— Славик, родной, да, это я тебя беспокою, здравствуй… Не мог бы ты ко мне подъехать прямо сейчас? Или чуть попозже?

— Нет, пожалуй. Сейчас совещание, приехали наши коллеги из Италии, потом иду с ними к министру… Часа через три, как освобожусь, я перезвоню, хорошо?

Лев Семенович положил трубку и весело взглянул на шурина.

— Отдыхай! — сказал он. — Тебе предстоят трудные дни. А я пока поработаю за всех вас. На наше общее благо.

Он проводил Корягина до дверей, хлопнул его по плечу, постоял, пожевал губами, вопросительно глядя на Таню.

— Ты хочешь о чем-то меня спросить? — Она подняла на него глаза от своих бумаг.

— Вадим больше не звонил?

— Нет, но если хочешь, я сейчас с ним соединю, — сказала она, не отводя от него внимательного взгляда.

— Да нет, в общем… — замялся он. — Лучше другое скажи. Что ты о нем думаешь?

— Не валяй дурака, — сказала она. — Если ты его в чем-то подозреваешь, ни в коем случае не показывай этого ни ему, никому другому, пока сам во всем не убедишься. Ты его чем-то насторожил или обеспокоил. Притом что он так много для тебя сделал. А в последние дни он ходит как в воду опущенный… Лева, Вадим тебе всегда был предан, но он может быть и опасен, если сочтет, что его самого предали.

— Если еще позвонит, пусть сразу приезжает, — решил Разумневич. — Я буду у себя. И принеси мне боржоми, что ли. А что делать? Буду его пить, пока почки не отвалились… — И взялся за поясницу.

— Что, опять? — спросила она с тревогой, встав из-за стола.

— Не опять, а снова! — ответил он. — Только похолодней принеси. Пусть в морозилке полежит.

Едва он вернулся в кабинет, Таня сразу набрала телефон Вадима.

— Вадик, только я тебе ничего не говорила. Он сейчас освободился и сидит весь надутый, как мышь на крупу, и ждет, чтобы ты ему позвонил. Какая кошка между вами пробежала?

— Откуда мне знать? — хмыкнул Вадим. — Я сам хотел об этом спросить.

— Я ничего не знаю и знать не желаю. Поэтому перезвони, как только сможешь.

Вадим отключил мобильный и взглянул на собеседника, лысоватого увальня, сидевшего напротив. Между ними стояли три пустые бутылки «Балтики» третий номер и недопитая бутылка «Гжелки».

Они находились в небольшом кафе напротив Рижского вокзала. Пара качков из охранного агентства Миши и охранник Вадима сидели поодаль за разными столиками и пили пиво, не глядя друг на друга.

— Ну, ты меня понял, — сказал Вадим, наливая еще по одной. — Миша, мне о тебе много говорили хорошего, и я сам вижу, что мы с тобой оба нормальные мужики. У тебя охранное агентство и у меня охранное агентство. Значит, поймем друг друга. И мы останемся нормальными мужиками, пока не начнем шестерить на других. Я правильно говорю? Так выпьем за то, чтоб те, другие, шестерили на нас. Ты согласен?

— Ну, согласен… — сдержанно кивнул Миша, чокаясь. — А клиент тут при чем?

— Запомни. Это не клиент. Это — легавый.

Вадим достал фотографию Германа Шестакова и пододвинул ее к Мише.

— Он опаснее любого мента, раз работает «важня-ком» в прокуратуре. И хорошо, сука, работает. Ударник труда. И сейчас этот ударник копает под меня и наших общих друзей. Они-то, кстати, и познакомили меня с тобой. И они мне сказали, типа, не ссы, Миха свой парень, он не подведет. А тебе что сказали про меня?

— То же самое… Я, в натуре, только не понял: чего от меня требуется?

— Вот видишь… А мне еще сказали: мол, Миха тебе поможет. А Миха следаку помогает. Сканеры разные ему дает, чтоб наши закладки найти. Верно? Ведь давал, а?

— Я не шестерю… — набычился Миша. — Я Геру с детства знаю.

— Шестеришь, родной… — покачал головой Вадим. — Чтоб не трогали тебя и твою лицензию. А вот помочь нашим общим друзьям не хочешь…

— А чем? — спросил Миша. — Конкретно можешь?

