предприятий и компаний, попавших в неприятное положение из-за паршивого ведения документации.

Сиренити замерла.

— Что ты сказал?

— Что Эстерли вел отличные досье. — Калеб нахмурился, внимательно просматривая открытую папку.

— Я не об этом. — Сиренити так обрадовалась, что потеряла то место в ряду коричневых папок, где остановилась. Ведь единственными работами Эмброуза, которые Калеб вообще видел, были те снимки, для которых она позировала. — Что ты имел в виду, когда сказал, что он был потрясающим фотографом?

Не отрываясь от методического просматривания папок, Калеб сказал:

— Если судить по тем твоим фотографиям, он… Черт побери!

— Что такое? Что ты нашел? — Сиренити заглянула ему через плечо.

— Мне надо было начать прямо с этого ящика. Наверно, это показалось мне просто слишком очевидным.

Сиренити уставилась на папку, которую он держал в руке На ярлычке было написано: «Вентресс».

— Вот это да. Теперь все встает на свои места, не так ли? Фамилия Вентресс не такая уж распространенная, по-моему.

— По-моему, тоже. — Калеб выдернул папку из ящика и раскрыл ее. Его глазам предстала одна-единственная подшитая бумажка. — Будь все проклято.

— Это запись о продаже, — прошептала Сиренити.

— Набора фотографий Франклину Вентрессу. За пять тысяч долларов.

— Боже милосердный. — Сиренити вытянула шею, чтобы лучше видеть. — Какое там стоит число?

— Двадцатое октября. — Взгляд его глаз стал жестким. — Буквально за пару дней до того, как ты пришла ко мне в офис подписать контракт и небрежно упомянула вскользь, что тебя шантажируют.

— И совсем не небрежно, — возразила Сиренити. — Просто я тогда не думала, что это так важно. Откуда мне было знать, что ты на стенку полезешь, когда узнаешь эту новость?

— Не будем снова начинать этот спор. — Калеб закрыл папку. — Пошли. Уходим отсюда. — Он задвинул ящик и пошел к лестнице.

— Тем лучше. — Сиренити захлопнула свой ящик с досье и поспешила за ним.

Наверху лестницы Калеб опять щелкнул выключателем, снова погрузив подвал в темноту. Потом открыл дверь и пропустил Сиренити в полную густых теней кухню.

Она ощупью нашла дорогу к открытому окну. Когда она подошла к нему вплотную, Калеб взял ее за талию и подсадил на подоконник.

Сиренити перекинула ноги через подоконник и соскочила на заднее крыльцо. Она отбросила упавшие ей на глаза волосы и натянула на голову капюшон, пока Калеб выбирался наружу. Он сунул папку за пазуху и тронул ее за руку.

— Пошли.

Понукать Сиренити не потребовалось, она не отставала от него. Они быстро спустились с крыльца и погрузились в освещаемый луной туман.

— Никак не могу взять в толк, — сказала Сиренити, — почему на записи о продаже снимков твоему дяде проставлено двадцатое число? Ведь он, кажется, сказал тебе, что получил их позавчера.

— Да. — Это слово вышло злым и острым, как бритвенное лезвие. — Так он мне сказал.

— Но ведь сначала стали шантажировать меня, — продолжала Сиренити. Ей было трудно сохранять ясность мысли, потому что Калеб шел очень быстрым шагом. Она начала задыхаться. — Я получила отпечатки снимков и записку с угрозами в отеле утром двадцать третьего. Если Франклин уже купил снимки у Эмброуза, кто же тогда прислал мне копии?

— Хороший вопрос. Один из многих вопросов, которые я хочу задать Франклину.

— Ты думаешь, они у него были с самого начала? Но какой в этом смысл, Калеб?

— Думаю, смысл есть, — резко ответил он.

— Сейчас не время напускать на себя таинственность и говорить загадками, — с упреком сказала Сиренити. — Ты не Шерлок Холмс, а я не доктор Ватсон. Я хочу получить ответы на вопросы, Калеб.

— Я тоже. И я их получу.

До Сиренити вдруг дошло, что он в ярости. Его ярость казалась еще страшнее оттого, что он ее так сильно подавлял и сдерживал. Она еще не видела его таким никогда, даже в тот день, когда сказала ему, что кто-то пытается ее шантажировать с помощью набора фотографий, где она фигурирует обнаженной.