— Ладно. Попробую. Для начала ты дашь мне этот сканер, что он у тебя берет. На пару часиков. И я его тебе верну в целости и сохранности. И все! Даже кое-что от себя туда добавлю. Микрофончик, например, небольшой такой, с передатчиком, который еще меньше. Только в микроскоп можно разглядеть. Таких в России всего три. — Вадим растопырил три пальца. — Один у ФСБ, второй у меня, третий будет у тебя. Ты понял? И когда он снова попросит сканер, дашь его, как и раньше давал. Он ничего не узнает. А микрофончик этот потом себе оставишь. В знак моей и наших общих друзей признательности. Шестаков ведь тебе верит, говоришь? Как старый друг и постоянный клиент?

— Да верит… — Миша поскреб в стриженом затылке. — Рядом, говорю, жили. В футбол вместе играли.

— Тем более! — воскликнул Вадим. — Чего он узнает? Он же проверять тебя не будет? Ну что, по рукам?

Вадим приехал к Разумневичу через час. Пытливо взглянул на хозяина:

— У вас есть какие-то секреты, которые не для меня? — спросил он, едва поздоровавшись.

— У меня — нет, — категорически заявил Разумневич. — Сегодня я был занят чисто финансовой деятельностью, в которую тебе не обязательно вникать. К безопасности фирмы это не имеет никакого отношения. Так, что там у тебя? — спросил он, когда Вадим достал миниатюрный магнитофон.

— Запись интересных разговоров, которую я сделал в кабинете маэстро Полынцева. Будете слушать?

— Как это ты умудрился записать? — не понял Разумневич.

— Когда я у него извлек закладку Белявского…

— Помню, помню, он у меня об этом просил… — сощурился Разумневич.

— …вместо нее я поставил свою.

— Это ты это сделал уже без моей санкции.

— Но в полном соответствии с вашим тезисом о свободе инициативы на местах… — хмыкнул Вадим. — Кстати, микрофон от Разумневича получше будет, чем от Белявского. А литиевой батареи хватит на полгода.

— Что, такая батарея может целых полгода работать? — недоверчиво сощурился босс.

— Он включается от звука человеческого голоса, — терпеливо сказал Вадим. — И отключается, когда становится совсем тихо. Кажется, уже объяснял. А что касается вашей санкции, считайте, я угадал. Это входит в обязанности «шестерок» — угадывать пожелания пахана, не так ли? Неужели вам не хочется послушать голос вашего бывшего подельника, ныне заклятого друга и верного врага?

— Ну почему не хочется? — Лев Семенович пожал плечами. — Наверняка там есть что-то интересное. Включи, раз уж принес. Пиво, кстати, будешь? Холодное.

— Лучше боржоми, — сказал Вадим. — Пиво я сегодня уже пил.

— И ведь не только? — еще больше сощурился Разумневич. — Сивушный запах ничем не отобьешь.

— Да, пил. На чисто деловом свидании. Там без этого было нельзя…

— От тебя, кстати, несет «Балтикой», — принюхался олигарх. — Третьим номером.

— Да, пришлось лакать «Балтику». Раньше, когда я у вас был в фаворе, вы всегда для меня держали «Праздрой». Я к нему привык, тем более его пьет вся ваша охрана под моим руководством… А теперь вам для меня стало жалко бутылочку-другую?

— Нет, дорогой… — вздохнул Лев Семенович. — Мне ни для кого не жалко то, что вредно для моего организма. Ты включай запись, не томи, а я сейчас скажу Тане, и она тебе принесет твой любимый «Праздрой».

— …Эдик, дорогой, ты меня знаешь столько лет… — услышали они голос режиссера Полынцева. — И мне всегда казалось, что между нами могут быть только самые доверительные и добрые отношения. И что я вижу? И что слышу? Я вижу какую-то прослушку, или закладку, с помощью которой ты, оказывается, прослушивал все мои разговоры именно здесь, в святая святых моего театра! А зачем? Эдик, тебе ли меня остерегаться?

— Петя, ты все сказал? — послышался голос Белявского. — И это ты говоришь мне о моем недоверии? Давай уж начистоту! С чего ты взял, что это моя прослушка? На ней это было написано? Стояла моя подпись или личное клеймо? Ты не допускаешь, что ее установил тот, кто потом сам же ее нашел, чтобы нас с тобой поссорить? И добиться от тебя подписи под петицией в свою же защиту?

— Вот сволочь! — восхищенно пробормотал Лев Семенович во время томительной театральной паузы. — У Эдика учиться и учиться. И останешься в дураках.